Вытащил из кармана один. Заводского изготовления, в пластиковой гильзе, капсюли "жевело" блестят, как новенькие. На донышке гильзы "99" выбито, год выпуска. Что ж, гарантийный срок, вроде, ещё действует. Если порох не слежался, то не сдетонирует, а нормально пальнет. Стрелять придется в упор, с двух-трех шагов. Надо быть уверенным, что все пройдет нормально, а то осечка - и сразу голову расшибут, не будут ждать, пока перезарядит. Патронов в кармане четыре да два в стволах. Всего шесть. А у врага в пистолете, если была полная обойма, да минус один, выстреленный в темноте, может оставаться семь патронов. Одним выстрелом больше, чем у Вовца. И с большего расстояния. А зато дробь из коротких стволов рассыпается во всю ширину коридора, и хоть одна дробинка, да попадет в противника.
В кособоком аппендиксе, что отходил от центрального коридора в сторону гаража, весь пол был истоптан песцами и лисами. Огромное темное пятно расползлось от стены до стены. А в центре пятна бесформенными кучами валялись два трупа. Точнее, то, что оставили от них проголодавшиеся звери. Жеку затошнило, ей стало очень дурно. Со стоном прислонилась лбом к бетонной стене, всхлипнула. Вовец погладил её по спине.
- Ну, что ты? Ну, успокойся. Сейчас наверх выйдешь, на воздух. А про этих я же тебе рассказывал, и ты спокойна была. Что ж ты плачешь? Жалко, что ли? У меня не было выбора. Или они, или я бы тут лежал.
- Прости. - Жека вытащила из кармана джинсов нестиранный носовой платок, промокнула лицо. - У тебя закурить нет? Сейчас бы покурить немного. Понимаешь, я не могу тебе объяснить. Это... это так отвратительно. Просто ужасно. Один из них тогда меня схватил и в машину затолкал. Я татуировку запомнила, рукав у него задрался, а там кинжал и змея вокруг обвилась. А сейчас там ни одного пальца нет... А он ей мне рот зажимал.
Гримаса отвращения и ужаса обезобразила её лицо. Губы прогнулись подковкой, а из глаз бежали слезы. Словно именно этой беспалой окровавленной рукой ей только что зажимали рот. Вовец пытался успокоить, приободрить её, но ничего не получалось. Она отключалась, впадала в полуобморочное состояние, вся побелевшая, заплаканная. И хуже всего - уже не могла держаться на ногах, валилась на Вовца, как большая ватная кукла.
Бесполезно было её уговаривать, это не помогает женщинам в таком истерическом состоянии. Следовало отвесить ей пощечину и как следует встряхнуть. Тогда бы она сразу освободилась от навязчивых ощущений, сознание переключилось на более полезные действия. Но разве поднимется рука ударить любимую женщину, даже ради её спасения? А время уходило. И Вовец совершил тривиальную, а оттого совсем уж позорную ошибку - встал спиной к выходу. И продолжал уговоры.
- Женечка, милая, ну, я прошу, ты же сильная. Ну, возьми себя в руки.
- Да... да.., - бормотала Жека. - Я не могу... Ноги не идут...
И тут Вовец с ужасом почувствовал, что тоже не может пошевелить ногой. Дернулся. Раздался треск, словно отдирали от рулона прозрачную липкую ленту-скотч. Ему самому сделалось дурно. Он понял, в чем дело. Огромная лужа крови уже подсыхала, и они прилипли, как мухи к свежеокрашенному полу. Довольно мерзкое ощущение.
И тут сзади послышались малопонятные звуки. Вовец резко развернулся, с треском отдирая подметки ботинок от липкой массы на полу, закрывая собой Жеку, вскинул обрез. В десятке шагов от них стояла женщина в мятом, засаленном красном платье. Обрямканный короткий подол открывал сухие бледные ноги, покрытые рыжеватым подшерстком. Зато выпирающие коленки были розовыми в тон платью. Женщина близоруко щурила маленькие поросячьи глазки, так что все её некрасивое землистое лицо приходило в движение: щеки, кожа на лбу. Верхняя губа задиралась, открывая мелкие темные зубы, поднимались крылья носа, и из ноздрей топорщились грубые остья. Абсолютно плоская, даже впалая, грудь, копна растрепанных волос и длинные руки с непропорционально широкими ладонями довершали этот сюрреалистический образ.
Первой мыслью Вовца было: какая-то побродяжка, бомжиха. Попала в этот подвал, как и прочие бичи, но сумела выбраться в коридор и сейчас мечется, ищет выход.
- Женщина! - пониженным тоном позвал Вовец и призывно махнул рукой. Идите сюда, только осторожно, вдоль стены.
На ногах бродяжки красовались грубые солдатские ботинки, зашнурованные лохматым упаковочным шпагатом. Размер ботинок вряд ли был меньше сорок второго. В таких можно хоть по болоту. Женщина, между тем, извлекла из-за пазухи роговые очки и нацепила на нос. И стала похожа на мужика. Запуганного, затравленного, наряженного в бабье платье и отправленного шляться по холодным подвалам.
Тут Жека стала падать, Вовцу пришлось её подхватить, и он отвлекся от странной гостьи. А та, захрипев, как старый граммофон, разразилась криком. И этот знакомый, с подвизгиванием и предварительным хрипом вопль живо напомнил короткий эпизод в темной комнате. В абсолютном мраке, когда выключено зрение, слух особенно обостряется, Вовец запомнил этот высокий тембр.
- Шеломов! - выкрикнул Вовец непроизвольно.
Так вот он какой, оказывается. Не зря его Жека Машкой обозвала. А Шеломов пятился от наведенного обреза и вскрикивал, словно ему шило в зад втыкали. Следовало его остановить, пока беды не накликал своими воплями.
Чертыхнувшись, Вовец пригнулся, слегка присев, укладывая себе на плечи совсем уже сомлевшую Жеку. Поднялся, та даже не пикнула. И побежал, держа её на плечах, как барашка, а точнее, овечку. Он проделал все это столь быстро и решительно, что не заметил, как выдернул Жеку из кроссовок. Так они и остались прилипшими к окровавленному полу.
Выбежав в большой коридор, Шеломов заорал во всю глотку. Дурное эхо раскатилось по подземелью. Он летел, топая толстыми подошвами ботинок, спеша доложить своему хозяину. Видимо, предательство стало его призванием и образом жизни.
В первом порыве ярости Вовец хотел влепить ему горсть дроби в задницу, но сдержался. Все равно убежит, а выстрел сразу даст всем понять, что в коридорах работает оружие. Вовец не знал, насколько оказался прав, поступив подобным образом. Ведь Шеломова послали сгонять песцов, доверили, так сказать, ответственное самостоятельное дело. И крик его воспринимался как вопли загонщика до того момента, пока он не подбежал к Бугру и не растолковал причины шума.
Вовец понимал, что план рухнул, не успеют они с Жекой до подхода банды выбраться наверх. Он один, пожалуй, сумел бы, но не бросать же любимую на растерзание этим подонкам. Оставалось изобретать новый план на ходу.
Он остановился, наблюдая, как удирает Шеломов: развевается красный подол, мелькают белые ляжки и ходят голые ягодицы. Руками голову прикрывает, словно за ним с дубиной гонятся и по темени стучат на бегу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53