- Поднимите ее!
Могилянский взял нож, положил на стол, потом помог Клаве подняться.
Теперь она увидела лицо военного. Это был инспектор милиции, который расспрашивал ее об отце. За спиной Решетняка она увидела еще каких-то людей. "Облава!" - и она опустилась на кровать.
- Что здесь происходит? - кивнув в сторону Клавы и Могилянского, еще раз гневно спросил Решетняк.
- Товарищ инспектор... - забормотал Могилянский.
Решетняк отмахнулся от него.
- Снимает комнату... - сказала Мадам. - Кажется, курсистка, приезжая. А зачем мужчина пришел, не знаю. За всеми не уследишь.
- Ах, вот оно что! - презрительно произнес Решетняк. - Девочка! Марш домой! Чтобы ноги твоей здесь не было!
Могилянский тоже хотел уйти: "Помогу ей одеться, она совсем слаба...", но Решетняк остановил его.
- Вы когда-то за ее соседа себя выдавали, - напомнил инспектор. - О ваших соседских делах мы с вами еще поговорим. В милиции. А Клава без вашей помощи обойдется. - И, обернувшись в сторону Мадам и выглядывавших из-за ее спины "клиентов" и "барышень", добавил: - Это и к вам всем тоже относится.
23
Юрисконсульт позвонил Ковалю в конце дня и сказал, что у него есть новость.
Через полчаса подполковник был уже на квартире у Козуба.
- О, вы так оперативны! - приветливо встретил его хозяин. - Заходите, земляк, сюда, пожалуйста, в кабинет.
Он взял из рук Коваля его форменную фуражку и аккуратно пристроил ее на специальной полке в прихожей. Потом засновал по комнате, пододвинул гостю кресло и, сбегав на кухню, вернулся оттуда с большими матовыми фужерами и охлажденным сифоном газированной воды, который в тепле сразу запотел.
- Итак, дорогой подполковник, так вот сразу я вам ничего не скажу. Помучаю немножко. И хочу, чтобы сперва вы поделились своими успехами.
Худощавое лицо юрисконсульта светилось доброжелательством. Казалось, человек радостно предвкушает, как преподнесет гостю сюрприз.
Коваль кивнул и, опустившись в кресло, откинулся на спинку. Он был утомлен жарой и огорчен неприятным разговором с комиссаром.
Собственно говоря, ничего особенного не случилось. Просто начальник управления вызвал его и спросил о результатах розыска убийц Гущака, а он, Коваль, ничего определенного ответить не мог.
Кабинет у комиссара был почти такой же, как у него, только немного больше и лучше обставленный, с селектором; такие же окна на тихую улицу, где стояли развесистые липы и каштаны; та же старая липа, вершина которой виднелась из его окон, шелестела и здесь, и доносилось снизу то же самое урчанье автомобильных моторов и шорох шин по асфальту. Но воздух в этом кабинете был иной - он словно был наэлектризован.
Широкое лицо комиссара не выражало никаких эмоций. Только в глазах его, когда он поднимал голову и смотрел на Коваля, был холод.
Они начинали службу вместе, молодыми офицерами, и Коваль совершенно спокойно относился к тому, что бывший его товарищ опередил его и по службе, и по званию. Комиссар, в свою очередь, уважал Коваля и никогда не позволял себе повысить на него голос, даже под горячую руку, но иногда подполковнику казалось, что начальник управления, как и многие люди, не любит свидетелей своего продвижения и роста. Как-то в дружеской беседе комиссар сказал ему: "Нет, Дмитрий Иванович, начальник управления - это не старший сотрудник, не просто начальство - это уже политический деятель. Он своими действиями и решениями влияет на ход государственных дел. А вам нужно думать о делах практических".
Коваль не мог с этим согласиться, потому что считал, что каждый работник милиции, от рядового и до комиссара, является представителем государства и в силу этого делает политику, но возражать не стал, понимая, что комиссар хочет поставить его на место.
На этот раз снова зашла речь о политике, и начальник управления заметил, что убийством репатрианта интересуется общественность и что уже вроде бы за границей все стало известно, и поэтому от него, Коваля, ждут результатов в кратчайший срок.
Сидя у Козуба, подполковник на несколько секунд смежил веки, как бы отгоняя неприятное воспоминание.
- К сожалению, Иван Платонович, ничего утешительного.
- Тогда, может быть, отложим разговор. Вид у вас утомленный.
Подполковник отрицательно покачал головой.
- Малость подзаправитесь?
- Спасибо, нет. Так что у вас за новость?
- Одну минуточку. Диву даюсь, как только сохранилось... - Козуб принялся рыться в старых папках. - У меня свой архив, персональный - и вдруг... глазам не поверил!.. - И юрисконсульт протянул подполковнику листок папиросной бумаги, на котором расплылись жирные буквы типографского шрифта.
Это была листовка партии социалистов-революционеров, где, в частности, говорилось, что из Резервного банка бывшего Кредитного общества большевики вывезли все ценности.
- М-да-а, - протянул Коваль, прочитав листовку и выбирая глазами место на столе, куда можно было бы ее положить, будто боялся запачкать полированную поверхность. У него даже появилось желание вымыть руки. Он достал носовой платок и обтер им пальцы - словно после прикосновения к трупу.
Юрисконсульт внимательно следил за каждым его движением.
- Время было чрезвычайно сложное, - сказал Козуб. - Без объединения рабочих и крестьян, а также всех республик невозможно было создать надежную экономику, избавиться от разрухи и голода, оградить себя от притязаний мировой буржуазии. Помню популярную тогда притчу об отце, который перед смертью созвал своих сыновей и предложил им сломать веник. Когда никто из них не смог этого сделать, отец посоветовал развязать веник и каждый прутик сломать отдельно. Словом: союз серпа и молота и союз республик. А врагам все это, естественно, не нравилось.
- Как эта листовка у вас сохранилась?
- Можно сказать, чудом. Затесалась между бумагами, попала под скрепку и пролежала столько лет! И так же случайно нашлась. Словно специально ждала своего часа, - улыбнулся Козуб.
- А почему же к делу об ограблении банка ее не приобщили? Это ведь не единственный экземпляр.
- Конечно, не единственный. Таких листовок эсеры напечатали много.
- Странно, странно... - продолжал Коваль. - Этот документ придает делу совершенно иной оборот.
Козуб воспринял эти слова подполковника как обращенный к нему вопрос.
- Почему не приобщили? Мне сейчас трудно сказать - почему. В то время я, наверно, не все еще понимал. Во всяком случае, в большой политике не очень-то разбирался. А сейчас подробностей вспомнить не могу - как и почему. Кажется, какое-то начальство не захотело придавать этой истории такого значения, а решило ограничиться розыском банковских ценностей. Ну, а ценностей, как вы знаете, мы не нашли, потому что либо погибли, либо эмигрировали все участники преступления.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74