Желая, скорее, доказать искренность своих слов, чем похвастаться своими успехами, он рассказал о случае, который с ним приключился в поезде через несколько минут после того, как он расстался со своей любовницей.
Мори слушал его с изумлением, окрашенным смутной завистью. Каким неиспорченным был этот мальчик, понимавший в любви только физическое наслаждение, и как в своем наивном тщеславии по поводу этого везения он хранил гордое простодушие! Эрбийон тем временем захотел объясниться, чувствуя неодобрение своего товарища.
– Не думайте, что я способен понять лишь физическую чувственность, – сказал он. – К разным женщинам и относишься по-разному. Одни вызывают желание, другие – нежность.
– Да, – задумчиво обронил Мори. – Древний миф Платона: Афродита земная и Афродита божественная.
– Совершенно верно, и обе властвуют надо мной.
– Вот как! Нет, я не могу этого принять, – воскликнул Клод. – Вновь и вновь повторять действия, не подкрепленные глубоким чувством, – это истощать богатство истинной любви, данной нам свыше.
Он вздрогнул и внезапно тоном одержимого идеей «фикс» больного, который Эрбийон уже слышал, спросил:
– А как вы думаете, такую любовь можно ли встретить у женщины?
Не дожидаясь, пока сбитый с толку стажер ответит, он продолжил низким, монотонным и печальным голосом:
– У меня есть жена, молодая жена. Она – самая содержательная и самая большая моя книга, книга моего счастья. Она для меня – нежная подруга. Но я всегда жил за рамками своего желания. Кому-то может показаться, что способность приспосабливаться, естественный инстинкт, присущий каждому, меня подводит. Я все делаю слишком осознанно, то же самое происходит со мной и в любви. Я безнадежно ищу в любимых глазах ту искорку, тот трепет, которые могли бы меня успокоить, и не нахожу их. Чтобы их пробудить, для меня все средства хороши, даже самые нелепые.
Дорога шла в гору, ветер дул в лицо. Он остановился и заговорил быстрее:
– Только не смейтесь! Я сейчас среди вас именно по этой причине. Однажды в мой окоп зашел летчик. Он был таким чистым, его сапоги блестели, и даже в моих искушенных глазах он обладал тем таинственным престижем, который дают человеку крылья. Я подумал, что если стану таким, то у меня будет больше шансов понравиться. Но вы только на меня посмотрите. Эта элегантная форма, которая на вас сидит так естественно, на мне выглядит насмешкой. Я здесь уже две недели, а до сих пор еще не сделал ни одного вылета. Товарищи принимают меня плохо. Сегодня утром я не получил письма.
Последней фразой, выделенной им особо, Мори открывал глубокую причину своих душевных излияний, которые, несмотря на то, что с каждым днем их отношения становились все более тесными, ошеломили Эрбийона. Так вот какое банальное горе скрывалось за этим незаурядным и переполненным тончайшими мыслями лбом. К большому дружескому расположению молодого человека добавилось легкое презрение. Он был еще не способен понять, что можно страдать из-за женщины.
Они пошли дальше. Ветер расчистил небо от облаков, которые теперь внушительной когортой неслись на восток.
– Скажите, ответьте мне, – нервно спросил Мори. – Вашу любовницу можно назвать загадочной? Случается ли ей внезапно замыкаться в себе, молчать, что бывает даже хуже скандалов? Не кажется ли ее любовь слабеющей, затененной неясными мечтаниями? Приходится ли вам читать в ее глазах раскаяние или невыносимую жалость?
Тогда, словно желая отомстить за такой настойчивый допрос, за разочарование, вызванное в нем Клодом, а также лелея смутное желание продемонстрировать внимательному собеседнику всю полноту своего счастья, Эрбийон образу, нарисованному Мори, штрих за штрихом противопоставил портрет Денизы, так как он его видел.
Он описал изумительную радость, сопутствующую их встречам, ее легкий веселый нрав, ее свежесть, изобретательность, с гордостью рассказал о ее непринужденности и, наконец, о порыве, приносящем ее к нему.
Каждое его слово еще больше вгоняло Мори в тоску.
– Довольно, – пробормотал он. – Все это ни к чему. Вы слишком молоды.
С ними поравнялась машина эскадрильи.
– Господин лейтенант, – обратился к Мори шофер, – в связи с прояснением погоды капитан ожидает вас и лейтенанта Дешана.
– Он у Флоранс, – крикнул Эрбийон.
– Я туда и направлялся, – ответил шофер с понимающей улыбкой.
Тели уже приказал выкатить самолеты обоих пилотов. Заметив Клода, он издалека закричал:
– Вы, Мори, прокатите меня до линии фронта.
Эрбийон в очередной раз им восхитился. Подобно тому, как с вновь прибывшими наблюдателями он всегда летал на линию фронта сам, избегая подвергать своих товарищей опасностям полета с еще неопытными новичками, так и наблюдателей он никогда не доверял новому пилоту до тех пор, пока сам не проверит их мастерство и отвагу. Таким образом все опасности этих первых летных часов, когда ненаметанный глаз слишком поздно замечает смертоносного противника и неприученные руки с трудом управляют самолетом и пулеметами, были его привилегией.
– Обедайте без нас, – продолжал Тели, обращаясь к Жану, – и скажите Дешану, чтобы догонял нас над Дорогой Дам.
– Вы не позволите мне полететь вместе с ним, господин капитан?
– Нет, господин стажер, он числится в экипаже с Живалем. Вы пока не заслуживаете другого пилота, кроме меня.
Все только приступили к еде, когда вошел Дешан в своей меховой куртке.
– Моя тачка барахлит, – раздраженно сказал он. – Будет готова только через полчаса.
Съел он мало и все время ворчал:
– Дорога Дам – дурное местечко. Новичок не сумеет оттуда вывернуться.
– Да успокойся ты, – сказал Марбо. – В каких только переделках Тели не побывал.
– Да, но тогда рычаг управления он держал в своих руках.
Не в состоянии усидеть на месте, он отправился на летное поле. По звуку мотора, раздавшемуся над крышами бараков, все поняли, что он улетел.
После обеда Марбо, как обычно, направился к двери, чтобы закурить свою трубку. Старый капитан Ройар, который никак не мог приспособить свою память к причудливым сигналам азбуки Морзе, расположился возле аппарата беспроволочной системы связи. Новий, Шаренсоль и «доктор», обычно игравшие с Тели в бридж, попросили стажера заменить капитана на время его отсутствия.
В этот момент Марбо позвал их.
– Идите-ка сюда, посмотрите, Мори возвращается.
– Как-то странно он летит, – сказал Новий. – Слишком рано сбросил газ.
Самолет снижался медленно, почти незаметно, как будто пилот боялся слишком быстро потерять высоту.
– Наверняка у них какие-то неполадки или еще что-нибудь, – сказал Марбо.
Крик радости вырвался у них, когда они увидели, как из приземлившегося, наконец, самолета, выпрыгнули Тел и и Мори.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42
Мори слушал его с изумлением, окрашенным смутной завистью. Каким неиспорченным был этот мальчик, понимавший в любви только физическое наслаждение, и как в своем наивном тщеславии по поводу этого везения он хранил гордое простодушие! Эрбийон тем временем захотел объясниться, чувствуя неодобрение своего товарища.
– Не думайте, что я способен понять лишь физическую чувственность, – сказал он. – К разным женщинам и относишься по-разному. Одни вызывают желание, другие – нежность.
– Да, – задумчиво обронил Мори. – Древний миф Платона: Афродита земная и Афродита божественная.
– Совершенно верно, и обе властвуют надо мной.
– Вот как! Нет, я не могу этого принять, – воскликнул Клод. – Вновь и вновь повторять действия, не подкрепленные глубоким чувством, – это истощать богатство истинной любви, данной нам свыше.
Он вздрогнул и внезапно тоном одержимого идеей «фикс» больного, который Эрбийон уже слышал, спросил:
– А как вы думаете, такую любовь можно ли встретить у женщины?
Не дожидаясь, пока сбитый с толку стажер ответит, он продолжил низким, монотонным и печальным голосом:
– У меня есть жена, молодая жена. Она – самая содержательная и самая большая моя книга, книга моего счастья. Она для меня – нежная подруга. Но я всегда жил за рамками своего желания. Кому-то может показаться, что способность приспосабливаться, естественный инстинкт, присущий каждому, меня подводит. Я все делаю слишком осознанно, то же самое происходит со мной и в любви. Я безнадежно ищу в любимых глазах ту искорку, тот трепет, которые могли бы меня успокоить, и не нахожу их. Чтобы их пробудить, для меня все средства хороши, даже самые нелепые.
Дорога шла в гору, ветер дул в лицо. Он остановился и заговорил быстрее:
– Только не смейтесь! Я сейчас среди вас именно по этой причине. Однажды в мой окоп зашел летчик. Он был таким чистым, его сапоги блестели, и даже в моих искушенных глазах он обладал тем таинственным престижем, который дают человеку крылья. Я подумал, что если стану таким, то у меня будет больше шансов понравиться. Но вы только на меня посмотрите. Эта элегантная форма, которая на вас сидит так естественно, на мне выглядит насмешкой. Я здесь уже две недели, а до сих пор еще не сделал ни одного вылета. Товарищи принимают меня плохо. Сегодня утром я не получил письма.
Последней фразой, выделенной им особо, Мори открывал глубокую причину своих душевных излияний, которые, несмотря на то, что с каждым днем их отношения становились все более тесными, ошеломили Эрбийона. Так вот какое банальное горе скрывалось за этим незаурядным и переполненным тончайшими мыслями лбом. К большому дружескому расположению молодого человека добавилось легкое презрение. Он был еще не способен понять, что можно страдать из-за женщины.
Они пошли дальше. Ветер расчистил небо от облаков, которые теперь внушительной когортой неслись на восток.
– Скажите, ответьте мне, – нервно спросил Мори. – Вашу любовницу можно назвать загадочной? Случается ли ей внезапно замыкаться в себе, молчать, что бывает даже хуже скандалов? Не кажется ли ее любовь слабеющей, затененной неясными мечтаниями? Приходится ли вам читать в ее глазах раскаяние или невыносимую жалость?
Тогда, словно желая отомстить за такой настойчивый допрос, за разочарование, вызванное в нем Клодом, а также лелея смутное желание продемонстрировать внимательному собеседнику всю полноту своего счастья, Эрбийон образу, нарисованному Мори, штрих за штрихом противопоставил портрет Денизы, так как он его видел.
Он описал изумительную радость, сопутствующую их встречам, ее легкий веселый нрав, ее свежесть, изобретательность, с гордостью рассказал о ее непринужденности и, наконец, о порыве, приносящем ее к нему.
Каждое его слово еще больше вгоняло Мори в тоску.
– Довольно, – пробормотал он. – Все это ни к чему. Вы слишком молоды.
С ними поравнялась машина эскадрильи.
– Господин лейтенант, – обратился к Мори шофер, – в связи с прояснением погоды капитан ожидает вас и лейтенанта Дешана.
– Он у Флоранс, – крикнул Эрбийон.
– Я туда и направлялся, – ответил шофер с понимающей улыбкой.
Тели уже приказал выкатить самолеты обоих пилотов. Заметив Клода, он издалека закричал:
– Вы, Мори, прокатите меня до линии фронта.
Эрбийон в очередной раз им восхитился. Подобно тому, как с вновь прибывшими наблюдателями он всегда летал на линию фронта сам, избегая подвергать своих товарищей опасностям полета с еще неопытными новичками, так и наблюдателей он никогда не доверял новому пилоту до тех пор, пока сам не проверит их мастерство и отвагу. Таким образом все опасности этих первых летных часов, когда ненаметанный глаз слишком поздно замечает смертоносного противника и неприученные руки с трудом управляют самолетом и пулеметами, были его привилегией.
– Обедайте без нас, – продолжал Тели, обращаясь к Жану, – и скажите Дешану, чтобы догонял нас над Дорогой Дам.
– Вы не позволите мне полететь вместе с ним, господин капитан?
– Нет, господин стажер, он числится в экипаже с Живалем. Вы пока не заслуживаете другого пилота, кроме меня.
Все только приступили к еде, когда вошел Дешан в своей меховой куртке.
– Моя тачка барахлит, – раздраженно сказал он. – Будет готова только через полчаса.
Съел он мало и все время ворчал:
– Дорога Дам – дурное местечко. Новичок не сумеет оттуда вывернуться.
– Да успокойся ты, – сказал Марбо. – В каких только переделках Тели не побывал.
– Да, но тогда рычаг управления он держал в своих руках.
Не в состоянии усидеть на месте, он отправился на летное поле. По звуку мотора, раздавшемуся над крышами бараков, все поняли, что он улетел.
После обеда Марбо, как обычно, направился к двери, чтобы закурить свою трубку. Старый капитан Ройар, который никак не мог приспособить свою память к причудливым сигналам азбуки Морзе, расположился возле аппарата беспроволочной системы связи. Новий, Шаренсоль и «доктор», обычно игравшие с Тели в бридж, попросили стажера заменить капитана на время его отсутствия.
В этот момент Марбо позвал их.
– Идите-ка сюда, посмотрите, Мори возвращается.
– Как-то странно он летит, – сказал Новий. – Слишком рано сбросил газ.
Самолет снижался медленно, почти незаметно, как будто пилот боялся слишком быстро потерять высоту.
– Наверняка у них какие-то неполадки или еще что-нибудь, – сказал Марбо.
Крик радости вырвался у них, когда они увидели, как из приземлившегося, наконец, самолета, выпрыгнули Тел и и Мори.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42