Она могла терпеть чертовски долго. Она любила Кена как друга, как человека, которого знает всю свою жизнь, как человека, отношения с которым одобрял ее отец, как такого мужчину, который легко вписывался в ее мир. Однако любила ли она его, как женщина любит мужчину, с кем готова делить остаток своей жизни?
– Эмма. – Мелисса дернула ее за руку. – Мы хотим есть.
Эмма с улыбкой посмотрела в эти темные глаза, точь-в-точь такие же, как у отца девочки.
– Еще бы, солнышко. Мы устроим сегодня вечеринку с пиццей. Разве это не здорово?
– А потом потанцуем?
– Да, потом потанцуем. Поставим балетную музыку, и ты покажешь тете Рут, как хорошо уже научилась.
Это развлечет даже Рут, подумала Эмма. Она подошла к окну и бросила взгляд в сторону сараев. Где Мэтт?
Он поцеловал ее. «Скажи мне, чего ты хочешь», – были его слова.
Простой вопрос. Она хотела бы оставаться в его объятьях, покуда не отыщет ответ. Увидев, как знакомая фигура движется к дому широким шагом, она поняла, что он идет домой на ужин. Сейчас она скажет ему, что останется до тех пор, пока он будет в ней нуждаться. И нравится ему это или нет, но он получит на ужин пиццу.
– Я не останусь ужинать.
Мэтт подошел к кофейнику и налил себе немного остывшего кофе. Он мог бы сварить свежего кофе в домике для отдыха, однако уверил себя, будто ему необходимо вернуться домой и проверить, как там Макки.
– Погода меняется, и мы загоняем бычков. в сарай, чтобы продать на следующей неделе. Как Макки?
Эмма открыла банку с томатным соусом и полила пиццу.
– У нее все в порядке. Поди убедись сам.
Он взглянул за угол и увидел, что все три его дочки, как загипнотизированные, таращатся в телевизор. Рут слабо махнула ему рукой и тут же вновь уткнулась в телевизор. Никто не удосужился даже произнести «привет». Он повернулся к Эмме и облокотился на прилавок.
– Они не смотрели телевизор много месяцев. Думаю, соскучились по нему.
– Я не разрешу им слишком много смотреть телевизор, – пообещала она, – но сейчас это пойдет на пользу и Макки, и Рут.
– Немалое достижение, – сказал он и заметил, что она слегка улыбнулась.
Не значит ли это, что она больше не сердится из-за того, что было днем? Он произнес бы несколько очаровательных глупостей. И поцеловал бы ее опять, вопреки своему обещанию этого не делать. Она, должно быть, подумает, будто он сексуальный маньяк. Он наблюдал, как она поверх томатного соуса посыпала пиццу тертым сыром.
– По-моему, сегодня вечером я пропущу великолепный ужин.
– Я оставлю немного для тебя.
– Не стоит. Я сделаю себе сэндвич в домике для отдыха. – Так будет лучше, уверял он себя. – Я слышал, ты сказала Рут, что завтра не уедешь.
– Да. То есть нет. Не уеду. – Она подняла на него глаза и перестала украшать пиццу. – Если не возражаешь, я решила поработать еще какое-то время.
Какие уж тут возражения. Наоборот. Это означает, что у него появился еще один шанс. В этом он не был уверен, однако чувствовал себя теперь значительно лучше.
Двадцать четыре часа спустя Эмма была уже не так уверена, что приняла правильное решение. Рут все еще пребывала в лежачем положении на диване, девочки танцевали без устали в балетных туфельках, Эмма наблюдала за ними до головокружения, Мэтт же провел в доме не более пяти минут. Воскресный день подходил к концу; ей хотелось горячей ванны, хорошей книги и тихого вечера без разговоров и без капризов трех маленьких девочек и одной старой любительницы вязания тамбуром.
Макки поглядела на чайную ложку с микстурой и покачала головой.
– Сливки с шоколадом, помнишь? – внушала Эмма, приближая себя на шаг к горячей ванне.
Малышка открыла ротик, и очередное препятствие было преодолено.
– Хорошая девочка, – похвалила Рут, которая успевала одновременно вышивать тамбуром, лежа плашмя на спине, болтать с любым, кто готов был ее слушать, и угадывать слова в «Колесе Фортуны» прежде, чем участник конкурса успевал открыть одну гласную букву. – Марта, передай мне вон ту голубую пряжу. Думаю, пора сменить цвета.
– Потом ты и Мелисса пойдете наверх и разберете постели, – велела девочкам Эмма. Она заметила, что Мел зевнула уже трижды, хотя на часах не было еще семи.
– Мне нравится этот цвет, – сказала Мелисса, притрагиваясь к прямоугольнику из афганской шерсти, который вскоре вырастет до размеров покрывала.
Лоскут шириной в дюйм имел бледно-желтый оттенок яичницы-болтуньи. Две старшие девочки поцеловали перед сном свою тетю и убежали наверх, а Эмма села на стул и посадила к себе на колено Макки. Жара у малышки не было, и она прикорнула у груди Эммы. Рут Таттл покачала головой.
– Не знаю, откуда она набралась этих идей.
– Возможно, когда-нибудь она станет художником.
– Трудно сказать. У нас в семье никогда не было художников, но, думаю, все возможно. Твоя ранза была вправду хороша, Эмма. Ты попала в самое яблочко.
Эмма не смогла скрыть удивления:
– Вам она понравилась?
– Что ж, а почему нет? Откуда ты взяла рецепт?
– Из церковной поваренной книги. – В рецепте, однако, не было сказано ни слова о том, что на приготовление ранзы уйдут часы, а приготовленного будет достаточно, чтобы накормить целую футбольную команду. – Я не имела представления, что получится так много.
– Хорошо бы завернуть немного для Мэтта. Держу пари, парень не ел весь день.
– Думаю, он очень занят. Прошлым вечером он сказал что-то насчет продажи скота и что погода меняется.
– Работы на ферме всегда по горло. И одиночества тоже.
– Мэтт, кажется, стремится к одиночеству.
Он в самом деле поступал так, будто не может дождаться рассвета, чтобы покинуть дом. А возвращался глубоко за полночь. Эмма считала, что, если бы не дочери в доме, хозяин спал бы в сарае. Макки уткнулась головой в подбородок Эммы и закрыла глаза.
– Мэтт тяжелее переживает одиночество, чем кто бы то ни было, – провозгласила Рут, поднимая свою вышивку и держа ее напротив света так, слов но не может разобрать, какого она цвета. – Разве ты этого еще не заметила?
– Почему вы так милы со мной, Рут?
Старая женщина пожала плечами:
– Наверное, плачу тебе заботой за заботу. Не многие терпели бы старуху с больными ногами.
– Вы не так уж плохи.
– Но и не так уж хороша. Я капризная старая женщина, сующая нос в чужие дела, я не умею держать рот на замке, и мне теперь слишком поздно учиться этому. Но я беспокоюсь о Мэтте и об этих малышках.
– Я бы тоже беспокоилась, – согласилась Эмма, – если бы они были моими.
– Это не просто – воспитывать детей и работать на ферме, – предостерегла Рут. – Но в то же время это чертовски прекрасная жизнь.
– Да, – сказала Эмма, с наслаждением ощущая на руках тяжесть спящего ребенка. – Могу себе представить.
Она принесла ему ужин и свежий кофе в термосe. Укрывшись одной из его старых курток, надев на голову выцветшую шляпу с надписью «Универсальный магазин Соудера» на полях, Эмма тем не менее не защитилась от непогоды:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37