– Он просто чудо и, по-моему, самый талантливый стилист салона.
– Да, он талантливый, вы все талантливые, – проговорила Дорин, но прозвучало как-то странно. Для нее понятия «парикмахер» и «талант» несопоставимы. Талантливым может быть пианист, скульптор, математик, а стрижка – это так, ремесло. Мы в «Жан-Люке» считали иначе: стрижка – это искусство, иначе разве стали бы клиенты тратить на нас такие деньги? – Он такой… робкий, – проговорила мама и выдержала многозначительную паузу. – Наверное, он…
– Кто?
– Сама знаешь!
– Ах это! – рассмеялась я. Надо же, забыла, как отличаются нравы Википими и Мэдисон-авеню. – Гомосексуалист?
Мама кивнула:
– Думаю, да, и не он один.
Некоторое время мы шли молча. Что-то тут не так, мама что-то недоговаривает! Нужно срочно выяснить!
– Ну и как тебе?
– Что?
– Салон, моя работа… Что ты об этом думаешь? – спросила я плаксивым тоном, каким дочки вне зависимости от возраста говорят с матерями.
Дорин сбавила шаг и поплотнее завязала шарф.
– Думаю, для тебя это прекрасная возможность, – проговорила она, и я снова почувствовала, что мама о чем-то умалчивает.
– Что? – не вытерпела я.
– Просто… Не представляю, как, черт подери, ты все это терпишь!
Я даже растерялась: мама никогда не ругалась.
– Что терплю?
– Этих женщин…
– Клиенток?
– Боже мой, Джорджия, никогда не видела столько надутых…
– Они не такие уж плохие! – перебила я и осеклась. Что я делаю? Зачем выгораживаю этих богачек перед мамой?
– Просто хочу, чтобы ты была счастлива, милая.
– Я счастлива.
Неожиданно на глаза навернулись слезы. Я сделала вид, что разглядываю витрину ювелирного: крупные розоватые жемчужины на коричневой шее манекена. Нет, не буду плакать!
– А ты представляешь, сколько я здесь зарабатываю? – выпалила я. – Только чаевыми пятьсот долларов в день.
– Детка, это здорово! – Мама обняла меня за плечи. – Я так тобой горжусь…
Такого я вынести не могла. По щекам покатились слезы. Черт, только этого не хватало!
– Милая, не плачь! Ну что ты, не надо, пожалуйста! Что случилось? – Дорин прижала меня к себе. Мы шли мимо кофейни. В витрине медленно вращались украшенные шоколадом пирожные.
– Давай зайдем! – предложила я.
В таком состоянии меньше всего нужен дорогой ресторан и бродвейское шоу. Поэтому мы устроились на красных виниловых пуфиках и заказали чизбургеры, картошку и ванильную колу. Запах гриля, шипение жарящейся картошки напомнили мне Википими.
– Доченька, ты всегда можешь вернуться домой, – предложила Дорин. – Будешь моим партнером.
В горле образовался комок. Как бы сильно я ни скучала по Википими, но ни за что туда не вернусь.
– Теперь мой дом здесь, – тихо сказала я.
Дорин кивнула и, потянувшись ко мне через стол, стала гладить руку. В детстве это помогало мне уснуть.
– Поговори со мной, девочка! Что тебя тревожит?
– Все то же самое, – проговорила я. Абсолютная правда. Моя жизнь как рисунок на обоях: днем бесконечные клиенты, а вечером бесконечная усталость и телевизор. – Что нового в Википими? – Что угодно, только бы тему сменить.
Мама ответила не сразу: вероятно, раздумывала, стоит выбивать из меня правду или нет.
– Ну, – нерешительно начала она, – Энн Катбилл родила четвертого.
– Четвертого?
– Да, в Википими у всех как минимум трое детей.
– И все могут себе это позволить?
– Ну, ты же нас знаешь: о последствиях особо не беспокоимся, рожаем, и будь что будет.
– В Нью-Йорке о первенце задумываются лет в тридцать пять, не раньше.
– Да, здешние женщины хотят всего и сразу, – неодобрительно проговорила мама.
Принесли наши чизбургеры. Чувствовалось, Дорин не терпится расспросить меня о главном: о счастье и планах на будущее. Она вырастила меня самостоятельной и независимой, но в том кафе я открыла для себя кое-что новое. Мама гордится моими достижениями, но мечтает, чтобы у меня было то, чего ей самой не досталось: мужское плечо, на которое можно опереться в трудную минуту.
На Мэдисон-авеню царило обычное вечернее столпотворение, но мы с мамой ничего не слышали. У нас свой собственный мирок, куда посторонним вход воспрещен.
– И где же я его найду?! – вырвалось у меня.
Дорин сразу поняла, о чем я; конечно, это же моя мама!
– Не беспокойся, – проговорила она, потягивая ванильную колу. – Найдешь.
Фестиваль
– Леди и джентльмены! Знаменитые сестры Мартинес!
Голос конферансье эхом разносился по выставочному центру имени Джейкоба Джевица, в котором собрались несколько тысяч человек. Жан-Люк, Кэтрин, Массимо, Патрик и я стояли у белой парусиновой ширмы, скрывавшей верхнюю часть девичьей фигуры. Похоже, кроме крохотных стрингов, на девушке ничего нет. Крепко сбитая темноволосая женщина в форме подняла одну ногу модели и нанесла горячий зеленый воск. Публика застыла в ожидании чуда, а женщина наложила на воск кусок грубой ткани и молниеносно отделила от ноги, обнажив гладкую, без единого волоска кожу. Собравшиеся восторженно загудели.
– Сестры Мартинес подарили миру воск для зоны бикини! – объявил конферансье.
Темноволосая дама тем временем бесцеремонно развела ноги неизвестной девушки и нанесла воск на внутреннюю поверхность бедер.
– Ой! – поморщился Массимо. – Наверное, больно.
– Пойдемте отсюда, – предложила невозмутимая Кэтрин. – Похоже, самое интересное будет вон там. – Она показала на плотную толпу.
Волосы, везде волосы! Челки, начесы, кудри. Прически восьмидесятых, а у их обладательниц густо подведенные карандашом глаза, по двадцать гвоздиков в ушах, ярко-розовые губы. Эти девушки напоминали мне моих однокурсниц из Академии Уилфреда, тех, что остались работать в Википими.
А мы-то что здесь забыли? Зачем, спрашивается, пожертвовали выходным?
Дело в том, что мы выполняли боевое задание. Жан-Люк решил создать собственную косметическую линию. Своя линия есть у Видала Сассуна, Фредерика Феккая. Пора и Жан-Люку выпустить фирменный шампунь, кондиционер, маску для волос, гель, спрей, мусс. Так что мы, его антураж, должны были собирать новые идеи: смотреть и слушать, кто что интересное придумал.
Была еще одна причина продемонстрировать маэстро свою лояльность: Жан-Люк планировал расширяться.
Филиалы в Лос-Анджелесе, Чикаго, Вашингтоне… Ничего конкретного маэстро не обещал, но кто знает, чем все может обернуться… А вдруг партнерство предложит? Вот бы было здорово! Я ведь с самого низа начинала, а стала одной из лучших колористок салона, даже к Жан-Люку в доверие втерлась. Сколько людей всю жизнь прозябают в нищете! Наверное, дело в таланте: Дорин всегда говорила, что чувство цвета у меня врожденное. Но ведь талантливых колористов море, так что мне повезло: оказалась в нужное время в нужном месте.
Словно туристы, мы бродили по выставочному центру.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49