ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

Катрин?
– Ну, разумеется, о Вив и об аборте. Я думаю, при таких обстоятельствах этого нельзя было делать. Я имею в виду, если, предположим, ты бы не вернулся? Я понимаю, что для нее это было трудно, но по крайней мере у нее бы хоть что-то от тебя осталось. – Она оборвала себя, увидев ужас в застывшем лице Ники. – Ты не знал?
– Катрин! – простонала София.
– Чего не знал? – коротко спросил Ники. – Чего я не знал? Думаю, тебе лучше объясниться.
– О Ники… я… – залепетала Катрин.
– Продолжай. По-моему, ты сказала «аборт».
– Ну да… это случилось после того, как ты уехал, прямо в начале войны… по крайней мере, так говорил Поль…
– Поль тебе сказал об этом? – спросил Ники. – Ты говоришь мне, что Вив делала аборт, а он знал об этом? Он знал о моем ребенке, а я нет… это же был мой ребенок, ведь так?
– Думаю, да, – жалобно сказала Катрин. – Честно, я думала, ты знаешь, Ники. Поль говорил, что она должна была тебе сказать. Я бы ни за что не сказала тебе об этом, если бы думала, что ты…
– Но ты никогда не думаешь, ведь так? – сердито вмешалась София. – Как ты можешь быть такой глупой, Катрин?
– Скрывать и молчать. – Голос Ники прозвучал тихо и горько. – Я так понимаю, что ты тоже об этом знала, София?
– Ну… да. Поль что-то упоминал об этом, когда Вив уехала, но подробностей мы не знали.
– Понятно. Чудесно, правда? Похоже, все знали, кроме меня, – а ведь это был мой ребенок! Чего еще я не знаю? И почему она сказала Полю? Может, между ними уже тогда что-то было? Она все эти годы дурачила меня?
– Ники, ну пожалуйста – никто не дурачил тебя, – расстроенно сказала София. – И уж конечно, не Поль.
– Тогда почему он не сказал мне все, что знал? И вообще, как он об этом узнал?
– Очевидно, она сказала ему, – предположила София. – Думаю, он не сказал тебе, потому что считал, что это неуместно. Надо было ожидать от Вив, что она сама расскажет. В конце концов, ты жил у нее в доме. Я не понимаю, почему она сказала не тебе, а Полю.
– Ясно. Она чувствовала, что ей ближе Поль, чем я, – с горечью сказал Ники. – Каким проклятым дураком я был!
Воцарилась напряженная тишина, потом Катрин выпалила:
– Мне надо идти. Через десять минут мне надо быть у дантиста. – Она вспыхнула, засуетилась и была готова расплакаться…
София кивнула:
– Да уж, иди, Катрин. А Робин…
– В коляске, на улице. Мне, право, жаль, Ники… Ники ничего не сказал. София проводила Катрин к двери и посмотрела на Робина, спавшего без задних ног. Луи же деловито опрокинул ящик комода и играл с клочками бумаги и резиновыми ленточками, которые там нашел. София не стала мешать ему.
– Не знаю, что сказать, Ники. Катрин… О, она такая сплетница! Когда-нибудь она поймет…
– Не вини ее. Она всего лишь сказала правду. И в большей степени, чем все остальные. – Он посмотрел на нее, лицо его было холодным, суровым. – Предлагаю тебе тоже уйти, София. Я уверен, у тебя куча дел.
– Но я не могу оставить тебя в таком состоянии…
– Почему? Я вполне способен справиться здесь, в конторе. Боже правый, мне надо чем-то отвлечься!
– Но…
– Ну, иди же, София, оставь меня в покое! Ты не видишь, что мне просто хочется побыть одному?
– Пойдем, Луи, – тихо сказала София, думая, что сейчас это, видимо, лучшее, что можно сделать. Но в дверях она оглянулась и посмотрела па него. Ники, сгорбившись, сидел в кресле, не глядя ни на нее, ни на кого другого, и сердце Софии сжалось от боли и ярости.
Будь проклята Катрин и ее распущенный язык! Будь проклята война за то, что она сделала с ее любимым братом! И больше всех – будет проклята Вив Моран! Если она вообще когда-нибудь любила его, как она смогла так ранить его?
После того как они ушли, Ники опять запер двери конторы. Он долго сидел, уставившись в никуда и думая о том, что сказали ему сестры. Вив носила его ребенка и избавилась от него. Единственный ребенок, кому бы он мог быть отцом. Единственная женщина, которую он любил. Боль нараставшей волной окатывала его, уничтожала. Он выносил ее, сколько мог, но потом в сознание его начала проникать мгла. С самого Дюнкерка он жил в настоящем, весьма далеком от совершенства, у него не было надежд на будущее, а теперь единственное, что у него оставалось – воспоминания о прошлом, – оказались поруганными, у него их жестоко отобрали. Тьма все сгущалась, она застыла в какой-то странной неподвижности. Ники подкатил кресло к шкафу с документами и достал спрятанную там бутылку виски. Его обезболивающие таблетки лежали в верхнем ящике стола, он вытащил пузырек и высыпал содержимое на бумагу. Целый пузырек и еще… то, что он сохранил на случай, если наступит такой день, когда он не сможет больше жить… Ники подкатил к окну и опустил ставни. Потом палил полную рюмку виски, положил в рот таблетки и проглотил их.
София и Бернар обнаружили его поздно вечером. Они забеспокоились, почему он не пришел домой, и пошли в город. Контора была явно закрыта на ночь. Но когда они открыли дверь запасным ключом и вошли внутрь, то увидели там Ники. Кресло его было прижато к столу, а Ники вытянулся на нем. Когда София увидела бутылку из-под виски и стакан, она едва не разревелась от облегчения – он напился, чтобы растворить свое горе.
– Ники! До чего ты себя довел!
Но Бернар заметил пустой пузырек из-под таблеток, он схватил запястье Ники, пытаясь отыскать пульс, и закричал Софии, чтобы она срочно звонила в «Скорую помощь».
– Зачем? – Она непроизвольно вздрагивала. – Он ведь только напился, да? Бернар…
– Нет. Я думаю, он умер.
– О Боже мой! – Она хотела подойти к нему, но не смогла. Она застыла, сраженная мыслью, что он мертв, ей было страшно увидеть те перемены, которые произошли в нем. Она не хотела дотрагиваться до него, не хотела ощутить, каким холодным, окоченевшим стало его тело. Нет, это был не ее брат, не Ники!
Но она позвонила в «Скорую помощь», а потом вернулась в комнату: ее тянула к нему любовь и сострадание, которые были сильнее, чем то внезапное затмение. Она подбежала к своему брату, упала на колени возле него и уткнулась лицом в его неподвижные ноги. Она оплакивала всех их – и ту тень, которая, казалось, теперь никогда не покинет их.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ
Из всей семьи Картре тяжелее всех смерть Ники подействовала на Катрин.
Лола едва смогла понять, что произошло, – она отключалась от всего, кроме своих насущных потребностей, а София стала почти философски смотреть на жестокости судьбы. И не потому, что ее не взволновала смерть Ники: она очень тяжело переживала это, и вначале ей показалось, что больше горя она уже не вынесет. Но она была не способна больше погружаться в ту безмерную печаль, которая охватила ее при известии о смерти Дитера, к тому же ей через столько пришлось пройти, что чувства ее притупились. Кроме того, ей надо было поддерживать Бернара да еще двоих маленьких детей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152