Счет на получателя выписывал какой-то молодой мужчина. Получил же со склада бязь вот этот приказчик лавочника Замшева. Непонятно все стало для Кулагина. Ордер из товарищества, получали бязь на товарищество, в село, значит, что в пятнадцати верстах от города, а бязь едет на Мытный двор в лавку частного торговца. Самым удивительным оказалось то, что продавцы магазина предъявили Кулагину еще один ордер, и тоже на бязь, полученную неделей раньше на это же кредитное товарищество. Куда же столько бязи в одно село?
Теперь Кулагин поехал вместе с приказчиком на Мытный двор. Замшев вышел из лавки встречать подводу, но, увидев рядом с приказчиком незнакомого парня, догадался сразу, в чем дело. А догадавшись, растерялся и лишь молча водил глазами то на Кулагина, то на приказчика. И даже не замечал холода, забыл сразу, что он в одной поддевке, с непокрытой головой.
- Откуда товар ждешь, хозяин? - спросил Кулагин. Поняв, что он не иначе как из милиции, Замшев решил быть откровенным, пояснил скороговоркой:
- Как-то молодой человек пришел. Мол, не надо ли бязи. Ну, говорю, как не надо. Обычно мы через государственную биржу получаем, но последнее время заминка вышла, обходят нас вниманием. Ну, и приходится на стороне подыскивать...
- На какой стороне? - спросил Кулагин. - И кто человек тот? Какой из себя?
- Не могу знать, - в поклоне склонился перед ним Замшев. - Молодой мужчина в белых бурках.
Приказчик бросил вожжи и отошел в сторону, словно собираясь сбежать.
- Куда это ты? - спросил его Кулагин, видя в глазах приказчика злобу. - Подожди. Вот сейчас составлю акт, подпишешь и пойдешь.
Он составил акт на количество кип, потребовал не распаковывать их. Дал подписаться и Замшеву, и приказчику. Потом вернулся в магазин, взял эти два ордера под расписку и с ними побежал в губрозыск.
- Может, установить наблюдение? Вдруг да "черная биржа", что ищем, предположил он довольно и радостно. Была за ним черта - поболтать, прихвастнуть. Но хвастовство это было, в общем-то, безобидное, и сотрудники губрозыска обычно только добродушно посмеивались.
И сейчас Костя лишь усмехнулся, долго и внимательно просматривая ордера:
- Знаком мне этот Миловидов... На приметке он у нас...
Совсем недавно зашел к нему начальник уездного уголовного стола и рассказал про этого Миловидова. Торговый агент из кредитного товарищества летом продал тридцать бочек цемента частным торговцам, хотя по договору цемент полагался местному совхозу для строительства сыроваренного завода. И вот чудеса - совхоз у этих же частников вынужден был покупать материал по завышенной уже цене. По жалобе совхоза было возбуждено следствие, но оно вскоре же остановилось. Товарищество взяло под защиту своего агента, заявив, что он неопытный и неумелый еще работник.
Потом начал "сильно гулять" Миловидов по ресторанам и сельским трактирам. Этот приземистый человек, с черными усами-"баранками", синеносый, хрипастый, обожал духовой оркестр и военные марши. По рассказу начальника уголовного стола, где-нибудь в трактире, кинув скрипачу или шарманщику червонец, требовал "военного марша". Особенно любил "Марш Копорского полка" и "Прощание славянки". Вытянется, выкатит живот, замрет со слезами умиления на глазах. Под осень он пригласил на свадьбу племянницы председателя кредитного товарищества духовой оркестр в полном составе. И тот два дня сотрясал домишки жителей бравурными военными маршами, мазурками и вальсами. На какие деньги простой служащий два дня мог содержать оркестр?
- Завтра с ранним поездом выезжаем в село, - решил Костя. - Иду выписывать командировки. Познакомимся лично. А насчет наблюдать... Так скажу я тебе, Кулагин, что это сейчас напрасное дело. Ты со двора, а они к своим сообщникам, если они имеются. Или телефон, или записка, или приказчика рысью в какой-нибудь дом. И они, эти сообщники, если они есть, повторяю я тебе, Кулагин, уже все знают, какой ты из себя хороший да толковый... Товар мы отберем, а Замшева временно не тронем. Он пока бесполезный человек. А вот Миловидова надо брать под стражу...
2
И в это утро шел снег - ложился в сад, что виден был из окна дома, где жил торговый агент Миловидов, на дорогу, по которой неслись, раскатываясь на буграх, розвальни, черневшие фигурами мужиков в тулупах. Сумерки постепенно таяли, и все четче выделялось небо, покрытое серой пеленой облаков, далекие леса и далекие дороги, словно затканные стежками ниток - санными обозами, уходящими из этого села в извоз с углем, с торговлей на городской базар. Бледнел свет лампы на столе по мере нарастания дневного света. А они все сидели в этой маленькой комнатке, которую Миловидов второй год уже снимал у сельской акушерки. Костя сбоку в деревянном кресле с высокой спинкой, Кулагин на низкой скамье, вытянув ноги. А сам Миловидов возле самовара за столом, облитый этим дрожащим светом керосиновой лампы. В нижней рубахе, расстегнутой, так что вольготно раскинулась мясистая волосатая грудь, в галифе, босой. Он прихлебывал из кружки чай, пьяно икал. Оставив кружку, принимался крутить завитые в баранки черные усы. И все посматривал в окно на этот снег, порхающий возле стекла молью, на дорогу, осыпанную сенной трухой, конскими вешками, на дома по той стороне улицы, окна которых были или темны или освещались пламенем затопленных русских печей.
- Вся жизнь - сплошной допрос, - проговорил он, снова хлебнув из кружки, - помню, божежки ты мой, как папа с мамой меня допрашивали, когда я учился в гимназии. В мировую войну служил в Девятой армии интендантом так сплошные ревизоры. Угрозы под военный суд... Да, божежки ты мой, говорил я, хоть завтра...
Миловидов сложил руки молитвенно и вскинул голову. Крепкая шея налилась краской.
- После революции сошелся под Гомелем с анархистами. Тоже - кто я да что у меня в голове. Маузерами тыкали в живот, как не прострелили только, дивлюсь. Потом ушел к красным в отряд. Хотел воевать с ними за власть Советов и за светлую жизнь... Допросили и не приняли. Хорошо еще, пули во лбу не оставили... Едва отговорился...
- И хорошо, что не приняли, - проговорил насмешливо Костя. - Вот уж был бы красноармеец... А после войны чем занимались?
- Завел в Орле возле казарм экстрактное кустарное производство. Потом табачную лавку открыл, но прогорел, потому что не шла частная торговля... Позвольте, платок достану...
Он потянулся к пиджаку, висевшему на спинке стула. Достал платок, высморкался гулко и вытер слезящиеся глаза. Растопыренными пальцами пригладил редкие темные волосы, мокрые от пота. Опять сунул платок в карман.
В этом же кармане был найден при обыске еще один ордер, на двадцать кип миткаля.
- Так кому все же заготовили ордер на миткаль? - снова спросил Костя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70