Заметив в глазах Расса отражение ее собственных чувств, Синтия ощутила, как у нее сжалось сердце. Расс поднял руку, и Синтия затаила дыхание. Задержав ладонь на секунду в воздухе, Расс легко коснулся ее щеки и провел по шее. Большим пальцем он осторожно задел ее губы.
– Да, ничего не изменилось, – хрипло повторил он.
– Знаю, – прошептала Синтия.
– Но мы повзрослели. Мы сумеем сдержаться.
– Иначе нельзя. Больше я не вынесу этой боли.
– А как же радость? – Расс вспомнил, как Синтия возносила его на вершину, откуда мир казался захватывающе прекрасным. – Неужели ты больше не хочешь вкусить ее?
– О Господи! – Ее неудержимо влекли эти затуманенные глаза, хрипловатый голос, серебристые нити в волосах – прежде их не было, значит, причиной влечения были отнюдь не воспоминания. Синтии хотелось, чтобы Расс поцеловал ее – ради исполнения этого желания она была готова пожертвовать чем угодно.
Пришла очередь Синтии поднять руку и застыть в нерешительности. Наконец она провела кончиками пальцев по губам Расса, коснулась щеки, виска и спустилась к уху.
Прерывисто вздохнув, Расс прижал ее ладонь к шее.
– Не искушай меня, Син. Не пытайся объяснить, что между нами все в прошлом. Мои чувства к тебе ничуть не изменились. Мне никогда не удавалось сохранить сдержанность, ощущая твои прикосновения. Будь у меня выбор, я немедленно увез бы тебя ко мне в отель, забыв про ужин. Но, по-моему, это неразумно.
Внутренне Синтия разрывалась надвое: одна ее часть предпочла бы номер в отеле, полагая, что нарастающей в них страсти просто необходимо дать выход. С другой стороны, Синтия опасалась, что даже после этого страсть не угаснет, и не знала, как следует поступить.
Отдернув руку и положив ее на колено, она произнесла:
– Ты прав. Едем ужинать.
Эти слова вырвались у нее слишком поспешно – Расс наверняка понял, какие чувства раздирают ее. Однако он не сказал ни слова. Синтия исполнилась бесконечной благодарности к Рассу, когда он без возражений тронул машину с места.
– Расскажи, как ты жила, – попросил Расс. Прибыв в «Ритц» чуть раньше назначенного часа, они решили посидеть в баре.
Синтия неторопливо отпила глоток мартини из своего бокала. Вырвавшись из тесного салона машины и оказавшись в окружении людей, она почувствовала себя гораздо увереннее.
– Это долгий разговор. С чего мне начать?
– С самого начала. – Рассу хотелось знать все подробности жизни Синтии, о которых умалчивали газеты. – С того дня, как я уехал.
Синтия обвела край бокала кончиком пальца.
– В то время мне казалось, что моя жизнь кончена. Я была так счастлива с тобой, и вдруг ты исчез. У меня возникло ощущение, будто я падаю в пропасть.
Расс понимал, что эти воспоминания причинят Синтии боль, но не отказался от своих намерений. Именно из-за событий, произошедших после его отъезда, Синтия стала иной.
– Что сказала твоя мать, когда ты вернулась домой?
– Прежде я позвонила ей. Мне не хватило смелости явиться домой, не зная, примут ли там меня. Если бы меня отвергли один за другим и ты, и она…
– Я не отрекался от тебя.
– В то время я считала иначе, – возразила Синтия, но тут же намеренно смягчила тон. Сердиться на Расса было бессмысленно. Синтии хотелось только одного: чтобы он понял ее. – Я чувствовала себя совершенно беспомощной. Поэтому сначала я позвонила маме… – она осеклась: мысленно перенеслась в прошлое, в знойный июльский день, и оказалась в телефонной будке, немыслимо грязной по сравнению с чистой младенческой кожей Дайаны.
– И что же ты ей сказала? – тихо спросил Расс.
Синтия вздохнула.
– По правде говоря, ничего. Я расплакалась, и мама все поняла. Я сумела объяснить, где нахожусь, и она приехала за мной через десять минут.
– Тебе следовало позвонить ей пораньше.
Синтия покачала головой.
– Я не могла. Только после того, как целый месяц прожила в одиночестве, я решилась встретиться с ней.
Расс глотнул скотча и несколько секунд гонял в своем стакане льдинку, прежде чем произнести:
– Я хотел, чтобы ты вернулась домой, потому, что знал: мать позаботится о тебе. Но я опасался, что она сделает твою жизнь невыносимой.
– Например, будет пилить меня за глупость?
– Вот именно.
– Этого мама не сделала. Она ни словом не напомнила мне о случившемся. Она решила вести честную игру. После твоего отъезда я совсем пала духом, и мама поняла это. Она окружила меня такой заботой и вниманием, что, когда депрессия наконец миновала, я была готова стать примерной дочерью.
Расс задумался о том, кто ухаживал за Дайаной, пока Синтия избавлялась от депрессии. Пока Расс жил с семьей, Синтия производила впечатление самоотверженной матери.
– Должно быть, ты сразу отняла Дайану от груди и перевела ее на искусственное кормление?
– Я перестала кормить Дайану грудью, когда ей исполнился год.
Это заявление доставило Рассу безмерное удовольствие, но, поразмыслив, он недоверчиво усмехнулся.
– А как отнеслась к этому Гертруда?
Синтия скривила губы.
– А ты как думаешь?
– Должно быть, она считала, что кормление грудью – вульгарный обычай, допустимый разве что для крестьян.
– Почти угадал. – Глаза Синтии погрустнели. – Но когда речь шла о Дайане, ее мнение не имело для меня никакого значения. Дайана – моя дочь. Я всеми силами старалась заботиться о ней. В те дни она была моей единственной отрадой.
Боль вернулась. Расс задумался, не зная, перестанет ли он когда-нибудь ощущать ее.
– Когда ты познакомилась с Мэттью?
– Еще в детстве, задолго до встречи с тобой. Он был на шестнадцать лет старше меня, но вращался в тех же кругах, что и мои родные. Однажды мы с Дайаной – к тому времени ей исполнилось восемнадцать месяцев – отправились в клуб, там я встретилась с Мэттью и разговорилась с ним. Спустя два месяца мы объявили о своей помолвке, а поженились через семь месяцев.
– Зачем вам понадобилось ждать семь месяцев? Чтобы Дайана успела привыкнуть к Мэттью?
Синтия покачала головой.
– Они сразу привязались друг к другу. – Она повертела бокал, стоящий на салфетке. – Просто маме захотелось осуществить все, чего мы с тобой лишили ее, поженившись тайно. Для нас устраивали вечеринки в честь помолвки и перед свадьбой, приемы и ужины. Мама была на вершине триумфа.
– А ты? – спросил Расс. Вопрос был провокационным, но ответ имел слишком большое значение.
Синтия вскинула голову и уставилась на него в упор.
– Ты хочешь знать, была ли я на вершине триумфа? Нет. Радовалась ли я? Да. Выходя за тебя замуж, я не отрекалась от привычного мира. Из-за мамы этот мир сам отверг меня. Но я выросла среди этих людей. Рядом с ними чувствовала себя в своей тарелке. Многих из них по-настоящему любила и до сих пор люблю. Разумеется, мне пришлось дать отпор низким и мелочным людям, но такие встречаются во всех слоях общества.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25
– Да, ничего не изменилось, – хрипло повторил он.
– Знаю, – прошептала Синтия.
– Но мы повзрослели. Мы сумеем сдержаться.
– Иначе нельзя. Больше я не вынесу этой боли.
– А как же радость? – Расс вспомнил, как Синтия возносила его на вершину, откуда мир казался захватывающе прекрасным. – Неужели ты больше не хочешь вкусить ее?
– О Господи! – Ее неудержимо влекли эти затуманенные глаза, хрипловатый голос, серебристые нити в волосах – прежде их не было, значит, причиной влечения были отнюдь не воспоминания. Синтии хотелось, чтобы Расс поцеловал ее – ради исполнения этого желания она была готова пожертвовать чем угодно.
Пришла очередь Синтии поднять руку и застыть в нерешительности. Наконец она провела кончиками пальцев по губам Расса, коснулась щеки, виска и спустилась к уху.
Прерывисто вздохнув, Расс прижал ее ладонь к шее.
– Не искушай меня, Син. Не пытайся объяснить, что между нами все в прошлом. Мои чувства к тебе ничуть не изменились. Мне никогда не удавалось сохранить сдержанность, ощущая твои прикосновения. Будь у меня выбор, я немедленно увез бы тебя ко мне в отель, забыв про ужин. Но, по-моему, это неразумно.
Внутренне Синтия разрывалась надвое: одна ее часть предпочла бы номер в отеле, полагая, что нарастающей в них страсти просто необходимо дать выход. С другой стороны, Синтия опасалась, что даже после этого страсть не угаснет, и не знала, как следует поступить.
Отдернув руку и положив ее на колено, она произнесла:
– Ты прав. Едем ужинать.
Эти слова вырвались у нее слишком поспешно – Расс наверняка понял, какие чувства раздирают ее. Однако он не сказал ни слова. Синтия исполнилась бесконечной благодарности к Рассу, когда он без возражений тронул машину с места.
– Расскажи, как ты жила, – попросил Расс. Прибыв в «Ритц» чуть раньше назначенного часа, они решили посидеть в баре.
Синтия неторопливо отпила глоток мартини из своего бокала. Вырвавшись из тесного салона машины и оказавшись в окружении людей, она почувствовала себя гораздо увереннее.
– Это долгий разговор. С чего мне начать?
– С самого начала. – Рассу хотелось знать все подробности жизни Синтии, о которых умалчивали газеты. – С того дня, как я уехал.
Синтия обвела край бокала кончиком пальца.
– В то время мне казалось, что моя жизнь кончена. Я была так счастлива с тобой, и вдруг ты исчез. У меня возникло ощущение, будто я падаю в пропасть.
Расс понимал, что эти воспоминания причинят Синтии боль, но не отказался от своих намерений. Именно из-за событий, произошедших после его отъезда, Синтия стала иной.
– Что сказала твоя мать, когда ты вернулась домой?
– Прежде я позвонила ей. Мне не хватило смелости явиться домой, не зная, примут ли там меня. Если бы меня отвергли один за другим и ты, и она…
– Я не отрекался от тебя.
– В то время я считала иначе, – возразила Синтия, но тут же намеренно смягчила тон. Сердиться на Расса было бессмысленно. Синтии хотелось только одного: чтобы он понял ее. – Я чувствовала себя совершенно беспомощной. Поэтому сначала я позвонила маме… – она осеклась: мысленно перенеслась в прошлое, в знойный июльский день, и оказалась в телефонной будке, немыслимо грязной по сравнению с чистой младенческой кожей Дайаны.
– И что же ты ей сказала? – тихо спросил Расс.
Синтия вздохнула.
– По правде говоря, ничего. Я расплакалась, и мама все поняла. Я сумела объяснить, где нахожусь, и она приехала за мной через десять минут.
– Тебе следовало позвонить ей пораньше.
Синтия покачала головой.
– Я не могла. Только после того, как целый месяц прожила в одиночестве, я решилась встретиться с ней.
Расс глотнул скотча и несколько секунд гонял в своем стакане льдинку, прежде чем произнести:
– Я хотел, чтобы ты вернулась домой, потому, что знал: мать позаботится о тебе. Но я опасался, что она сделает твою жизнь невыносимой.
– Например, будет пилить меня за глупость?
– Вот именно.
– Этого мама не сделала. Она ни словом не напомнила мне о случившемся. Она решила вести честную игру. После твоего отъезда я совсем пала духом, и мама поняла это. Она окружила меня такой заботой и вниманием, что, когда депрессия наконец миновала, я была готова стать примерной дочерью.
Расс задумался о том, кто ухаживал за Дайаной, пока Синтия избавлялась от депрессии. Пока Расс жил с семьей, Синтия производила впечатление самоотверженной матери.
– Должно быть, ты сразу отняла Дайану от груди и перевела ее на искусственное кормление?
– Я перестала кормить Дайану грудью, когда ей исполнился год.
Это заявление доставило Рассу безмерное удовольствие, но, поразмыслив, он недоверчиво усмехнулся.
– А как отнеслась к этому Гертруда?
Синтия скривила губы.
– А ты как думаешь?
– Должно быть, она считала, что кормление грудью – вульгарный обычай, допустимый разве что для крестьян.
– Почти угадал. – Глаза Синтии погрустнели. – Но когда речь шла о Дайане, ее мнение не имело для меня никакого значения. Дайана – моя дочь. Я всеми силами старалась заботиться о ней. В те дни она была моей единственной отрадой.
Боль вернулась. Расс задумался, не зная, перестанет ли он когда-нибудь ощущать ее.
– Когда ты познакомилась с Мэттью?
– Еще в детстве, задолго до встречи с тобой. Он был на шестнадцать лет старше меня, но вращался в тех же кругах, что и мои родные. Однажды мы с Дайаной – к тому времени ей исполнилось восемнадцать месяцев – отправились в клуб, там я встретилась с Мэттью и разговорилась с ним. Спустя два месяца мы объявили о своей помолвке, а поженились через семь месяцев.
– Зачем вам понадобилось ждать семь месяцев? Чтобы Дайана успела привыкнуть к Мэттью?
Синтия покачала головой.
– Они сразу привязались друг к другу. – Она повертела бокал, стоящий на салфетке. – Просто маме захотелось осуществить все, чего мы с тобой лишили ее, поженившись тайно. Для нас устраивали вечеринки в честь помолвки и перед свадьбой, приемы и ужины. Мама была на вершине триумфа.
– А ты? – спросил Расс. Вопрос был провокационным, но ответ имел слишком большое значение.
Синтия вскинула голову и уставилась на него в упор.
– Ты хочешь знать, была ли я на вершине триумфа? Нет. Радовалась ли я? Да. Выходя за тебя замуж, я не отрекалась от привычного мира. Из-за мамы этот мир сам отверг меня. Но я выросла среди этих людей. Рядом с ними чувствовала себя в своей тарелке. Многих из них по-настоящему любила и до сих пор люблю. Разумеется, мне пришлось дать отпор низким и мелочным людям, но такие встречаются во всех слоях общества.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25