Тут снова у него на дороге встал мистер Данило. Тогда эти люди кружили вокруг советского консульства, как акулы вокруг неосторожных пловцов. Я не ошибся, когда, найдя Яна на берегу Темзы, подумал, что он избит и ограблен. Они это сделали…
Не так-то просто разобраться во всем…
Я не политик. Но если наше правительство подписывает договора с вашим правительством, зачем ему кормить мистера Данило? Это похоже, если бы я ходил в гости к знакомым, а дома прятал их прислугу, уволенную за воровство. Разве это порядочно для настоящих англичан? Но вернемся к Яну.
Значит, он должен прятаться от банды мистера Данило и в то же время почему-то не может попросить защиты у настоящих русских. Возможно, что о новом советском законе сначала говорили лишнее, и возможно, что он просто не заходил в консульство. Так или иначе, пока ему надо жить в Лондоне. Но, чтобы жить, он должен петь, притом петь на улицах. Не правда ли, похоже на голодного зайца, нашедшего капусту со звонком. Только начнет есть – охотники слышат звонок.
Поющий заяц… Не так смешно, как печально.
Мы должны были уехать из Лондона.
Билл прислушался.
– Кто-то стукнул в окно или это мне показалось?
– Нет, я не слышал, – ответил Сергей оглянувшись. Старик поднялся.
– Пожалуйста, выключите свет на минутку, – попросил он.
Сергей повернул выключатель. Бледные тени заплясали на кафельных стенах. Старик прильнул к пыльному стеклу, загородившись ладонями, он всматривался в слабый, колеблемый ветром желтый круг света на мокром асфальте. Тонкие струйки дождя отбивали неровную дробь по жестяному навесу над крыльцом.
Прошумел, полоснув фарами, автомобиль. Ни у дома, ни у окна никого не было…
– Благодарю вас, – сказал старик, возвращаясь на место.
Сергей включил свет.
– Мне показалось… Ян иногда забывал ключ и тихонько барабанил в стекло, если я спал…
Он налил себе кофе, отхлебнул и, прикрыв глаза, продолжал рассказ.
Ничего не составляло для меня уехать из Лондона в любой другой город. У нищего везде текущий счет. Важно было не задерживаться долго на одном месте. В Брайтоне, у моря, мы неплохо заработали среди отдыхающих и могли даже взять спальные места в дальнем поезде. Мы переезжали из одного города в другой. Я показывал Яну мою красивую страну и…
Вот что я вам скажу. Он совсем перестал тосковать. Путешествие его увлекало. Он сказал мне, что в детстве мечтал объездить весь мир. Позже он повторил это, но иначе. Не знаю, как сейчас живут у вас на родине, об этом разное говорят, но Яну уже нравилась жизнь в Англии.
Не думайте, что я говорю это из самолюбия или патриотизма. Нет, мы условились говорить правду. Я поверил вам, верьте и вы. Я приведу вам пример, какое испытание однажды мы выдержали. Проведя конец лета в Йорк-шире, мы переехали в Уэльс. Там много «метек». Среди них Ян встретил русских знакомых. Не тех, что были с мистером Данило, а тех, с которыми он когда-то работал.
Они и сейчас работают на старых шахтах. Это нелегкий труд. Платят им меньше, чем английским шахтерам, и несчастные надрываются из последних сил, чтобы прокормиться и собрать деньги на проезд, когда им разрешат вернуться на родину. Не все, конечно, те, кому повезло, сумели выслужиться перед хозяином или жениться на вдове, имеющей собственный домик. Но и они не могут сказать «ол райт!». Живут вроде квартирантов на подселении, когда городские власти распределяли людей после бомбежки. Хозяева терпят, а дружбы не получается. Не то чтобы наши притесняли их или считали врагами. В Уэльсе работают и негры, и поляки, и итальянцы. Ко всем относятся одинаково, но человек не может жить без настоящих друзей.
Другое дело, когда они уезжают домой… Как-то русские пригласили нас в гости. Я думал, просто захотели люди повеселиться после работы.
Оказывается, что были проводы. Двое, Базиль, работавший с Яном на шахте, и Ники, служивший поваром в баре, получили советские паспорта. Они так гордились ими и так еще боялись спугнуть пришедшую радость, что показывали документы, не выпуская из рук.
– Вот, читайте, – подносил Базиль к чьим-либо глазам паспорт, – не Базиль, а Василий Петрович. Гражданин!
Ники веселился больше других.
– Был я Николи-пикули, а стал дядя Коля! Шеф-повар! (Хотя шефом он не был, но надеялся.)
Провожали их русские и англичане. Между ними не было разницы. Я так думаю, в людях все же больше хорошего, и это-то делает их похожими друг на друга. Связывает людей только хорошее.
Ладно, один пожилой шахтер, Гарри Бенсон, принес подарок. Многие принесли подарки. Кто пудинг на дорогу, кто теплый шарф, а Гарри принес бутылку самой настоящей русской водки. Где он ее достал, – не знаю. Гарри сказал:
– Это прислал мне знаменитый русский шахтер, с которым мы переписываемся. Выпьем за ваше и его здоровье!
Всем налили по рюмке, и Базиль произнес тост:
– За дружбу! За нашу Советскую Родину!
Ему аплодировали, а Николи-пикули полез целоваться к Гарри Бенсону. Гарри пришлось нагнуться, потому что он высокий и худой, а Ники маленький, полный.
– Едем к нам, мастер! – кричал Николи-пикули, хлопая Гарри по колену. – Мы из тебя сделаем знатного человека, будешь на собраниях в президиуме сидеть.
Но Гарри не хотел сидеть в президиуме. Он вообще не любил собраний.
– Я так глубоко врылся в эту английскую землю, – сказал Гарри Бенсон, – что теперь меня отсюда не вытащить!
А Базиль и Ники не хотели с этим считаться. Они всех приглашали ехать в Советский Союз, словно уже были хозяевами шахт или крупных компаний. Один русский, молча пивший джин, попросил:
– Вы мне напишите, ребята, как там у вас. Если я виноват, что ж, я приму наказание… Я приеду…
– Напишем, – пообещал ему Базиль и повернулся к Яну. – А ты уже написал заявление? Надо еще заполнить анкету и дать фотографии, такие, как на паспортах.
– Да, – ответил Ян, – у меня еще нет фотографий.
Он солгал. Наверно, это только я заметил. Я всегда знал, когда он говорил не то, что думал. Тогда лицо у него становилось чуть-чуть другим.
Но я обрадовался. Дело не в фотографиях. Он просто не хотел уезжать. Даже не захотел петь вместе со всеми. Когда они запели русскую песню про свою страну, какая она широкая и красивая, Ян потянул меня за рукав и шепнул, что нам пора уходить. Я видел, что ему не по себе, но мы выдержали испытание. Он остался со мной.
А русскую песню Ян спел первый раз в Глазго. Вы бывали в Глазго? Правда, этот город похож на Лондон не больше, чем старый докер на разбогатевшего бармена?
Глазго по-своему красив. Особенно окрестности города. Многие так считают. Мне он никогда не казался привлекательным. В нем мало парков и очень трудные улицы для пешеходов. С горы на гору. Очень много дыма. Прямо все почернело от дыма и в центре и возле доков.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56
Не так-то просто разобраться во всем…
Я не политик. Но если наше правительство подписывает договора с вашим правительством, зачем ему кормить мистера Данило? Это похоже, если бы я ходил в гости к знакомым, а дома прятал их прислугу, уволенную за воровство. Разве это порядочно для настоящих англичан? Но вернемся к Яну.
Значит, он должен прятаться от банды мистера Данило и в то же время почему-то не может попросить защиты у настоящих русских. Возможно, что о новом советском законе сначала говорили лишнее, и возможно, что он просто не заходил в консульство. Так или иначе, пока ему надо жить в Лондоне. Но, чтобы жить, он должен петь, притом петь на улицах. Не правда ли, похоже на голодного зайца, нашедшего капусту со звонком. Только начнет есть – охотники слышат звонок.
Поющий заяц… Не так смешно, как печально.
Мы должны были уехать из Лондона.
Билл прислушался.
– Кто-то стукнул в окно или это мне показалось?
– Нет, я не слышал, – ответил Сергей оглянувшись. Старик поднялся.
– Пожалуйста, выключите свет на минутку, – попросил он.
Сергей повернул выключатель. Бледные тени заплясали на кафельных стенах. Старик прильнул к пыльному стеклу, загородившись ладонями, он всматривался в слабый, колеблемый ветром желтый круг света на мокром асфальте. Тонкие струйки дождя отбивали неровную дробь по жестяному навесу над крыльцом.
Прошумел, полоснув фарами, автомобиль. Ни у дома, ни у окна никого не было…
– Благодарю вас, – сказал старик, возвращаясь на место.
Сергей включил свет.
– Мне показалось… Ян иногда забывал ключ и тихонько барабанил в стекло, если я спал…
Он налил себе кофе, отхлебнул и, прикрыв глаза, продолжал рассказ.
Ничего не составляло для меня уехать из Лондона в любой другой город. У нищего везде текущий счет. Важно было не задерживаться долго на одном месте. В Брайтоне, у моря, мы неплохо заработали среди отдыхающих и могли даже взять спальные места в дальнем поезде. Мы переезжали из одного города в другой. Я показывал Яну мою красивую страну и…
Вот что я вам скажу. Он совсем перестал тосковать. Путешествие его увлекало. Он сказал мне, что в детстве мечтал объездить весь мир. Позже он повторил это, но иначе. Не знаю, как сейчас живут у вас на родине, об этом разное говорят, но Яну уже нравилась жизнь в Англии.
Не думайте, что я говорю это из самолюбия или патриотизма. Нет, мы условились говорить правду. Я поверил вам, верьте и вы. Я приведу вам пример, какое испытание однажды мы выдержали. Проведя конец лета в Йорк-шире, мы переехали в Уэльс. Там много «метек». Среди них Ян встретил русских знакомых. Не тех, что были с мистером Данило, а тех, с которыми он когда-то работал.
Они и сейчас работают на старых шахтах. Это нелегкий труд. Платят им меньше, чем английским шахтерам, и несчастные надрываются из последних сил, чтобы прокормиться и собрать деньги на проезд, когда им разрешат вернуться на родину. Не все, конечно, те, кому повезло, сумели выслужиться перед хозяином или жениться на вдове, имеющей собственный домик. Но и они не могут сказать «ол райт!». Живут вроде квартирантов на подселении, когда городские власти распределяли людей после бомбежки. Хозяева терпят, а дружбы не получается. Не то чтобы наши притесняли их или считали врагами. В Уэльсе работают и негры, и поляки, и итальянцы. Ко всем относятся одинаково, но человек не может жить без настоящих друзей.
Другое дело, когда они уезжают домой… Как-то русские пригласили нас в гости. Я думал, просто захотели люди повеселиться после работы.
Оказывается, что были проводы. Двое, Базиль, работавший с Яном на шахте, и Ники, служивший поваром в баре, получили советские паспорта. Они так гордились ими и так еще боялись спугнуть пришедшую радость, что показывали документы, не выпуская из рук.
– Вот, читайте, – подносил Базиль к чьим-либо глазам паспорт, – не Базиль, а Василий Петрович. Гражданин!
Ники веселился больше других.
– Был я Николи-пикули, а стал дядя Коля! Шеф-повар! (Хотя шефом он не был, но надеялся.)
Провожали их русские и англичане. Между ними не было разницы. Я так думаю, в людях все же больше хорошего, и это-то делает их похожими друг на друга. Связывает людей только хорошее.
Ладно, один пожилой шахтер, Гарри Бенсон, принес подарок. Многие принесли подарки. Кто пудинг на дорогу, кто теплый шарф, а Гарри принес бутылку самой настоящей русской водки. Где он ее достал, – не знаю. Гарри сказал:
– Это прислал мне знаменитый русский шахтер, с которым мы переписываемся. Выпьем за ваше и его здоровье!
Всем налили по рюмке, и Базиль произнес тост:
– За дружбу! За нашу Советскую Родину!
Ему аплодировали, а Николи-пикули полез целоваться к Гарри Бенсону. Гарри пришлось нагнуться, потому что он высокий и худой, а Ники маленький, полный.
– Едем к нам, мастер! – кричал Николи-пикули, хлопая Гарри по колену. – Мы из тебя сделаем знатного человека, будешь на собраниях в президиуме сидеть.
Но Гарри не хотел сидеть в президиуме. Он вообще не любил собраний.
– Я так глубоко врылся в эту английскую землю, – сказал Гарри Бенсон, – что теперь меня отсюда не вытащить!
А Базиль и Ники не хотели с этим считаться. Они всех приглашали ехать в Советский Союз, словно уже были хозяевами шахт или крупных компаний. Один русский, молча пивший джин, попросил:
– Вы мне напишите, ребята, как там у вас. Если я виноват, что ж, я приму наказание… Я приеду…
– Напишем, – пообещал ему Базиль и повернулся к Яну. – А ты уже написал заявление? Надо еще заполнить анкету и дать фотографии, такие, как на паспортах.
– Да, – ответил Ян, – у меня еще нет фотографий.
Он солгал. Наверно, это только я заметил. Я всегда знал, когда он говорил не то, что думал. Тогда лицо у него становилось чуть-чуть другим.
Но я обрадовался. Дело не в фотографиях. Он просто не хотел уезжать. Даже не захотел петь вместе со всеми. Когда они запели русскую песню про свою страну, какая она широкая и красивая, Ян потянул меня за рукав и шепнул, что нам пора уходить. Я видел, что ему не по себе, но мы выдержали испытание. Он остался со мной.
А русскую песню Ян спел первый раз в Глазго. Вы бывали в Глазго? Правда, этот город похож на Лондон не больше, чем старый докер на разбогатевшего бармена?
Глазго по-своему красив. Особенно окрестности города. Многие так считают. Мне он никогда не казался привлекательным. В нем мало парков и очень трудные улицы для пешеходов. С горы на гору. Очень много дыма. Прямо все почернело от дыма и в центре и возле доков.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56