– А если со сметаной?
– Со сметаной и долото можно проглотить.
Я сказал, что в саду у Козлова созрели такие яблочки, – язык проглотишь и глаз выворотишь. Самые настоящие китайские.
– Пробовал, знаю, на угловых яблонях растут, – не удивился Пашка. – Ночи светлые, пока неудобственно, а то бы я достал…
За карасями Пашка не ходил. Не соблазнился на даровщинку.
Через несколько дней, под утро, когда Козлову хорошо спитая, Пашка рискнул перелезть через высокий забор за китайскими яблоками. Он тряхнул яблоню. Успел немного нахватать в мешок. Где-то задел за проволоку, зазвенел колокольчик, тявкнула собачонка, и бедный бобыль бросился наутек.
Козлов, не выходя из дому, с подоконника пальнул наугад в сторону беглеца и не промазал. Стрелял он в таких случаях как бы для острастки, не рассчитывая на ответственный, смертельный исход. Ружье заряжал не дробью, не картечью, а сушеным горохом, в худшем случае – бобами.
На Пашкину долю выпал горох. Дружный заряд, штук десять горошин, засели у него ниже поясницы. Пробовал сам выковыривать – не получается.
Бывалый солдат русско-японской войны Алеха Турка посмотрел на Пашкино ранение, похохотал и сказал:
– Не такое видали. Сделаем операцию. Придется потерпеть минутки две-три.
Пашка лег на широкую лавку брюхом книзу. На голову приналег сосед Афонька, на ноги сел увесисто мой опекун Михайло.
Турка взял отвертку от зингеровской швейной машины и в мгновение ока все горошины с кровью выковырял на пол. Потом взял мазницу, смочил дегтем и смазал все уязвленные места.
– Вот тебе и китайские яблочки. Вез шапки-невидимки не лезь в чужой сад. Вишь ты, яблочков захотел, а карасей не хошь?
Пашка стонал и скрежетал зубами.
В деревне, понятно, немного новостей. Эту восприняли со смехом, люди зубоскалили, подшучивали:
– Ну как, Пашка, за горох-то с Козловым не рассчитался?
– Не смейтесь! – обрывал он насмешников. – Могу так рассчитаться, что небу станет жарко. Одна спичка да фунт карасина – вот и квиты будем…
Пашкина угроза дошла до ушей Козлова. Тот к уряднику с жалобой-прошением: так и так, меня Пашка поджечь хочет. Есть свидетели, слышали про одну спичку и фунт карасина.
Урядник Козлову посоветовал:
– Усиль охрану собственности, купи еще двух собак, да по ночам не спи, с ружьем вокруг да около похаживай. Не посмеет, не подпалит…
Пашку урядник вызвал повесткой для внушения:
– Имею предупреждение. Знаешь, что за поджог бывает? Суд, тюрьма, кандалы, Сибирь… Козлов жалобу подал. Так знай: этим не шутят. – И постучал крепко сжатым кулаком по столешнице. – Ясно?
– Ясно, – ответил Пашка, – дурак я, что ли? Я его попугал маленечко, и только. А поджигать и в уме не было. Подумаешь, горох! Моя хребтина и не такое выдюжит.
16. ТАЙКОМ НА ЯРМАРКУ
МОЙ ОПЕКУН и все его домочадцы уезжали на сельскую ярмарку.
Мне было приказано сидеть дома, никуда не отлучаться.
А чтобы мое домовничание было надежно и безотлучно, опекун Михаиле спрятал куда-то мои сапоги и единственные штанишки, оставив меня в одних синих полосатых портках.
Босой, да без штанов далеко не ускачешь…
Мне было и обидно и досадно в такое веселое ярмарочное время сидеть в опустевшей деревне. Выручил Колька Травничек, а вернее втравил он меня в немыслимое дело. Пришел и стал уговаривать:
– Пойдем на ярмарку, у меня есть мелочишка, у мамы насобирал в… кошельке. Не догадалась.
– Я-то бы рад, назло опекуну. Но в чем пойду? Ни штанов, ни сапог. А сколько у тебя денег?
– На двоих хватит, не твое горе. Подумаешь, штаны да сапоги, они тебе совсем ни к чему. У нас гостила двоюродная сестренка из Данилихи, она платьишко оставила, резиновую опояску и красный платок. Оденешься под девчонку, и даже Михайло и Енька евонный не узнают, если наткнешься на них.
– Не худо придумано. Тащи платье, примерим!
Платьишко беленькое в клеточку по мне как раз.
Опояска тоже, и платок к лицу подходит. Засучил я синие порточки повыше, натянул платьишко и босиком в таком виде побежал с Колькой в село.
Ярмарка в полном разгаре. Шум. Гам. Музыка. Треск хлопушек. Две карусели. Выкрики торгашей, а их, кажется, число несметное. Пахнет пряностями, сырыми кожами, водкой, рыбой и чем угодно…
Поглазели мы с Колькой со стороны, решили втиснуться в этот многотысячный хоровод продающих и покупающих, орущих и гуляющих.
В первую очередь протолкались к нарядной карусели, блестящей парчой, увешанной фонариками, с бубном и барабаном, с баяном и балалайкой.
Три копейки за прокат. Садимся – Колька на коня, я на деревянного гуся лапчатого. Колька расплачивается, поехали – раз, два и три, у Кольки деньжонок хватает.
Только мы раскатались, и вдруг со мной несчастье: рассучилась левая порточина и предательски вылезла из-под платья.
Колька уплатил за меня четвертый алтын.
Не успела на этот раз карусель закрутиться, как кто-то подошел сзади и, ухватив меня крепенько за ухо, поволок с гуся долой.
Это был не то сотский, не то дежуривший на ярмарке один из многочисленных десятских.
Колька остался на коне, а меня, придерживая за плечо, отвели в сторону.
Стражник Иван Степанов хорошо знал моего покойного отца, а потому, выслушав мое объяснение, велел поскорей убираться домой.
17. ВЫСТРЕЛ В БОЛОТО
НАВЕРНО с того дня, как отца моего опалило порохом и разорвало ствол ружья, я невзлюбил ружье, боялся его, в чьих бы руках оно ни было. А стреляли из обыкновенных дробовиков у нас часто: на свадьбах палили, для пробы в воротницы грохали, зайцы зимой бегали вокруг деревни, рябчики и куропатки стаями прилетали к овинам – как тут было не стрелять?
Это смертоносное орудие мне было не любо еще и потому, что выстрелы отдавались в ушах и долго звенели.
Однажды меня отец привез в соседнее село Никола-Корень, в двухэтажный богатый дом.
Отец снимал мерку с ноги чужого бородатого дяди, потом с бабы и ребятишек. Принимался заказ на новые сапоги.
Потом пили, что называлось по-вологодски, литки. Магарыч ставился, чтобы заблаговременно задобрить сапожника, дабы сапоги не протекали, ног не терли и носились года два-три без починки.
Выпили. Отец получил задаток. Повел его хозяин на верхний этаж, показать, как он отделал себе летнее жилье. Отец прихватил и меня.
Огромная пустая комната. Ни стола, ни единого стула, даже печи не было, только одни пустые, оклеенные новыми обоями с стены. У меня в глазах зарябило от обоев. Неожиданно я увидел на стене единственный предмет – ружье.
– Тятя, пойдем отсюда, мне страшно…
И потащил отца за рукав.
– Из моего Костюхи охотника не будет, он боится ружей. Видно, был напуган, – пояснил отец и повел меня из этой комнаты вниз.
Впечатление от пустоты комнаты и висевшего на стене ружья долго не выходило из моей памяти…
Стал я подростком.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54