– Прекрати, Анна, – шептал он ей в ухо. Наконец она угомонилась. На всякий случай Джон одной рукой держал ее за запястья обеих рук, а другой убрал лист папоротника, который она пыталась сдуть подальше от своего лица.
– Спасибо, – мрачно сказала Анна.
– Можно подумать, – продолжал оправдываться Джон, прижимаясь обнаженным телом к ее благоуханной плоти, распростертой под ним, – ты всерьез верила той чуши, которую говорила на Оксфордской дороге о любви к тому великолепному мужчине, каким я был, и что больше ты не нуждаешься в животной любви и наслаждениях.
– Я говорила искренне, – сквозь зубы процедила Анна.
Тут Джон запечатлел на ее губах страстный поцелуй, от которого все ее тело затрепетало. Возмущенная, она все же попыталась укусить его, а он в отместку слегка прикусил ее нижнюю губу.
– Признайся, кокетка, что ты просто хотела верить своим словам.
Она сжала губы, а ее глаза, полные гнева и освещенные луной, метнули в него зеленые молнии.
– Мне следовало знать, что такой грубый шутник, как ты, не понимает нежных чувств… – Голос Анны дрогнул.
– Мученицы, – договорил за нее Джон и снова стал ее целовать. На этот раз ему показалось, что губы ее потеплели и стали податливее.
– Прошу прощения за то, что я полноценный мужчина, без малейшего изъяна, – сказал Джон и посмотрел Анне в лицо, пытаясь сохранить серьезность, хотя отлично понимал абсурдность ситуации. – Прошу простить меня за то, что я разочаровал тебя, моя дорогая Анна, – продолжал Джон с притворным огорчением.
Она, уязвленная, покачала головой.
– Разумеется, я не разочарована. Как ты можешь так говорить? Я очень страдала. А теперь отпусти мои руки, – произнесла она после паузы:
Джон вытащил ее из воды и потянул на берег, где оставил свою одежду. Он расстелил свою рубаху на мягких молодых папоротниках и сел на нее. Анну охватила легкая дрожь, хотя было тепло. Анна стыдливо сомкнула колени и скрестила руки на обнаженной груди.
– Как тебе это удалось?
– Я откупился от них твоим изумрудным кольцом, моя прекрасная Анна, и они использовали член какого-то бедняги в качестве доказательства.
Анна содрогнулась.
– Эдвард был так уверен.
Джон с мрачным видом кивнул.
– Лорд не допускал мысли о том, что его слуги и простолюдины посмеют не подчиниться его воле.
Анна взяла его руку в свои.
– Как ты мог подумать, что я разочарована тем, что ты избежал столь ужасного бесчестья? Я просто старалась быть мужественной, и теперь мне надо привыкать…
– Привыкать? – ухмыльнулся Джон. – Я позабочусь, чтобы ты не перестаралась, Анна.
Анна выпустила его руку.
– Возможно, через несколько месяцев, а может быть, недель, я смогу простить твой обман.
Охваченная желанием, Анна не могла больше притворяться. Одежда – это преграда между мужчиной и женщиной, а без этой защиты она не могла скрыть томление своего тела по нему. Лицо ее запылало, кровь, раскаленная добела, заструилась по жилам. Анна, как зачарованная, наблюдала за пальцами Джона, барабанившими по коленям, он буквально пожирал ее взглядом.
Но просто так сдаться после его обмана она не могла. И решила начать издалека.
– Помнишь, как было на барже после твоей болезни? – спросила Анна.
Джон не кивнул в ответ, не покачал головой, но не сводил с нее глаз.
– Я говорила тебе, – продолжала Анна, – что решила отказаться от своего высокого происхождения и обета целомудрия.
– Говорила, – ответил Джон. – И я подумал, что мне нечего тебе предложить, кроме позорной смерти преступника.
Неожиданно рука Джона скользнула под ее влажные волосы на затылке. Он не старался приблизить ее лицо к себе, однако Анна почувствовала, что в любой момент такое может произойти, и чуть подалась к нему, чтобы это предотвратить.
– Ты должен отдавать себе отчет в своих действиях, – произнесла Анна, но в ее голосе прозвучало томление, когда он ладонью накрыл ее грудь.
Его палец поиграл с ее соском, потом он поцеловал ее. Анна задрожала.
– Тебе холодно? – спросил Джон, лег рядом с ней и прижал ее к своему теплому телу.
Дыхание его участилось. Или это было ее дыхание?
– Мне никогда еще не было так тепло, – призналась Анна, не узнав собственного голоса.
Они лежали, не произнося ни слова, прижимаясь друг к другу, пока Джон не застонал и не навис над нею, опираясь на руки.
– Есть что-нибудь еще, миледи, что я могу сделать для твоего удобства? Если есть, вежливо попроси об этом.
Анна приподнялась и потянулась к нему.
Он нежно, но настойчиво поцеловал ее, и тело ее потребовало большего, но леди не могла об этом просить. Или могла? Господи! Его лицо было таким прекрасным в лунном свете!
– Ты рада, – спросил он, – или огорчена, что я остался полноценным мужчиной?
– Рада, мой Джонни, – ответила Анна, – хотя иногда это, возможно, будет причинять неудобство.
Джон тихонько хмыкнул.
– Возможно, не потребуется нескольких недель, чтобы простить тебя, – сказала Анна и погладила его по спине.
– А точнее? – спросил Джон, еще крепче прижимая ее к себе в то время, как его губы нашли самые чувствительные части ее тела. Анна понимала, что Джон подтрунивает над ней, но ее это не волновало.
– Столько, сколько потребуется, чтобы знать наверняка, что я любима.
– Разве ты этого не знаешь, моя сладостная Анна?
Она заставила его замолчать поцелуем, почувствовала твердость его восставшей плоти на своем животе и забыла обо всем на свете.
Кровь гудела у Джона в ушах. Он проник пальцами в лоно Анны. Она на удивление умело вела себя для высокородной леди.
На несколько долгих минут Анна изогнулась, прижимаясь к Джону, и на этом речном берегу их жизни и тела слились воедино при свете луны. Джон вторгся в ее потаенное святилище и заполнил ее всю. Анна стонала, выкрикивая его имя, умоляя не останавливаться.
То, чего она так боялась по своей девической неопытности, властного вторжения в ее тело, оказалось чем-то совсем иным; В сладостный момент наслаждения она отдала ему всю себя, драгоценный дар, который никогда теперь не мог бы принадлежать другому мужчине, независимо от того, суждено ли ей было выйти замуж за Джона Гилберта. Она снова чувствовала себя цельной и счастливой.
Долгое время над освещенным луной прудом звенел крик. Неизвестно, исходил ли он от Анны, или от Джона, или от них обоих. Шло время, а они не могли разомкнуть объятий.
– Тебе все еще бывает больно, мой нежный ангел? – задыхаясь спросил Джон.
Анна слегка расслабилась, дыхание ее стало ровнее, но она все еще прижималась к Джону.
– Если это и боль, то самая сладостная, – ответила Анна. – Разве я не говорила, что ты самый лучший мужчина на свете?
– Значит, ты не жалеешь, что нарушила обет целомудрия?
– Да я давно забыла о нем, – ответила Анна.
Ее пальцы блуждали по его лицу, перебирали темные волосы, и Джона снова охватило желание.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81