ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

– Неужто дон Хесус захочет потребовать за это платы… Ну много ли съест один мул!
Я подошел к одной из дверей узнать, не накормят ли они нас обедом. Хозяйка развела руками.
– Мы все теперь так бедны, – сказала она, – вода, бобы, tortillas – вот и вся наша пища… Есть ли у них молоко? – Нет. – Яйца? – Нет. – Мясо? – Нет, – Кофе? V?lgame, Dios! – Нет!
Я намекнул, что за эти вот деньги они могли бы купить что-нибудь у соседей.
– Quien sabe, – протянула женщина задумчиво. В эту минуту к нам подошел ее муж и набросился на нее с упреками за негостеприимное к нам отношение.
– Мой дом к вашим услугам, – сказал он торжественно и попросил папиросу.
Затем он присел на корточки, а его жена пододвинула нам два парадных стула. Комната показалась мне довольно большой. Пол был земляной, а сквозь тяжелые балки потолка просвечивала глинобитная крыша. Стены и потолок были выбелены и невооруженному глазу казались безупречно чистыми. Один угол занимала большая железная кровать, другой – швейная машина «Зингер», которую я видел в каждом мексиканском доме. На точеном столике стояла открытка с изображением Гваделупской божьей матери, и перед ней горела свеча. На стене над этим изображением в посеребренной рамке висела непристойная картинка, вырезанная из журнала «Le Rire», – по-видимому, предмет глубочайшего почитания.
В комнате один за другим появлялись всяческие дядюшки, двоюродные братья и compadres, мимоходом осведомляясь, не найдется ли у нас папироски. По приказу мужа хозяйка принесла горящий уголек прямо в пальцах. Мы закурили. Дело шло к ночи. Поднялся горячий спор, кому идти покупать провизию для нашего обеда. Выбор пал на женщину; и вскоре мы с Антонио уже сидели в кухне, а в углу на глиняном возвышении, похожем на алтарь, наша хозяйка, скорчившись, что-то стряпала на костре. Дым клубами повалил за дверь. Время от времени со двора к нам забредал поросенок или заходили куры, а иногда стремительно вбегала овца и бросалась к кукурузному тесту, но тут сердитый голос хозяина напоминал жене, что она не так уж по горло занята. И она устало вставала и горящей головней прогоняла надоедливую скотину. Во время нашего ужина, состоявшего из ломтиков сушеного мяса, сдобренного огненным перцем, яичницы, tortillas, frijolles и черного горького кофе, все мужское население ранчо, толпившееся в комнате и у дверей, составляло нам компанию. Многие пылали ненавистью к церкви.
– У попов нет ни стыда, ни совести, – кричал кто-то, – раз они, при нашей бедности, берут у нас десятую часть всего, что мы имеем!
– А ведь мы отдаем четвертую часть правительству на поддержку этой проклятой войны!..
– Заткни глотку! – закричала женщина. – Это ведь для бога. Бог должен есть, как и мы…
Ее муж снисходительно улыбнулся. Он когда-то ездил в Хименес и считался сведущим человеком.
– Бог – он ничего не ест, – сказал он безапелляционно. – А вот попы жиреют на нашем горбу.
– А зачем вы даете? – спросил я.
– Таков закон, – ответило сразу несколько человек.
И никто из них не поверил мне, что этот закон был отменен в Мексике еще в 1857 году!
Я спросил, какого они мнения о генерале Урбине.
– Прекрасный человек, чистое сердце! – сказал один.
– Очень храбрый! Пули отскакивают от него, как дождевые капли от сомбреро, – добавил другой.
– Он bueno para los negocios del campo (то есть удачливый бандит и грабитель), – сказал третий.
И наконец последний гордо заключил:
– А ведь всего несколько лет назад он был простым пеоном, как и мы, а теперь стал генералом и богачом.
Но не скрою, я не скоро забуду истощенное тело и босые ноги старика с лицом святого, который сказал медленно:
– Революция – это хорошо! Когда она победит, мы с божьей помощью больше никогда, никогда, никогда не будем голодать. Но это будет не скоро, а сейчас нам нечего есть, нечего надеть. Хозяин уехал из асиенды, у нас нет рабочего скота, и нам нечем обрабатывать землю, а солдаты забирают последний хлеб и угоняют скотину…
– А почему же pacificos не идут на войну?
Он пожал плечами:
– Мы им не нужны. У них для нас нет ни оружия, ни лошадей. Они сами справляются. А кто будет кормить их, если мы перестанем сеять кукурузу? Нет, сеньор. Но если революции будет грозить опасность, тогда больше не останется pacificos. Тогда мы все встанем на ее защиту с ножами и хлыстами… Революция должна победить!..
Когда мы с Антонио, завернувшись в одеяла, легли спать на полу в амбаре, наши хозяева начали петь. Кто-то из молодежи раздобыл гитару, и два голоса, сливаясь в визгливой мексиканской мелодии, громко завыли что-то о «trista historia d'amor».
Это ранчо, как и многие другие, входило в асиенду Эль-Канотильо, и на следующий день мы до самого вечера ехали по ее землям, занимавшим, как мне сказали, более двух миллионов акров. Асиендадо, богатый испанец, бежал из страны два года назад.
– А кто же теперь здесь хозяин?
– Генерал Урбина, – ответил Антонио.
И это было верно, как я вскоре убедился. Огромные асиенды северного Дуранго, по площади превосходившие штат Нью-Джерси, были конфискованы генералом от имени конституционного правительства, и теперь он управлял ими через своих агентов и, поговаривали, изымал пятьдесят процентов доходов, предназначавшихся «на революцию», в свою пользу.
Мы ехали целый день без отдыха, сделав лишь один короткий привал, чтобы проглотить несколько tortillas. На закате далеко впереди у подножия горы мы увидели красную глиняную стену, окружавшую Эль-Канотильо – целый город маленьких домишек, и возвышавшуюся под деревьями аламо розовую колокольню старинной церкви. А перед нами лежала деревушка Лас-Нивес – разбросанные в беспорядке хижины цвета глины, из которой они были построены, казавшиеся каким-то странным наростом на поверхности пустыни. Деревушка стояла в излучине сверкающей на солнце речушки. На ее берегах не было и следа зелени, и они ничем не отличались от сожженной солнцем равнины. Когда мы переходили речку вброд, пробираясь между женщинами, стиравшими белье, солнце вдруг скрылось за западными горами. Тотчас землю затопил поток оранжевого света, густой, как вода, и кругом заколебался золотистый туман, в котором словно плавал безногий скот.
Я знал, что за такую поездку нужно было заплатить Антонио не меньше десяти песо, – ведь он был араб до мозга костей. Но когда я предложил ему деньги, он бросился мне на шею и залился слезами…
Да благословит тебя бог, великодушный араб! Ты прав – в Мексике торговать выгоднее.
Глава II
Лев Дуранго у себя дома
У дверей дома генерала Урбины сидел старик пеон, опоясанный четырьмя патронными лентами, и мирно начинял порохом бомбы из гофрированного железа. Он ткнул пальцем в сторону внутреннего двора. Дом генерала, разные службы и склады образовывали четырехугольник, внутри которого поместился бы целый квартал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51