— Любовь — жалкий фарс! Она хороша в романах, а в жизни cela ne compte pas, ce n'est pas serieux3.
Она права, я не хочу быть несчастливой, как мама. Богатство... свобода... что может быть важнее. Велю ему купить такое колье, что Флора от зависти позеленеет.
Вечером, когда мы остались вдвоем, мама обняла меня, поцеловала, назвала «душечкой». Я поняла: предстоит серьезный разговор.
— Милая Серафина,— начала она,— ты слишком сурово обращаешься с бедным, добрым юношей, влюбленным в тебя по уши. Обнадежь его, не отталкивай от себя.., Надо кончать с этим.
— Надо?!
— Да, другого выхода нет. Тайный советник торопит с ответом. Оскар, по его словам, совсем обезумел и досаждает ему просьбами поскорей порешить дело с женить^ бой. Он опасается, как бы Оскар с горя не сделал чего-нибудь над собой.
— Как бы не так! — Я рассмеялась.— Может, он утопится или со скалы бросится?
Мама покраснела.
— Вряд ли он на это способен. Но какую-нибудь глупость выкинуть вполне может.
— Любопытно...
— Так или иначе, соглашайся, другой такой партии не представится.
1 достаточно некрасив (фр.),
2 Это то, что нужно... (фр.)
3 это ни к чему, не имеет никакого значения (фр.),
Я упросила маму дать мне на неделю отсрочку. Не знаю, как быть... Не могу решиться...
Адель посеяла в душе моей сомнения, Флора развеяла их. И я то решаюсь, то меня охватывает страх...
Неделя! Неделя на размышление... Отец сердится, генерала не видно.
8 июля
Никому в целом свете, только дневнику могу я поведать свою тайну.
Скажи мне кто-нибудь несколько дней назад, что со мной произойдет подобное, я бы рассмеялась ему в лицо. Невероятный, ужасный случай!..
Назавтра после разговора с мамой погода была отличная, и барон с советником предложили всей компанией поехать в горы. Нас, по обыкновению, оставили вдвоем, и мама со своими спутниками умышленно шла так медленно, что я с беспокойством оглядывалась, боясь остаться наедине с Оскаром.
И мои опасения оправдались. Но я думала, самое большее — он возьмет меня за руку, подойдет ближе, чем дозволяется приличиями, но что он способен на такой чудовищный поступок, никак не подозревала... Еще в начале прогулки я заметила, что он как-то особенно беспокоен, возбужден, больше, чем обычно, рассеян, отвечает совсем уж невпопад, умолкает на полуслове, в общем, ведет себя очень странно.
Солнце закатилось за горы, начинало смеркаться. Видя, что мама далеко отстала, я остановилась и, обернувшись, глядела на дорогу. Вдруг чувствую, кто-то подхватил меня на руки. Хочу крикнуть и не могу: во рту, точно кляп, носовой платок. Этот наглец Оскар сгреб меня в охапку и потащил. Откуда только силы у него взялись?
Не успела я опомниться, как оказалась в экипаже,— видно, лошади стояли поблизости наготове. Я прянула к дверце, пытаясь открыть ее, но лошади мчались во весь опор. Стала звать на помощь: тоже бесполезно,— кругом густой лес. Бешенство, ярость овладели мной, но он не дал мне даже шевельнуться, целовал руки и насильно склонил меня, беззащитную, к повиновению.
Нет, я не в состоянии описать эту сцену. От стыда и страха я чуть не потеряла сознание. Лошади неслись вскачь, я билась у него в руках, вырывалась, но все напрасно. Стемнело, силы оставили меня... Я просила, молила о пощаде,— никакого результата. Бормоча что-то невразумительное, с дико горящими, как у Ропецкой, глазами, он душил меня в объятиях, целовал. Хотя я не из числа тех девиц, которые чуть что хлопаются в обморок, но в конце концов, обессилев, я, кажется, лишилась чувств. Тогда остановили лошадей, принесли из ручья воду, и, когда я пришла в себя, карета снова тронулась.
Мольбы были напрасны. Мой обезумевший суженый насильно надел мне на палец бриллиантовое кольцо. Не знаю, долго ли мы ехали, наконец экипаж остановился, и меня в слезах ввели в дом, по виду напоминающий постоялый двор. Оскар помог мне подняться по лестнице. Для нас были приготовлены комнаты.
Только на третий день приехал барон с советником и освободили меня из неволи. В Карлсбаде никто не знает о случившемся. Пустили слух, будто я заболела. Ночью на полпути от города меня встретила мама. Оскар, видимо, даже не понимает, что совершил преступление. Он, точно в бреду, беспрестанно что-то бормочет и целует руки то маме, то мне...
У барона вид насупленный, советник ругает племянника и пугает могущими воспоследовать неприятностями, мама в отчаянии ломает руки. И все сходятся в одном: теперь свадьба неминуема.
И этот человек, вызывающий у меня омерзение, которому я жажду отомстить, должен стать моим мужем! В оправдание своего поступка он твердит, что обезумел от любви. Но это не любовь, а буря, шквал, несущие разрушение и гибель. Я боюсь его. Он зверь, а не человек...
Эскапада, потребовавшая от него напряжения всех сил, так изнурила его, что он слег в постель. Дядя и три лекаря неотлучно дежурят возле него,— он не должен умереть, прежде чем не обвенчается со мной. Ах, какой ужас, какой ужас! Кто бы мог подумать, что этот идиот способен на такой отчаянный шаг. В голове мутится, ничего не понимаю... Но как ни странно, его поступок не вызывает должного возмущения и гнева ни у барона, ни у советника, ни даже у мамы. Неужели он действовал с их ведома, чтобы таким образом принудить меня выйти за него замуж...
Даже подумать об этом страшно...
У мамы произошло неприятное объяснение с отцом: он домогался свидания со мной и, получив отказ, страшно рассердился.
Когда я вернулась и лежала в постели, он пришел опять, и мне удалось подслушать их разговор.
— Могу я, наконец, увидеть свою дочь? — спросил он дрожащим от гнева голосом.— По какому праву налагаете вы запрет на свидание отца с родной дочерью?
— Серафина была больна.
— Тем паче мне должно было ее видеть. — Она лежала в горячке.
— Неправда! -— в ярости вскричал отец.— Я убежден: тут кроется другое. Вы хотели расстроить мои планы...
Мама молчала. Отец ходил по комнате.
— Объясните, что все это значит?
— Хорошо, не стану скрывать от вас правду,— запинаясь, начала мама.— Серафины не было в городе... Пан Оскар, влюбленный в нее до безумия, осмелился...
— Что?! — закричал отец.— Как же вы не устерегли ее?
— Он похитил ее у меня на глазах и... увез. Мы три дня искали ее...
— А сама она как могла допустить до этого? Хорошо вы ее воспитали, сударыня, нечего сказать!
— Прошу не оскорблять меня! Серафина тут ни при чем. Во всем виноват влюбленный безумец, который чуть не поплатился за это жизнью. Понимаете,— прибавила мама,— теперь только замужество спасет ее от позора.
Папа иронически засмеялся.
— Ловко подстроено! Мы, мужчины, младенцы в сравнении с вами... Где нам тягаться с дамами! Мне бы никогда не пришло в голову подбить генерала похитить Се-рафину.
— Как вы смеете подозревать меня!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30