Мужчины и раньше говорили ей, что боятся её потерять, но тогда смысл сказанного не доходил до нее. А теперь, когда это сказал Олег, она совсем иначе воспринимает его слова.
"Кажется, я опять влюбилась", - подумала Алла и обрадовалась.
- А я в тебя влюбилась! - не замедлила она оповестить любовника, улыбаясь.
- Я в тебя влюбился ещё вчера, - ответил он с той же нежной улыбкой.
- Когда меня привезли почти без сознания? - не поверила Алла. - Что может быть привлекательного в умирающей женщине? Ни поговорить, ни похохмить, ни потрогать так, как хочется.
- Мне трудно объяснить это словами... Не очень-то я умею говорить женщинам слова, которые они любят.
- Рискни, я пойму, - подбодрила его Алла, удивляясь, что ей хочется услышать эти слова, хотя раньше она бы от них отмахнулась, заявив со свойственным ей цинизмом: "Не размазывай сопли на моем плече! Терпеть не могу слюни в розовой глазури!".
- Когда я тебя увидел - белое лицо, черные волосы, удивительные черты лица, - то подумал, какой же мерзавец решился уничтожить такую красоту! Да как же у него рука поднялась стрелять в такую женщину! И сказал себе, что не дам погибнуть столь необычной красоте. Хоть ты уже теряла сознание и была с закрытыми глазами, в тебе чувствовалась внутренняя сила, скрытый огонь. И когда анестезиолог сказал, что мы тебя теряем, я подумал, что если потеряю тебя, то потеряю и часть себя самого. Я уже не отчуждал себя от тебя. И вместе с тем, почему-то не мог решиться на прямой массаж сердца. Представить, что я рассеку тебе грудную клетку и коснусь рукой твоего сердца, было свыше моих сил, хотя я хирург, могу и должен делать это. Но другие пациенты были для меня безлики, а ты нет. Твое лицо даже под наркозом было особенным. К счастью, инъекции адреналина оказалось достаточно. А то я даже и не знаю, как бы поступил. Наверное, попросил бы делать прямой массаж сердца Сергея, ассистента. А может быть, отрешился бы от мысли, что ты - это ты, и сделал сам. Не знаю... Впервые за операционным столом я не мог принять решения.
- Такого признания в любви я ещё никогда не слышала, - тихо сказала Алла.
- Ну, вот, я тебе во всем признался... - Он по-прежнему смотрел на неё с нежностью. - Не ожидала, что убеленный сединами хирург признается тебе в любви в реанимационной палате?
- Честно говоря, не ожидала.
- Для меня самого все это неожиданно. Я думал, что уже не способен любить.
- Я тоже, - призналась она.
- Скажи честно, как ты себя сейчас чувствуешь?
- Ты имеешь ввиду мое эмоциональное состояние? Порхаю по облакам.
- Нет, я имел ввиду твое соматическое состояние. Хотя рад слышать, что ты порхаешь по облакам.
- Если честно, то довольно хреноватисто. Но сейчас мне это по фигу. Я жива, я поправлюсь, ты меня любишь, - чего ещё бабе надо для полного счастья?!
- А что именно плохо?
- Все тело какое-то не такое.
- Слабость?
- Да. Лень даже шевельнуться.
- Это естественно. Рука болит?
- Болит.
- Давай я сделаю тебе промедол.
- Давай. Слушай, а ты говорил, что сидел на посту возле палаты. А где медсестра?
- Я её отправил домой, пусть встречает Новый год. Чего ей тут сидеть, пялясь в книгу? А за тобой я буду ухаживать сам.
- Не возражаю. Оказывается, это здорово, когда мужчина ухаживает. За мной ещё никто и никогда так не ухаживал.
Олег вышел и тут же вернулся со шприцем. Опять он отвлекал её разговорами и сделал укол так, что Алла ничего не почувствовала.
- Знаешь, я сильной боли не боюсь, могу терпеть долго, а вот уколов боюсь, - призналась она. - Потому так бушевала, когда ваши девицы меня кололи. Как только я вижу этот мерзкий шприц, у меня внутри что-то сжимается со страху.
- Обычно инъекций боятся мужчины, а женщины нет.
- Вот такая я - женщина наоборот...
- Ты замечательная женщина. Храбрая и мужественная, если только к женщине применительно понятие "мужественная". Я ведь знаю, что тебе вовсе не так хорошо, как ты говоришь, но ты не ноешь и не хнычешь. Голова кружится?
- Немного.
- Я поставлю тебе капельницу.
- Ставь, если считаешь нужным. Тебе я готова подчиняться во всем.
- Во всем? - улыбнулся он.
- Почти, - улыбнулась в ответ Алла. - Если не будешь клевать мне печенку насчет того, чтобы я не занималась рисковыми делами, то во всем.
- Не буду.
- Умница. Я же сразу поняла, что ты стоящий мужик. Во всех отношениях... - Она многозначительно подмигнула.
Олег улыбкой обозначил, что все прекрасно понял, шутливо погрозил ей пальцем и вышел. Минут через пять он вернулся, держа в руках большой флакон с желтоватой жидкостью, упаковку со стерильной системой, резиновый жгут, корнцанг, тонометр и несколько плоских упаковок с лекарствами.
Теперь выражение его лица было другим - серьезным и сосредоточенным. Врач за работой, сантименты в сторону.
Установив флакон кверху дном на стоящей возле кровати стойке, он вскрыл упаковку с системой, проткнул резиновую пробку флакона, выпустил из иглы немного жидкости, чтобы из трубки вышел воздух, пережал её корнцангом, надел на иглу пластмассовый колпачок и закрепил трубку на стойке. Взяв правую руку Аллы, он покачал головой - на внутренней стороне локтевого сгиба была обширная гематома, на коже над венами - многочисленные следы инъекций.
- Сюда колоть уже нельзя, - сказал он. - Придется в вены кисти. Они очень тонкие и хрупкие, к тому же, инъекция в них болезненна, но делать нечего. Потерпи, Алла, будет больно.
- Да ладно, ерунда. Коли.
Перетянув ей руку жгутом повыше запястья, он попросил:
- Поработай рукой.
Алла стала энергично сжимать пальцы в кулак.
- Достаточно, теперь сожми кулак.
Она повиновалась.
Похлопав по тыльной стороне её кисти, Олег протер кожу спиртом, снял колпачок с иглы и сразу попал в вену.
- Разожми кулак, - велел он, распуская жгут. - Постарайся не шевелить рукой, а то игла выскочит из вены.
Закрепив иглу поверх кожи узкими полосками лейкопластыря, он уложил её руку поудобнее и посмотрел на Аллу.
- Фантастика... - восхитилась она. - Раз - и готово! А эти говнюшки-медсестры по полчаса ковырялись, да ещё ворчали, что у меня плохие вены. Оказывается - уметь надо, и вены не такие уж плохие.
- У тебя и в самом деле тонкие вены, но не безнадежные.
- А как ты так здорово научился? Я думала, хирурги только оперируют.
- Любой хирург умеет делать внутривенные вливания. А если рядом нет сестры или она неопытна? У меня большая практика - ещё в институте я подрабатывал санитаром, потом медбратом, работал и на "Скорой помощи".
- Слушай, я всегда относилась к медикам, мягко говоря, несимпатично. Но теперь даже жалею, что не стала врачом. Это здорово, когда от тебя зависит жизнь или хотя бы здоровье человека, и когда он потом смотрит на тебя благодарным взглядом!
- Ты бы стала хорошим врачом. В тебе есть главное - доброта и сострадание.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91
"Кажется, я опять влюбилась", - подумала Алла и обрадовалась.
- А я в тебя влюбилась! - не замедлила она оповестить любовника, улыбаясь.
- Я в тебя влюбился ещё вчера, - ответил он с той же нежной улыбкой.
- Когда меня привезли почти без сознания? - не поверила Алла. - Что может быть привлекательного в умирающей женщине? Ни поговорить, ни похохмить, ни потрогать так, как хочется.
- Мне трудно объяснить это словами... Не очень-то я умею говорить женщинам слова, которые они любят.
- Рискни, я пойму, - подбодрила его Алла, удивляясь, что ей хочется услышать эти слова, хотя раньше она бы от них отмахнулась, заявив со свойственным ей цинизмом: "Не размазывай сопли на моем плече! Терпеть не могу слюни в розовой глазури!".
- Когда я тебя увидел - белое лицо, черные волосы, удивительные черты лица, - то подумал, какой же мерзавец решился уничтожить такую красоту! Да как же у него рука поднялась стрелять в такую женщину! И сказал себе, что не дам погибнуть столь необычной красоте. Хоть ты уже теряла сознание и была с закрытыми глазами, в тебе чувствовалась внутренняя сила, скрытый огонь. И когда анестезиолог сказал, что мы тебя теряем, я подумал, что если потеряю тебя, то потеряю и часть себя самого. Я уже не отчуждал себя от тебя. И вместе с тем, почему-то не мог решиться на прямой массаж сердца. Представить, что я рассеку тебе грудную клетку и коснусь рукой твоего сердца, было свыше моих сил, хотя я хирург, могу и должен делать это. Но другие пациенты были для меня безлики, а ты нет. Твое лицо даже под наркозом было особенным. К счастью, инъекции адреналина оказалось достаточно. А то я даже и не знаю, как бы поступил. Наверное, попросил бы делать прямой массаж сердца Сергея, ассистента. А может быть, отрешился бы от мысли, что ты - это ты, и сделал сам. Не знаю... Впервые за операционным столом я не мог принять решения.
- Такого признания в любви я ещё никогда не слышала, - тихо сказала Алла.
- Ну, вот, я тебе во всем признался... - Он по-прежнему смотрел на неё с нежностью. - Не ожидала, что убеленный сединами хирург признается тебе в любви в реанимационной палате?
- Честно говоря, не ожидала.
- Для меня самого все это неожиданно. Я думал, что уже не способен любить.
- Я тоже, - призналась она.
- Скажи честно, как ты себя сейчас чувствуешь?
- Ты имеешь ввиду мое эмоциональное состояние? Порхаю по облакам.
- Нет, я имел ввиду твое соматическое состояние. Хотя рад слышать, что ты порхаешь по облакам.
- Если честно, то довольно хреноватисто. Но сейчас мне это по фигу. Я жива, я поправлюсь, ты меня любишь, - чего ещё бабе надо для полного счастья?!
- А что именно плохо?
- Все тело какое-то не такое.
- Слабость?
- Да. Лень даже шевельнуться.
- Это естественно. Рука болит?
- Болит.
- Давай я сделаю тебе промедол.
- Давай. Слушай, а ты говорил, что сидел на посту возле палаты. А где медсестра?
- Я её отправил домой, пусть встречает Новый год. Чего ей тут сидеть, пялясь в книгу? А за тобой я буду ухаживать сам.
- Не возражаю. Оказывается, это здорово, когда мужчина ухаживает. За мной ещё никто и никогда так не ухаживал.
Олег вышел и тут же вернулся со шприцем. Опять он отвлекал её разговорами и сделал укол так, что Алла ничего не почувствовала.
- Знаешь, я сильной боли не боюсь, могу терпеть долго, а вот уколов боюсь, - призналась она. - Потому так бушевала, когда ваши девицы меня кололи. Как только я вижу этот мерзкий шприц, у меня внутри что-то сжимается со страху.
- Обычно инъекций боятся мужчины, а женщины нет.
- Вот такая я - женщина наоборот...
- Ты замечательная женщина. Храбрая и мужественная, если только к женщине применительно понятие "мужественная". Я ведь знаю, что тебе вовсе не так хорошо, как ты говоришь, но ты не ноешь и не хнычешь. Голова кружится?
- Немного.
- Я поставлю тебе капельницу.
- Ставь, если считаешь нужным. Тебе я готова подчиняться во всем.
- Во всем? - улыбнулся он.
- Почти, - улыбнулась в ответ Алла. - Если не будешь клевать мне печенку насчет того, чтобы я не занималась рисковыми делами, то во всем.
- Не буду.
- Умница. Я же сразу поняла, что ты стоящий мужик. Во всех отношениях... - Она многозначительно подмигнула.
Олег улыбкой обозначил, что все прекрасно понял, шутливо погрозил ей пальцем и вышел. Минут через пять он вернулся, держа в руках большой флакон с желтоватой жидкостью, упаковку со стерильной системой, резиновый жгут, корнцанг, тонометр и несколько плоских упаковок с лекарствами.
Теперь выражение его лица было другим - серьезным и сосредоточенным. Врач за работой, сантименты в сторону.
Установив флакон кверху дном на стоящей возле кровати стойке, он вскрыл упаковку с системой, проткнул резиновую пробку флакона, выпустил из иглы немного жидкости, чтобы из трубки вышел воздух, пережал её корнцангом, надел на иглу пластмассовый колпачок и закрепил трубку на стойке. Взяв правую руку Аллы, он покачал головой - на внутренней стороне локтевого сгиба была обширная гематома, на коже над венами - многочисленные следы инъекций.
- Сюда колоть уже нельзя, - сказал он. - Придется в вены кисти. Они очень тонкие и хрупкие, к тому же, инъекция в них болезненна, но делать нечего. Потерпи, Алла, будет больно.
- Да ладно, ерунда. Коли.
Перетянув ей руку жгутом повыше запястья, он попросил:
- Поработай рукой.
Алла стала энергично сжимать пальцы в кулак.
- Достаточно, теперь сожми кулак.
Она повиновалась.
Похлопав по тыльной стороне её кисти, Олег протер кожу спиртом, снял колпачок с иглы и сразу попал в вену.
- Разожми кулак, - велел он, распуская жгут. - Постарайся не шевелить рукой, а то игла выскочит из вены.
Закрепив иглу поверх кожи узкими полосками лейкопластыря, он уложил её руку поудобнее и посмотрел на Аллу.
- Фантастика... - восхитилась она. - Раз - и готово! А эти говнюшки-медсестры по полчаса ковырялись, да ещё ворчали, что у меня плохие вены. Оказывается - уметь надо, и вены не такие уж плохие.
- У тебя и в самом деле тонкие вены, но не безнадежные.
- А как ты так здорово научился? Я думала, хирурги только оперируют.
- Любой хирург умеет делать внутривенные вливания. А если рядом нет сестры или она неопытна? У меня большая практика - ещё в институте я подрабатывал санитаром, потом медбратом, работал и на "Скорой помощи".
- Слушай, я всегда относилась к медикам, мягко говоря, несимпатично. Но теперь даже жалею, что не стала врачом. Это здорово, когда от тебя зависит жизнь или хотя бы здоровье человека, и когда он потом смотрит на тебя благодарным взглядом!
- Ты бы стала хорошим врачом. В тебе есть главное - доброта и сострадание.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91