Сюда съезжалась вся купеческая знать. А сейчас? Тьфу!..
- Напрасно вы с такой нервозностью судите, дорогой Кирилл Мефодьевич, - возражал старику моложавый человек. - Это у вас старческое. Старикам всегда кажется, что все прежнее было хорошим, а нынешнее - плохое. И знаете почему? В прошлом вы - молодой, энергичный, с несокрушимым здоровьем - находились в самой гуще событий. Ведь так? А нынче кто вы? Созерцатель. Вы видите только внешнюю сторону.
- Ах, не говорите! Разве так мы проводили время на ярмарке? Вчера заглянул в ресторан "Аркадия" - дым коромыслом, вся публика пьяная до безобразия. Кошмар!
- Лукавите, Кирилл Мефодьевич! - отвечал ему сосед. - Вспомните свои кутежи...
- Правильно, было, загуливали, в Волгу по сто бутылок из-под шампанского выбрасывали за ночь. Так и делалось это с размахом, с душой, если хотите - по-русски. А потом, это было не главное. Дело сперва делали, весь день в заботах, хлопотах. А уж к вечеру, к ночи... Отдушина ведь, сами понимаете, нужна. А нынче с утра за бутылку и на весь день. Как с пристани или с поезда попадают мужики на ярмарку, так первая забота выпить...
- Ой, правда, пьют нынче!.. - вставила одна из женщин, хлопнув себя по щеке. - Как будто никаких обязанностей нет. Я бы этих пьяниц всех на дно отправила.
- Прошу внимания! - поднял рюмку высокий блондин, сидящий спиной к окну, за которым нетерпеливо попыхивал папиросой Гущин - ему жалко было бросить большой окурок. Он прикидывал, как лучше войти и справиться о саквояже. Если официально, не признаются. Хотя вот этот лысенький - он уже выяснил - и есть бухгалтер, о котором рассказывали грузчики. Значит, саквояж должен быть здесь...
- Прошу внимания! - голос блондина, резковато-жесткий, задребезжал. Я имею сказать тост, навеянный грустными размышлениями по поводу затронутой за этим столом темы. Ярмарки - нет! Это жалкое подобие того, что было, о чем сожалеет уважаемый хозяин дома Кирилл Мефодьевич. После октябрьских событий семнадцатого года она вообще замерла и, как мы тут знаем, не функционировала три сезона. За это время ее разграбили, почти уничтожили. И кто? Мы же, те, кто сейчас уповает на старые времена. Поэтому надо отдать должное новой власти: с каким рвением она восстанавливает былую славу нижегородского торжища! Но попытки эти тщетны. Сейчас наша ярмарка - олицетворение нэпмановской России. Только благодаря тому, что большевики пустили развитие страны в русло новой экономической политики, стало возможным реальное существование нижегородской ярмарки на советской, так сказать, почве.
- Вы прямо как ликбез проводите по политической части, Николай Васильевич! - перебила выступавшего вторая женщина. - Можно подумать, эти мысли родились у вас за прилавком вашего парфюмерного магазина.
- Газеты читаем и к тому же думаем! - ответил тот. - Что касается моей парфюмерии, то она здесь ни при чем. Это больше по вашей линии, для вас стараемся. - И он галантно поцеловал женщине руку.
- Ну, только не для меня. Извините, от ваших мазей отдает коровьим пометом.
Все засмеялись. А громче всех сам Николай Васильевич.
Только сейчас Гущин узнал Зернова - владельца частного парфюмерного магазина. Этот "алхимик", как называл его Гущин, давно привлекал к себе внимание милиции. Ловко используя рекламные возможности, Зернов популяризировал свой товар и успешно сбывал его. Одним он предлагал элексир долгожительства, другим средство от поносов, третьим - от бесплодия. Все эти снадобья, как утверждала реклама, изготавливались на основе древнего афинского рецепта и разводились "греческой придворной водой".
"Вот кем заняться надо, да все руки не доходят", - подумал милиционер, вновь прислушиваясь к разговору за окном.
- Ты человек широкий, - сказал бухгалтер. - Не зря на ремонт своего дома потратил пять тысяч.
- Да, я закончил наконец благоустройство своего гнездышка. И в пятницу прошу ко мне. А думать, что же, в любом деле необходимо. Мы здесь свои люди, и я вам скажу: без этого не проживешь. Кстати, Кирилл Мефодьевич, ты в следующий раз не забудь мне еще пачку этикеток.
- Но, голубчик, неделю назад я тебе достал почти 12 фунтов этой дряни.
- Разошлись. Особенно охотно берут с маркой ТЭЖЭ, Остроумова и Ремлера. Но сейчас я работаю над новой мазью - незаменимое средство для выращивания волос.
- А как, как вы это делаете, Николай Васильевич? - заверещали женщины.
- Все очень просто, - ответил Зернов. - Боюсь, что разочарую вас, но одно могу сказать честно: ни о каком помете и речи быть не может.
- Так вы мази не покупаете готовыми?
- Разумеется, нет. У меня есть собственная лаборатория. Достаточно немного коровьего молока, три капли духов - и готово.
- Ловко!
- Чудеса в решете!
- Итак, дорогой Кирилл Мефодьевич, прошу ко мне в дом, где вы увидите такое, чего и в былые времена не видели. А при условии доставки этикеток, желательно французских, и того больше...
"Вот прохвост, - злился Гущин. - Завтра ты у меня по-другому запоешь". Он бросил окурок под ноги и с силой вдавил его каблуком в мягкую землю.
- Но мы отвлеклись, - продолжал Зернов. - Давайте, как модно сейчас говорить, товарищи, выпьем и закусим за то... Как бы вам сказать? Помните у Пушкина: "и на обломках самовластья напишут наши имена"? Так вот, и на обломках, в условиях неразберихи и хаоса, можно делать хорошие деньги. Пусть пьют. Лишь бы мы с вами не теряли человеческий облик. За него, за наш человеческий облик, и предлагаю я выпить...
Вновь забрякали о тарелки вилки и ложки, усиленно задвигали челюстями сидящие за столом.
- А я сегодня любопытную покупочку на ярмарке сделал, - сообщил бухгалтер, - купил по случаю у одного бродяги. Американский... - И он вытащил из шкафа желтый саквояж.
- А все ругаете ярмарку, Кирилл Мефодьевич! - укоризненно заметила одна из женщин, восхищенно разглядывая покупку.
- С паршивой овцы хоть шерсти клок, - ответил тот. - А вы посмотрите, что за прелесть этот нож! - И он стал доставать из ножа его многочисленные предметы.
- Да! - Зернов широко раскрыл глаза. - Одно слово - заграница. Умеют там делать вещи, ничего не скажешь. Чувствуется марка. А качество, какое качество! Замечательно! Во сколько же вам все это обошлось?
Гущин рывком поднялся на руках и, отстранив цветочный горшок, сел на подоконник. В руке у него был пистолет. Женщины вскрикнули, одна, потеряв сознание, стала медленно сползать со стула. Бухгалтер ошалело таращил глаза.
- Прошу не двигаться! - приказал сотрудник милиции, увидев, как парфюмер попятился к двери. Он спрыгнул на пол и прошел к столу. - Вот мой мандат, там все написано.
Хозяин дома трясущимися руками раскрыл протянутую ему книжицу и начал беззвучно шевелить губами, беспрерывно облизывая их языком.
- Вслух!
- Слушаюсь. "Предъявитель сего, Гущин Степан Борисович, есть действительно сотрудник уголовного розыска Нижегородской уездно-городской советской рабоче-крестьянской милиции, который имеет право ношения всякого рода холодного и огнестрельного оружия, хождения во всякое время дня и ночи, а также право арестовывать подозрительных ему личностей, проверять посты, в случае надобности производить разного рода обыски, что подписью и приложением печати удостоверяется".
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25
- Напрасно вы с такой нервозностью судите, дорогой Кирилл Мефодьевич, - возражал старику моложавый человек. - Это у вас старческое. Старикам всегда кажется, что все прежнее было хорошим, а нынешнее - плохое. И знаете почему? В прошлом вы - молодой, энергичный, с несокрушимым здоровьем - находились в самой гуще событий. Ведь так? А нынче кто вы? Созерцатель. Вы видите только внешнюю сторону.
- Ах, не говорите! Разве так мы проводили время на ярмарке? Вчера заглянул в ресторан "Аркадия" - дым коромыслом, вся публика пьяная до безобразия. Кошмар!
- Лукавите, Кирилл Мефодьевич! - отвечал ему сосед. - Вспомните свои кутежи...
- Правильно, было, загуливали, в Волгу по сто бутылок из-под шампанского выбрасывали за ночь. Так и делалось это с размахом, с душой, если хотите - по-русски. А потом, это было не главное. Дело сперва делали, весь день в заботах, хлопотах. А уж к вечеру, к ночи... Отдушина ведь, сами понимаете, нужна. А нынче с утра за бутылку и на весь день. Как с пристани или с поезда попадают мужики на ярмарку, так первая забота выпить...
- Ой, правда, пьют нынче!.. - вставила одна из женщин, хлопнув себя по щеке. - Как будто никаких обязанностей нет. Я бы этих пьяниц всех на дно отправила.
- Прошу внимания! - поднял рюмку высокий блондин, сидящий спиной к окну, за которым нетерпеливо попыхивал папиросой Гущин - ему жалко было бросить большой окурок. Он прикидывал, как лучше войти и справиться о саквояже. Если официально, не признаются. Хотя вот этот лысенький - он уже выяснил - и есть бухгалтер, о котором рассказывали грузчики. Значит, саквояж должен быть здесь...
- Прошу внимания! - голос блондина, резковато-жесткий, задребезжал. Я имею сказать тост, навеянный грустными размышлениями по поводу затронутой за этим столом темы. Ярмарки - нет! Это жалкое подобие того, что было, о чем сожалеет уважаемый хозяин дома Кирилл Мефодьевич. После октябрьских событий семнадцатого года она вообще замерла и, как мы тут знаем, не функционировала три сезона. За это время ее разграбили, почти уничтожили. И кто? Мы же, те, кто сейчас уповает на старые времена. Поэтому надо отдать должное новой власти: с каким рвением она восстанавливает былую славу нижегородского торжища! Но попытки эти тщетны. Сейчас наша ярмарка - олицетворение нэпмановской России. Только благодаря тому, что большевики пустили развитие страны в русло новой экономической политики, стало возможным реальное существование нижегородской ярмарки на советской, так сказать, почве.
- Вы прямо как ликбез проводите по политической части, Николай Васильевич! - перебила выступавшего вторая женщина. - Можно подумать, эти мысли родились у вас за прилавком вашего парфюмерного магазина.
- Газеты читаем и к тому же думаем! - ответил тот. - Что касается моей парфюмерии, то она здесь ни при чем. Это больше по вашей линии, для вас стараемся. - И он галантно поцеловал женщине руку.
- Ну, только не для меня. Извините, от ваших мазей отдает коровьим пометом.
Все засмеялись. А громче всех сам Николай Васильевич.
Только сейчас Гущин узнал Зернова - владельца частного парфюмерного магазина. Этот "алхимик", как называл его Гущин, давно привлекал к себе внимание милиции. Ловко используя рекламные возможности, Зернов популяризировал свой товар и успешно сбывал его. Одним он предлагал элексир долгожительства, другим средство от поносов, третьим - от бесплодия. Все эти снадобья, как утверждала реклама, изготавливались на основе древнего афинского рецепта и разводились "греческой придворной водой".
"Вот кем заняться надо, да все руки не доходят", - подумал милиционер, вновь прислушиваясь к разговору за окном.
- Ты человек широкий, - сказал бухгалтер. - Не зря на ремонт своего дома потратил пять тысяч.
- Да, я закончил наконец благоустройство своего гнездышка. И в пятницу прошу ко мне. А думать, что же, в любом деле необходимо. Мы здесь свои люди, и я вам скажу: без этого не проживешь. Кстати, Кирилл Мефодьевич, ты в следующий раз не забудь мне еще пачку этикеток.
- Но, голубчик, неделю назад я тебе достал почти 12 фунтов этой дряни.
- Разошлись. Особенно охотно берут с маркой ТЭЖЭ, Остроумова и Ремлера. Но сейчас я работаю над новой мазью - незаменимое средство для выращивания волос.
- А как, как вы это делаете, Николай Васильевич? - заверещали женщины.
- Все очень просто, - ответил Зернов. - Боюсь, что разочарую вас, но одно могу сказать честно: ни о каком помете и речи быть не может.
- Так вы мази не покупаете готовыми?
- Разумеется, нет. У меня есть собственная лаборатория. Достаточно немного коровьего молока, три капли духов - и готово.
- Ловко!
- Чудеса в решете!
- Итак, дорогой Кирилл Мефодьевич, прошу ко мне в дом, где вы увидите такое, чего и в былые времена не видели. А при условии доставки этикеток, желательно французских, и того больше...
"Вот прохвост, - злился Гущин. - Завтра ты у меня по-другому запоешь". Он бросил окурок под ноги и с силой вдавил его каблуком в мягкую землю.
- Но мы отвлеклись, - продолжал Зернов. - Давайте, как модно сейчас говорить, товарищи, выпьем и закусим за то... Как бы вам сказать? Помните у Пушкина: "и на обломках самовластья напишут наши имена"? Так вот, и на обломках, в условиях неразберихи и хаоса, можно делать хорошие деньги. Пусть пьют. Лишь бы мы с вами не теряли человеческий облик. За него, за наш человеческий облик, и предлагаю я выпить...
Вновь забрякали о тарелки вилки и ложки, усиленно задвигали челюстями сидящие за столом.
- А я сегодня любопытную покупочку на ярмарке сделал, - сообщил бухгалтер, - купил по случаю у одного бродяги. Американский... - И он вытащил из шкафа желтый саквояж.
- А все ругаете ярмарку, Кирилл Мефодьевич! - укоризненно заметила одна из женщин, восхищенно разглядывая покупку.
- С паршивой овцы хоть шерсти клок, - ответил тот. - А вы посмотрите, что за прелесть этот нож! - И он стал доставать из ножа его многочисленные предметы.
- Да! - Зернов широко раскрыл глаза. - Одно слово - заграница. Умеют там делать вещи, ничего не скажешь. Чувствуется марка. А качество, какое качество! Замечательно! Во сколько же вам все это обошлось?
Гущин рывком поднялся на руках и, отстранив цветочный горшок, сел на подоконник. В руке у него был пистолет. Женщины вскрикнули, одна, потеряв сознание, стала медленно сползать со стула. Бухгалтер ошалело таращил глаза.
- Прошу не двигаться! - приказал сотрудник милиции, увидев, как парфюмер попятился к двери. Он спрыгнул на пол и прошел к столу. - Вот мой мандат, там все написано.
Хозяин дома трясущимися руками раскрыл протянутую ему книжицу и начал беззвучно шевелить губами, беспрерывно облизывая их языком.
- Вслух!
- Слушаюсь. "Предъявитель сего, Гущин Степан Борисович, есть действительно сотрудник уголовного розыска Нижегородской уездно-городской советской рабоче-крестьянской милиции, который имеет право ношения всякого рода холодного и огнестрельного оружия, хождения во всякое время дня и ночи, а также право арестовывать подозрительных ему личностей, проверять посты, в случае надобности производить разного рода обыски, что подписью и приложением печати удостоверяется".
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25