«Мы похожи».
Самой Ванессе повезло. Теперь никто не узнал бы в ней бродяжку, совершившую дерзкий побег из тюрьмы. Смена прически, зубные протезы и набранный вес изменили ее внешность так, что никто не узнал бы в Ванессе Николс девушку, которая когда-то была жертвой тюремщиц-садисток.
Ванесса вспоминала 1985 год, когда Эбби нашла ее через тринадцать лет после памятного расставания на пустынном перекрестке в Нью-Мексико. Единственной ниточкой Эбби была мечта, о которой однажды рассказала Мерси. Она нашла Мерси (в ту пору уже Ванессу Николс), когда та сидела на смотровой площадке у моста Золотых Ворот и следила за тем, как на город наползает туман. К тому времени Мерси сменила имя, получила фальшивое удостоверение личности и свидетельство о рождении, днем мыла полы, а по вечерам ходила в школу. Она работала в большой больнице, убирала палаты, и в тот туманный день 1985 года, когда Эбби нашла ее, доросла до должности помощника заведующего хозяйственным отделом.
Эбби попросила Ванессу переехать к ней в Лос-Анджелес, сказала, что скучала по ней, что Ванесса – единственный человек на свете, которому она может доверять, единственная подруга, которая присутствовала при рождении ее ребенка. Ванесса находилась в таком же положении. Она была совершенно одинока. Народу вокруг много, а поговорить не с кем… Но она колебалась.
– Мы все еще в бегах, а если окажемся вместе, то шансов поймать нас будет вдвое больше.
– Наоборот, вдвое меньше, – поправила ее Эбби. – Потому что мы будем прикрывать друг другу спину.
С тех пор они так и стояли – спиной к спине.
Особенно сейчас. Когда Ванесса увидела взгляд Эбби, устремленный в окно, ее глаза наполнились болью. Она понимала, что на уме у той только одно: побежать к Сисси и Коко и выяснить, которая из них ее дочь.
– Эбби, – предупредила Ванесса, – не торопись. Ты идешь по канату. Одно неверное движение, и ты потеряешь все – этот курорт, свою дочь, свою свободу и даже жизнь! У тебя нет права на ошибку. И у стен есть уши. А тут еще этот чертов Джек Бернс, которому я не верю ни на грош. Эбби, ты ждала тридцать три года, так потерпи еще один день.
Когда Эбби отвернулась от окна и посмотрела на подругу, в ее глазах стояла такая боль, что Ванесса невольно отшатнулась.
– Разве мать может не признать свое дитя, даже если они никогда не встречались? – с жаром спросила Эбби.
– Знаешь, ни одна из них не похожа на тебя… – пробормотала Ванесса, прекрасно зная, что ее слова ничего не значат. Сестра Ванессы по имени Руби ничем не напоминала ни родителей, ни братьев и сестер, но зато была точной копией своей двоюродной бабушки со стороны матери.
– Дело не в этом, – сказала Эбби. – Я говорю об инстинкте. О том, что ты знаешь в глубине души.
– Ты уже придумала, как подойти к ним?
Что можно сказать дочери, которая не знает, что ее удочерили другие люди? Как она поведет себя, узнав, что ее удочерили незаконно, украв у родной матери, приговоренной к пожизненному заключению за убийство?
* * *
Джек Бернс зашел в павильон, где несколько уезжавших ждали воздушного такси. Веселые и оживленные, гости беседовали, смеялись, обменивались рукопожатиями и поцелуями с остающимися, ничем не напоминая отдыхающих в конце отпуска, обычно усталых и выжатых как лимон. Эти люди выглядели так, словно приняли сильный допинг. Впрочем, судя по широким улыбкам и мечтательным глазам (особенно у женщин), так оно и было.
Джек миновал главную площадь, прошел мимо вольеров с разноцветными экзотическими птицами и очутился у меньшего из бассейнов «Рощи»; окруженный скалами и густым папоротником, тот напоминал настоящую лагуну. Бернс неохотно признался, что он с наслаждением стащил бы с себя джинсы и кожаную куртку и нырнул в бассейн.
На травянистой полянке рядом с лагуной были расставлены шезлонги и столы. Люди прислушивались к словам мужчины в топе и шортах, чересчур громко рассказывавшего о том, как «манит красоток» недавно полученная им статуэтка «Оскара».
– Говорю вам, они просто млеют! Подходят к каминной полке, смотрят на статуэтку и спускают трусики. Так и тянутся к ней, ей-богу!
Джек знал этого человека. Ивар Магнуссон был знаменитым кинооператором и снимал блокбастеры, битком набитые спецэффектами. Он славился тем, что завязывал страстный роман с каждой исполнительницей главной роли и бросал ее после окончания съемок. Однажды он даже женился на звезде фильма-катастрофы, побившего все рекорды кассовых сборов, но сразу после премьеры развелся, заявив, что «она перестала быть героиней и снова превратилась в обычную женщину».
Джек уже хотел уйти, когда появилась официантка с подносом в руках. Один из мужчин протянул руку и попытался ущипнуть ее за зад. Девушка шарахнулась, потеряла равновесие и наклонила поднос.
Холодные напитки, лед и бумажные зонтики полетели во все стороны.
На колени Магнуссона вылился ледяной «май-тай». Оператор вскочил, схватился за ширинку и начал метаться из стороны в сторону, топча траву сандалиями за двести долларов.
– Дерьмо! – крикнул он официантке. – Из-за тебя все подумают, что я обоссался!
Вспыхнувшая официантка схватила со стола салфетку и попыталась вытереть его шорты.
– Отвали от меня, сука! – Магнуссон оттолкнул девушку с такой силой, что она упала.
Джек подбежал и помог ей подняться.
– Вы в порядке?
Заплаканная официантка кивнула Бернс повернулся к Магнуссону. Тот чертыхался и отчаянно пытался высушить шорты.
– Извинитесь, – лаконично сказал Джек. Оператор уставился на него непонимающим взглядом. – Что?
– Извинитесь перед дамой.
– Хрен ей!
Джек пожал плечами, сокрушенно посмотрел на официантку, схватил Магнуссона за запястье, заломил ему руку за спину и повторил:
– Извинитесь.
– Хрен тебе в задницу!
Хватка Джека усилилась. Магнуссон скорчил гримасу, побагровел и завопил:
– Отпусти, сломаешь!
– Отпущу, когда вы попросите у дамы прощения.
Из сени деревьев появились два охранника, за которыми шла Эбби Тайлер.
– Что случилось?
– Эта сука… – начал мужчина в мокрых шортах. Но Джек перебил его:
– Этот джентльмен поднял руку на одну из ваших служащих. Я прошу его извиниться.
Эбби обвела взглядом испуганную официантку, серьезные лица гостей, свекольно-красные щеки человека, которого мертвой хваткой держал Джек Бернс, и, наконец, самого Бернса, хладнокровно удерживавшего своего пленника, который истошно орал: «Да ты знаешь, кто я такой?»
– Пожалуйста, отпустите его, мистер Бернс, – спокойно сказала Эбби.
– Отпущу, когда извинится, – лаконично ответил он.
– Пожалуйста, мистер Бернс.
Бернс увидел ее уверенный и ожидающий взгляд и неохотно выпустил вырывавшегося Магнуссона.
– Что, съел? – крикнул разъяренный оператор, растирая руку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86
Самой Ванессе повезло. Теперь никто не узнал бы в ней бродяжку, совершившую дерзкий побег из тюрьмы. Смена прически, зубные протезы и набранный вес изменили ее внешность так, что никто не узнал бы в Ванессе Николс девушку, которая когда-то была жертвой тюремщиц-садисток.
Ванесса вспоминала 1985 год, когда Эбби нашла ее через тринадцать лет после памятного расставания на пустынном перекрестке в Нью-Мексико. Единственной ниточкой Эбби была мечта, о которой однажды рассказала Мерси. Она нашла Мерси (в ту пору уже Ванессу Николс), когда та сидела на смотровой площадке у моста Золотых Ворот и следила за тем, как на город наползает туман. К тому времени Мерси сменила имя, получила фальшивое удостоверение личности и свидетельство о рождении, днем мыла полы, а по вечерам ходила в школу. Она работала в большой больнице, убирала палаты, и в тот туманный день 1985 года, когда Эбби нашла ее, доросла до должности помощника заведующего хозяйственным отделом.
Эбби попросила Ванессу переехать к ней в Лос-Анджелес, сказала, что скучала по ней, что Ванесса – единственный человек на свете, которому она может доверять, единственная подруга, которая присутствовала при рождении ее ребенка. Ванесса находилась в таком же положении. Она была совершенно одинока. Народу вокруг много, а поговорить не с кем… Но она колебалась.
– Мы все еще в бегах, а если окажемся вместе, то шансов поймать нас будет вдвое больше.
– Наоборот, вдвое меньше, – поправила ее Эбби. – Потому что мы будем прикрывать друг другу спину.
С тех пор они так и стояли – спиной к спине.
Особенно сейчас. Когда Ванесса увидела взгляд Эбби, устремленный в окно, ее глаза наполнились болью. Она понимала, что на уме у той только одно: побежать к Сисси и Коко и выяснить, которая из них ее дочь.
– Эбби, – предупредила Ванесса, – не торопись. Ты идешь по канату. Одно неверное движение, и ты потеряешь все – этот курорт, свою дочь, свою свободу и даже жизнь! У тебя нет права на ошибку. И у стен есть уши. А тут еще этот чертов Джек Бернс, которому я не верю ни на грош. Эбби, ты ждала тридцать три года, так потерпи еще один день.
Когда Эбби отвернулась от окна и посмотрела на подругу, в ее глазах стояла такая боль, что Ванесса невольно отшатнулась.
– Разве мать может не признать свое дитя, даже если они никогда не встречались? – с жаром спросила Эбби.
– Знаешь, ни одна из них не похожа на тебя… – пробормотала Ванесса, прекрасно зная, что ее слова ничего не значат. Сестра Ванессы по имени Руби ничем не напоминала ни родителей, ни братьев и сестер, но зато была точной копией своей двоюродной бабушки со стороны матери.
– Дело не в этом, – сказала Эбби. – Я говорю об инстинкте. О том, что ты знаешь в глубине души.
– Ты уже придумала, как подойти к ним?
Что можно сказать дочери, которая не знает, что ее удочерили другие люди? Как она поведет себя, узнав, что ее удочерили незаконно, украв у родной матери, приговоренной к пожизненному заключению за убийство?
* * *
Джек Бернс зашел в павильон, где несколько уезжавших ждали воздушного такси. Веселые и оживленные, гости беседовали, смеялись, обменивались рукопожатиями и поцелуями с остающимися, ничем не напоминая отдыхающих в конце отпуска, обычно усталых и выжатых как лимон. Эти люди выглядели так, словно приняли сильный допинг. Впрочем, судя по широким улыбкам и мечтательным глазам (особенно у женщин), так оно и было.
Джек миновал главную площадь, прошел мимо вольеров с разноцветными экзотическими птицами и очутился у меньшего из бассейнов «Рощи»; окруженный скалами и густым папоротником, тот напоминал настоящую лагуну. Бернс неохотно признался, что он с наслаждением стащил бы с себя джинсы и кожаную куртку и нырнул в бассейн.
На травянистой полянке рядом с лагуной были расставлены шезлонги и столы. Люди прислушивались к словам мужчины в топе и шортах, чересчур громко рассказывавшего о том, как «манит красоток» недавно полученная им статуэтка «Оскара».
– Говорю вам, они просто млеют! Подходят к каминной полке, смотрят на статуэтку и спускают трусики. Так и тянутся к ней, ей-богу!
Джек знал этого человека. Ивар Магнуссон был знаменитым кинооператором и снимал блокбастеры, битком набитые спецэффектами. Он славился тем, что завязывал страстный роман с каждой исполнительницей главной роли и бросал ее после окончания съемок. Однажды он даже женился на звезде фильма-катастрофы, побившего все рекорды кассовых сборов, но сразу после премьеры развелся, заявив, что «она перестала быть героиней и снова превратилась в обычную женщину».
Джек уже хотел уйти, когда появилась официантка с подносом в руках. Один из мужчин протянул руку и попытался ущипнуть ее за зад. Девушка шарахнулась, потеряла равновесие и наклонила поднос.
Холодные напитки, лед и бумажные зонтики полетели во все стороны.
На колени Магнуссона вылился ледяной «май-тай». Оператор вскочил, схватился за ширинку и начал метаться из стороны в сторону, топча траву сандалиями за двести долларов.
– Дерьмо! – крикнул он официантке. – Из-за тебя все подумают, что я обоссался!
Вспыхнувшая официантка схватила со стола салфетку и попыталась вытереть его шорты.
– Отвали от меня, сука! – Магнуссон оттолкнул девушку с такой силой, что она упала.
Джек подбежал и помог ей подняться.
– Вы в порядке?
Заплаканная официантка кивнула Бернс повернулся к Магнуссону. Тот чертыхался и отчаянно пытался высушить шорты.
– Извинитесь, – лаконично сказал Джек. Оператор уставился на него непонимающим взглядом. – Что?
– Извинитесь перед дамой.
– Хрен ей!
Джек пожал плечами, сокрушенно посмотрел на официантку, схватил Магнуссона за запястье, заломил ему руку за спину и повторил:
– Извинитесь.
– Хрен тебе в задницу!
Хватка Джека усилилась. Магнуссон скорчил гримасу, побагровел и завопил:
– Отпусти, сломаешь!
– Отпущу, когда вы попросите у дамы прощения.
Из сени деревьев появились два охранника, за которыми шла Эбби Тайлер.
– Что случилось?
– Эта сука… – начал мужчина в мокрых шортах. Но Джек перебил его:
– Этот джентльмен поднял руку на одну из ваших служащих. Я прошу его извиниться.
Эбби обвела взглядом испуганную официантку, серьезные лица гостей, свекольно-красные щеки человека, которого мертвой хваткой держал Джек Бернс, и, наконец, самого Бернса, хладнокровно удерживавшего своего пленника, который истошно орал: «Да ты знаешь, кто я такой?»
– Пожалуйста, отпустите его, мистер Бернс, – спокойно сказала Эбби.
– Отпущу, когда извинится, – лаконично ответил он.
– Пожалуйста, мистер Бернс.
Бернс увидел ее уверенный и ожидающий взгляд и неохотно выпустил вырывавшегося Магнуссона.
– Что, съел? – крикнул разъяренный оператор, растирая руку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86