Я слегка опешил от этого, «домой», а потом, когда мы выехали на дорогу, было уже поздно. Или ехать, или – целоваться. Минут пять мы молчали, потом Галя сказала:
– Останови, пожалуйста, около какого-нибудь продуктового магазина, мне нужно кое-что купить.
Я остановил в центре у гастронома, она вышла, и быстро вернулась, держа в руке бутылку шампанского.
– Вот теперь можно ехать, – сказала она, загадочно улыбаясь.
Всю дорогу мы молчали, а когда подъехали к дому, она сказала:
– Пошли.
Мы вошли в дом. Она поставила шампанское на тумбу в коридоре, повернулась ко мне и поцеловала. А потом все было правильно и красиво. Не разжимая объятий, мы каким-то образом оказались в постели, частично разделись и исполнили самый красивый танец с наивысшими судейскими оценками. Это было показательное выступление.
Мы как будто все отрепетировали и давным-давно знали друг друга.
Потом, когда мы пили шампанское, я приревновал Галю к прошлому. Неизвестно к чему и неизвестно – зачем. Мне захотелось узнать, сколько мужчин у нее было до меня. Но прямо спросить я постеснялся.
– Ты часто влюблялась? – осведомился я, как будто это одно и тоже.
Она приподнялась на локтях и внимательно посмотрела на меня.
– Ты действительно хочешь знать?
– А почему бы и нет?
– Первый раз я влюбилась в девятом классе. Папа купил нам с сестрой путевку на юг. Она в то время уже оканчивала институт, и родители не боялись отправлять меня с ней. Мы жили в ста метрах от моря, в маленьком домике на две кровати, туалет на улице. Над моей кроватью висела картина, довольно неаккуратная, по-видимому, какого-то местного художника, мазилы и калымщика. На ней была нарисована ваза, в вазе – три розы, а на каждой из роз сидело по мухе. Ты слушаешь?
– Да.
– Я тогда так поразилась. Я думала: «Не может быть! Мухи на розы не садятся», и, представляешь себе, ошиблась. Сижу как-то возле столовой на скамейке у клумбы и вижу – на розах ползают огромные, противные зеленые мухи. Для меня это был страшный шок. «Как так? – думала я. – Такие прелестные цветы, и такие противные насекомые! В чем связь»? Я после этого стала к тому художнику относиться с уважением, и начала видеть в его картинах какой-то глубокий смысл. Тебе интересно?
– Очень.
– Так вот, я влюбилась в одного парня. Я сейчас не могу объяснить, чем он мне понравился, может быть, просто пришло время, а он оказался под рукой, но в то время я думала, что он самый лучший. Самое странное, что он отдыхал вместе с женой, но трудностей я не боялась и намечтала себе неизвестно чего. Они банально сидели за соседним столиком в столовой, и мы всегда здоровались. Его супруга, как я сейчас понимаю, была довольно симпатичной девицей, но мне тогда казалось, что она – воплощение пошлости и тупости. «Это несправедливо», – думала я. – «Она его не достойна. Стоит ему поближе познакомиться со мной, и у него откроются глаза». Я представляла это себе так: он смеется над ней, говорит, указывая на меня: «Вот она, моя настоящая любовь», обнимает, целует, а дальше – потемки. Дальше у меня фантазии не хватало. Смешно?
– Нет, почему же?
– Однажды его жена с утра уехала с другими женщинами на рынок за барахлом. Моя сестра, кстати, тоже. И мы с ним весь день провели вместе. Мы позавтракали вместе, поиграли в теннис, искупались, одним словом – сблизились. Я, как дура, раскрыла ему душу. Рассказала все, все, все, даже про розы и мух. Ходила, как в тумане. Потом началась гроза, и мы сидели в беседке, но он меня так и не поцеловал. «Порядочный, – подумала я. – Вначале он порвет с женой», и когда приехали наши дамы, спряталась около их домика, чтобы подслушать. Они сидели на веранде, он курил. Вначале жена рассказала ему про шмотки и цены, потом про то, кто, что купил, а после спросила: – «А чем ты занимался»? «Гулял с нашей соседкой. С девчонкой». «Ну и как она»? «Малость того. Рассказывала мне про каких-то мух». «Может, она – юный энтомолог»? «Может», – сказал он и заржал.
Я проревела всю ночь. И, что самое интересное, я его не осуждала, а наоборот, считала себя мухой, которая посягнула на розу. Потом, целый год страшно комплексовала, пока не встретила Толика. Но, это уже не интересно.
Мне нужно было что-то сказать.
Меня спас сотовый. Он запиликал где-то вдали, и я лихорадочно принялся разгребать наши шмотки беспорядочно разбросанные по полу.
Звонил Ефимов.
– Ты где? – почему-то с раздражением спросил он.
– В гостях.
– Мне нужно тебя срочно увидеть.
– Зачем?
– Я завтра уезжаю, и мне хотелось бы отдать тебе деньги за водку.
– Приедешь, отдашь, – мне не улыбалось ни с кем встречаться.
– Я уезжаю надолго.
– Давай, завтра утром, перед отъездом, – продолжал сопротивляться я. – Сегодня невозможно. Я уже выпил, тут людей много. Ты скажи, во сколько и куда, я подъеду.
– Ты что, дома ночевать не будешь?
– Нет. Я за городом, в частном доме.
– Где?
– В десяти километрах, по Московской трассе.
– Так, давай, мы завтра к тебе подъедем, нам по пути.
– Лады, – обрадовался я, и рассказал им, как меня найти.
После того, как я закончил разговор, мы еще немного выпили шампанского, и я зачем-то сказал:
– А меня мать не любит.
– Почему?
– Отец бросил ее, когда она была беременная, и она не может мне этого простить.
– А при чем здесь ты?
– Я не знаю. Может быть, она думает, что отец испугался, когда узнал о том, что я должен родиться. И, если бы не я, то она смогла бы его со временем приручить. А может, думает, что я весь в него, и тоже ее брошу.
– Это плохо, – сказала Галя.
– А еще она ждет не дождется от меня внуков.
– Кстати о детях, – прошептала Галя, уткнувшись мне в плечо. – У меня сегодня опасные дни, – она помолчала. – Но ты не бойся, я тебя не потревожу, если что случится.
– А что ж ты меня не предупредила?
Она опять встала на локти и удивленно посмотрела на меня.
– Как же я могла? Все было так красиво. Если бы я начала что-то говорить, тогда бы все исчезло.
«Дура», – подумал я, но уснул почему-то счастливый.
11.
Вульгарные бегонии на подоконнике, тяжелые сирийские шторы. Я долго не мог понять, где нахожусь. Вчера в сумерках все выглядело несколько иначе. Где-то внизу на полу надрывался сотовый. Я пошарил рукой.
– Да.
– Между прочим, мы приехали и стоим у ворот, – сказал Ефимов.
Я не стал искать трусы. Натянул джинсы и накинул куртку на голое тело, в прихожей сунул ноги в калоши не по размеру. Пока я ковылял к воротам, успел подумать, что мне здесь нравится, вспомнил вчерашний вечер, и понял, что доволен.
Уже почти рассвело. От холода я покрылся гусиной кожей. Хотелось в туалет. За калиткой рядом с Ефимовым стоял незнакомый парень лет двадцати пяти, явно не интеллектуал, он вдобавок был еще и очень светлым, почти без бровей и ресниц, и хлопал веками, как рыба.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65
– Останови, пожалуйста, около какого-нибудь продуктового магазина, мне нужно кое-что купить.
Я остановил в центре у гастронома, она вышла, и быстро вернулась, держа в руке бутылку шампанского.
– Вот теперь можно ехать, – сказала она, загадочно улыбаясь.
Всю дорогу мы молчали, а когда подъехали к дому, она сказала:
– Пошли.
Мы вошли в дом. Она поставила шампанское на тумбу в коридоре, повернулась ко мне и поцеловала. А потом все было правильно и красиво. Не разжимая объятий, мы каким-то образом оказались в постели, частично разделись и исполнили самый красивый танец с наивысшими судейскими оценками. Это было показательное выступление.
Мы как будто все отрепетировали и давным-давно знали друг друга.
Потом, когда мы пили шампанское, я приревновал Галю к прошлому. Неизвестно к чему и неизвестно – зачем. Мне захотелось узнать, сколько мужчин у нее было до меня. Но прямо спросить я постеснялся.
– Ты часто влюблялась? – осведомился я, как будто это одно и тоже.
Она приподнялась на локтях и внимательно посмотрела на меня.
– Ты действительно хочешь знать?
– А почему бы и нет?
– Первый раз я влюбилась в девятом классе. Папа купил нам с сестрой путевку на юг. Она в то время уже оканчивала институт, и родители не боялись отправлять меня с ней. Мы жили в ста метрах от моря, в маленьком домике на две кровати, туалет на улице. Над моей кроватью висела картина, довольно неаккуратная, по-видимому, какого-то местного художника, мазилы и калымщика. На ней была нарисована ваза, в вазе – три розы, а на каждой из роз сидело по мухе. Ты слушаешь?
– Да.
– Я тогда так поразилась. Я думала: «Не может быть! Мухи на розы не садятся», и, представляешь себе, ошиблась. Сижу как-то возле столовой на скамейке у клумбы и вижу – на розах ползают огромные, противные зеленые мухи. Для меня это был страшный шок. «Как так? – думала я. – Такие прелестные цветы, и такие противные насекомые! В чем связь»? Я после этого стала к тому художнику относиться с уважением, и начала видеть в его картинах какой-то глубокий смысл. Тебе интересно?
– Очень.
– Так вот, я влюбилась в одного парня. Я сейчас не могу объяснить, чем он мне понравился, может быть, просто пришло время, а он оказался под рукой, но в то время я думала, что он самый лучший. Самое странное, что он отдыхал вместе с женой, но трудностей я не боялась и намечтала себе неизвестно чего. Они банально сидели за соседним столиком в столовой, и мы всегда здоровались. Его супруга, как я сейчас понимаю, была довольно симпатичной девицей, но мне тогда казалось, что она – воплощение пошлости и тупости. «Это несправедливо», – думала я. – «Она его не достойна. Стоит ему поближе познакомиться со мной, и у него откроются глаза». Я представляла это себе так: он смеется над ней, говорит, указывая на меня: «Вот она, моя настоящая любовь», обнимает, целует, а дальше – потемки. Дальше у меня фантазии не хватало. Смешно?
– Нет, почему же?
– Однажды его жена с утра уехала с другими женщинами на рынок за барахлом. Моя сестра, кстати, тоже. И мы с ним весь день провели вместе. Мы позавтракали вместе, поиграли в теннис, искупались, одним словом – сблизились. Я, как дура, раскрыла ему душу. Рассказала все, все, все, даже про розы и мух. Ходила, как в тумане. Потом началась гроза, и мы сидели в беседке, но он меня так и не поцеловал. «Порядочный, – подумала я. – Вначале он порвет с женой», и когда приехали наши дамы, спряталась около их домика, чтобы подслушать. Они сидели на веранде, он курил. Вначале жена рассказала ему про шмотки и цены, потом про то, кто, что купил, а после спросила: – «А чем ты занимался»? «Гулял с нашей соседкой. С девчонкой». «Ну и как она»? «Малость того. Рассказывала мне про каких-то мух». «Может, она – юный энтомолог»? «Может», – сказал он и заржал.
Я проревела всю ночь. И, что самое интересное, я его не осуждала, а наоборот, считала себя мухой, которая посягнула на розу. Потом, целый год страшно комплексовала, пока не встретила Толика. Но, это уже не интересно.
Мне нужно было что-то сказать.
Меня спас сотовый. Он запиликал где-то вдали, и я лихорадочно принялся разгребать наши шмотки беспорядочно разбросанные по полу.
Звонил Ефимов.
– Ты где? – почему-то с раздражением спросил он.
– В гостях.
– Мне нужно тебя срочно увидеть.
– Зачем?
– Я завтра уезжаю, и мне хотелось бы отдать тебе деньги за водку.
– Приедешь, отдашь, – мне не улыбалось ни с кем встречаться.
– Я уезжаю надолго.
– Давай, завтра утром, перед отъездом, – продолжал сопротивляться я. – Сегодня невозможно. Я уже выпил, тут людей много. Ты скажи, во сколько и куда, я подъеду.
– Ты что, дома ночевать не будешь?
– Нет. Я за городом, в частном доме.
– Где?
– В десяти километрах, по Московской трассе.
– Так, давай, мы завтра к тебе подъедем, нам по пути.
– Лады, – обрадовался я, и рассказал им, как меня найти.
После того, как я закончил разговор, мы еще немного выпили шампанского, и я зачем-то сказал:
– А меня мать не любит.
– Почему?
– Отец бросил ее, когда она была беременная, и она не может мне этого простить.
– А при чем здесь ты?
– Я не знаю. Может быть, она думает, что отец испугался, когда узнал о том, что я должен родиться. И, если бы не я, то она смогла бы его со временем приручить. А может, думает, что я весь в него, и тоже ее брошу.
– Это плохо, – сказала Галя.
– А еще она ждет не дождется от меня внуков.
– Кстати о детях, – прошептала Галя, уткнувшись мне в плечо. – У меня сегодня опасные дни, – она помолчала. – Но ты не бойся, я тебя не потревожу, если что случится.
– А что ж ты меня не предупредила?
Она опять встала на локти и удивленно посмотрела на меня.
– Как же я могла? Все было так красиво. Если бы я начала что-то говорить, тогда бы все исчезло.
«Дура», – подумал я, но уснул почему-то счастливый.
11.
Вульгарные бегонии на подоконнике, тяжелые сирийские шторы. Я долго не мог понять, где нахожусь. Вчера в сумерках все выглядело несколько иначе. Где-то внизу на полу надрывался сотовый. Я пошарил рукой.
– Да.
– Между прочим, мы приехали и стоим у ворот, – сказал Ефимов.
Я не стал искать трусы. Натянул джинсы и накинул куртку на голое тело, в прихожей сунул ноги в калоши не по размеру. Пока я ковылял к воротам, успел подумать, что мне здесь нравится, вспомнил вчерашний вечер, и понял, что доволен.
Уже почти рассвело. От холода я покрылся гусиной кожей. Хотелось в туалет. За калиткой рядом с Ефимовым стоял незнакомый парень лет двадцати пяти, явно не интеллектуал, он вдобавок был еще и очень светлым, почти без бровей и ресниц, и хлопал веками, как рыба.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65