— Тогда бутылки надо бросать, — посоветовал я.
— Мы бросаем, — неожиданно ответил один из студентов. — Не бутылки, конечно, а своего рода буйки с информацией о нашем поезде и точном времени, когда буек был сброшен. Через каждые пятнадцать минут бросаем.
— Предлагаю отдохнуть, — сказал вдруг Степан Матвеевич. — Все, что можно предусмотреть, мы сделали. Ребята дежурят по всему поезду. Организованы смены. Утром будет завтрак. Для детей и пожилых людей — горячий. Если что, вас разбудят. Отдохнуть надо, потому что силы понадобятся и завтра. Не вечно же мы будем так ехать! Я лично посижу. Стариковская бессонница начинается. А вы давайте на отдых.
— Там в последнем тамбуре сидит товарищ Обыкновеннов, — сказал я. — Кого-то надо послать к нему. Что он там один сидит?
— Интересно, — сказал писатель Федор. — Вчера не имел возможности встретиться по причине занятия гиревым спортом. Разрешите воспользоваться сейчас, так сказать, лично встретиться и побеседовать.
— Если хотите, — ответил Степан Матвеевич.
— Иду, лечу! — вскричал Федор и действительно чуть ли не полетел по коридору.
— Я сосну, — сказал Валерий Михайлович. Вид у него был и в самом деле уставший.
— А я здесь буду, — сказал Иван и залез на свою полку.
В последнем купе еще не спали, хотя Тося и Зинаида Павловна лежали на полках, укрытые простынями. Инга сидела, словно и не собираясь спать. А вот Сашенька преспокойно спал, и ни до чего в мире ему еще не было дела.
— Давай немного поговорим, — предложила Инга.
— Давай, — согласился я. — А Сашенька?
— Идите, идите, — напутствовала нас Зинаида Павловна. — Мы посмотрим за мальчиком. — И тотчас же около ребенка оказалась Светка, продемонстрировав при спрыгивании с полки свои длинные голенастые ноги.
Мы вышли в тамбур.
— Артем, я боюсь, — сказала Инга.
— Ты, Инга, не бойся, — ответил я и прижал ее к себе.
— Я знаю, что не надо бояться, а боюсь все равно.
— Помогут нам, да и сами мы что-нибудь придумаем.
— Помогут, я знаю. Только я не об этом.
— Тогда о чем же, Инга?
— Я о Сашеньке…
— Ну, тут Зинаида Павловна все сделает. Счастливый она человек Все-то у нее получается, все-то она знает. И что за добрая душа!
— Да. Она очень добрая и много знает… А ведь у нее, Артем, муж и двое детей умерли недавно…
— Да ты что, Инга! — вскричал я. — Неужели правда?
— Правда, — сказала Инга тихо. — Она нам рассказывала. Ей на счастье других приятно смотреть. Вот она и хлопочет.
— Да что же с семьей-то произошло? Катастрофа какая?
— Нет, понимаешь, заболели и умерли.
— Трое в одной семье?! Да возможно ли такое в наши дни? Куда только медицина смотрела?
— Сначала старший сын от аппендицита. Потом муж. Сердечный приступ с ним произошел. А дочь от воспаления легких. Просто ужас какой-то.
— Не могу поверить.
— Она и сама до сих пор не может поверить. А уже полгода, как совершенно одна осталась. Она сейчас к матери в Старотайгинск ездила… Больно-то ей как. И как только такое может в жизни происходить? Невозможно это. Нет, невозможно.
— Да. Страшно. Вот так Зинаида Павловна! А кажется такой радостной, счастливой.
— Она просто держится. Нельзя, говорит, раскисать. Это на других людей действует. И все равно я не смогла бы так. Это какую волю нужно иметь, чтобы так жить?
— Не знаю… У тебя страхи начались после ее рассказов?
— Да нет. Тогда она еще ничего не рассказывала. Это просто… Так… Я ведь понимаю, что Сашенька появился как-то странно. Ну и что? Ведь он появился. Ведь он мой и твой. И пусть странно. В этом поезде все странно… А вдруг все это кончится, поезд станет нормальным и все исчезнет, и ты, и Сашенька? Боюсь я этого.
— Ну я, положим, никуда не исчезну. Я всегда с тобой буду. Время — странная штука. Не знаю, весь ли поезд или только я да ты, но мы точно побывали в другой реальности и встретились там когда-то в прошлом. На озере. Помнишь?
— Мне тоже кажется, что все это было на самом деле.
— Та реальность ведь отличается от нашей. Мы были другими. И события там происходили по-другому. А Сашенька у нас родился обычным способом, только мы этого не помним, потому что уже живем в своей, настоящей реальности. Так что за Сашеньку ты не беспокойся. А вот опасение у меня тоже есть.
— Какое?
— Понимаешь… Мама-то твоя что скажет, когда увидит нас троих?
— Обрадуется…
— Так уж и обрадуется! Уезжала одна, а приехала втроем. Валерка вон какой шум поднял.
— Валерка — другое дело. Его простить надо. Ему все прощать надо. Потому что он… понимаешь… он уже давно… Да и знала я, знала. Может, мне надо было вообще его к себе близко не подпускать и не разговаривать даже?
— Ну почему же уж и не разговаривать? Он вон как все в поезде организовал, и с дежурством, и с раздачей пищи.
— Это он может. Он и родился организатором. Только уж очень он сухой человек.
— Да нет, Инга. Мне этого не показалось. Хороший он парень. Мучается ведь, наверное, сейчас?
— Наверное…
Мы снова замолчали. Потом я спросил:
— Значит, ты уверена, что мать твоя ничего не скажет, не прогонит меня с Сашенькой?
— Да что ты! Да зачем же она тебя прогонять будет? Ведь это все нужно мне, а не ей.
— А отец твой?
— А отец сразу начнет приглашать на рыбалку. У него без рыбалки ни одно воскресенье не обходится.
— Ты мне хоть скажи, как их зовут.
— Маму — Валентина Александровна, а папу — Владимир Александрович… А у тебя?
— А у меня, Инга, никого нет.
— Совсем-совсем никого? — удивилась она.
— Совсем никого, Инга. Из детского дома я.
— Вон как?! Да как же ты один?
— Друзья у меня есть. Работа. А вот теперь ты и Сашенька. Я вот еще что хочу сказать. Жить мы будем у меня. Хорошо?
— Хорошо. А почему?
— Я один. Никому мешать не будем, да и нам никто. Правда, у меня лишь одна комната, но больше ничего не могу предложить. Согласна?
— Согласна… У нас дома тоже тесно. У меня ведь еще брат есть. В восьмом классе учится…
Мы еще стояли и говорили. Я ей рассказал про свою квартирку. О работе говорил мало, уж слишком специальная у меня была область науки. А Инга рассказывала о своей семье. И мне уже хотелось познакомиться и с Владимиром Александровичем, и с Валентиной Александровной, и с Борькой.
31
Был уже третий час ночи, когда мы вернулись в вагон. Я залез на свою верхнюю боковую и сразу же уснул.
Сначала в уставшем мозгу все вспыхивали картины прошедшего дня, в самых нелепых сочетаниях и комбинациях, потом сон стал спокойнее… Я был в каком-то южном городе, не знаю каком, потому что на юге вообще никогда не был. Домики, белые с красными черепичными крышами, лепились на горе, а внизу была бухта, довольно грязная, с кораблями, подводными лодками, стоявшими как стадо уснувших китов, с катерами и лодками, с гудками электровозов, потому что железнодорожная станция была у самой бухты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60