В конце концов, если не брать во внимание мои смутные подозрения за пиршественным столом о том, что Люсьен заранее знала про готовящееся покушение, то у меня нет никаких оснований держать под арестом заложницу, благодаря которой мне самой к тому же удалось скрыться от бандюг.
Но теперь я все же больше склонялась к мысли, что за столом у меня сработало подсознательное чувство опасности, которое утраивает обоняние, зрение и слух, возводит в степень преувеличения любые слова и жесты. Возможно, Люсьен просто сама испытывала точь-в-точь такие же недобрые предчувствия и сидела, сжавшись в нервный комок. Пока у меня против нее нет никаких конкретных обвинений. Наоборот, если бы она была соучастницей штыревских дел, то могла бы сто раз сбежать с печи, пока я там заснула, и не переться со мной на лыжах сквозь пургу…
Чтобы показать, что не собираюсь никак влиять на выбор Люсьен между целым отделением милиции (вот они перед глазами: машины с мигалками, собаки, оцепление, пятнистые тужурки) и частным детективом в сомнительном прозрачном халатике, я нарочно отвернулась и стала разглядывать аквариум с рыбками.
Знакомая перламутровая рыба величиной с ладонь медленно проплыла вдоль передней стенки, розовое брюхо ее было теперь подозрительно раздуто… Интересно, что она сейчас ощущает, имея в животе кусок золота с острым камнем? Плавные движения хвоста выражали само спокойствие, слегка выпученные глаза смотрели на водный мир с привычным равнодушием. Вот и учитель по карате, мой сенсей, говорил, что у рыб многому можно научиться: они только кажутся холодными и безмозглыми, а на самом деле — просто умеют держать за броней-чешуей все тайны своей жизни.
Похоже, выбор дался Люсьен не просто — она ведь твердо решила с этого дня ничего общего со Штырем не иметь, а тут надо снова возвращаться в его дом, в постель. Еще неизвестно, как он посмотрит на это возвращение. Не придушил бы сгоряча. Он ведь по фамилии хоть и Шурупчиков, да зато папка его был каким-то восточным Русимом. Нет уж, пока я не полезу дальше на его генеалогическое древо, обойдусь без подробных познаний. Или этот Штырь Русимович, наоборот, будет просить прощения у Люсьен, валяться в ногах? Ведь вон как вцепился в девчонку, много лет не выпускает, хотя мог бы уже сотню-другую красоток за это время разменять…
— Я с вами. Подыхать, так с музыкой, — наконец отозвалась Люсьен и вопросительно взглянула на Виталю. Тот отвернулся, не выдав своим красивым, холеным лицом никаких эмоций. Как рыба перламутровая: не поймешь, что делается там у него внутри, под одеждой. Хм, под одеждой у него… Нет, про это сейчас не будем.
— Ты должна делать вид, что не слышала команды открывать огонь. Запомни, ничего не было. Тебя схватили. Потом связали и куда-то увезли. Теперь возвращают. Ты меня ненавидишь, ничего не знаешь. Просто радуешься, что вернулась домой. Штыря нужно хотя бы немного утихомирить.
— А ты не боишься? — Люсьен смотрела на меня во все свои огромные глаза, и я почувствовала, что от ответа на этот простой вопрос зависит, как сама она будет себя вести дальше. Изобразить из себя бесстрашную черепашку-ниндзя перед кодлой мужиков с оружием? Сделать вид, что я — Кощей Бессмертный, знаю тайну вечной жизни и потому не боюсь быть убитой?
— Боюсь, конечно, — сказала я просто. — Но об этом нельзя думать, иначе ничего не получится. Страшнее всего, когда накрывают врасплох и пригвождают ночью к собственной постели, например…
— Примерчики у тебя, — передернулся Виталий. — Слушай, я уже и не рад, что в такое дело впутал тебя. Может, я сам как-нибудь разберусь?
— Нет уж, поздно. Штырь и его штырята все равно меня будут искать, как самого опасного свидетеля. Остальных — либо убили, в чем я все же сомневаюсь — зачем вешать на себя сразу столько мокрых дел? — либо так пригрозили, что они до конца своей жизни не пикнут про этот новогодний праздничек, — сказала я, невольно вспомнив, как красиво переливалась шарами и гирляндами елка во время званого обеда. — Теперь у меня иного пути нет…
— Ну дела… — удивился Виталик. — Я думал, ты так, проследишь за кем-нибудь потихоньку, справки наведешь всякие…
— Ты что-то, друг, путаешь. Про архив рассказываешь. Или про научную библиотеку. Работа частного детектива — совсем из другой оперы…
— Я уж вижу, — сказал Виталик. — Только не знал тогда, что ты этим занимаешься, что ты… такая…
Стоп. Никакой лирики. Хотя горячий грог по рецепту Вахтанга плюс вино и мягкие волны ковра так и уводили мысли совсем в ином направлении. Интересно, а сколько раз эта рыба с бриллиантами в брюхе молча наблюдала здесь любовные сцены? А сама она, золотая-перламутровая, с кем-нибудь трахается или проживает в своем царстве в гордом одиночестве, только подсматривает да завидует? Кажется, я начинала заводиться в ненужную сторону. Стоп. Сейчас предстоит важный момент.
То, что представлялось мне наиболее трудным, я бы даже сказала, невозможным — услышать в телефонной трубке хрипловатый голос Штыря, оказалось делом нескольких минут. Люсьен набрала номер его мобильного, проныла в трубку, что ее мучитель хочет поговорить.
— Выкупи меня, прошу! Сделай что-нибудь. Я хочу домой, — прокричала Люсьен так убедительно, что я даже усомнилась — может, и вправду хочет в свой дворец с кровавыми дорожками? Виталик тоже смотрел на свою бывшую супругу с напряженным интересом.
— Ну как, похоже? — шепотом спросила у него Люсьен.
— Артистка, бля, — согласился Виталик.
— Тебе что надо, Даша? — тем временем спрашивал меня незнакомый голос Шурупчикова, по которому было ясно, что тот шутить не любит. — Пусть девка домой едет, а с тобой мы потом поговорим…
— Во-первых, я не Даша. И потом — я отпущу ее, если вы гарантируете мне личную безопасность и не будете больше преследовать.
— Это как же я тебе ее гарантирую, — усмехнулся в трубку Штырь. — Я что, господь бог, что ли? А вдруг ты под машину или под поезд попадешь? Или тебе с крыши на голову сосулька упадет? Ведь всяко бывает, точно?
— Бывает. В свою очередь, я обещаю обо всем молчать. Только Тамару отпустите. С которой мы вместе приехали.
— Томку? Она что, подружка твоя?
— Какая вам разница? Может, и подружка, — ответила я, вспоминая низенькую тетеньку с кривыми ногами, которую утром увидела впервые в жизни.
— Идет, — с легкостью согласился Штырь. — Специально мы с тобой больше встречаться не будем. Бабу верни — и будем квиты. Томка твоя ночью дома ночевать будет, она мне на хер не нужна… Только интересно узнать, что ты за штучка. Не Дарья, говоришь?
— Какие гарантии? — спросила я Штыря.
— Никаких. Живи — и вся гарантия. Я свое слово сказал, — начал злиться он на другом конце телефона. — Где баба моя?
Врет, естественно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39
Но теперь я все же больше склонялась к мысли, что за столом у меня сработало подсознательное чувство опасности, которое утраивает обоняние, зрение и слух, возводит в степень преувеличения любые слова и жесты. Возможно, Люсьен просто сама испытывала точь-в-точь такие же недобрые предчувствия и сидела, сжавшись в нервный комок. Пока у меня против нее нет никаких конкретных обвинений. Наоборот, если бы она была соучастницей штыревских дел, то могла бы сто раз сбежать с печи, пока я там заснула, и не переться со мной на лыжах сквозь пургу…
Чтобы показать, что не собираюсь никак влиять на выбор Люсьен между целым отделением милиции (вот они перед глазами: машины с мигалками, собаки, оцепление, пятнистые тужурки) и частным детективом в сомнительном прозрачном халатике, я нарочно отвернулась и стала разглядывать аквариум с рыбками.
Знакомая перламутровая рыба величиной с ладонь медленно проплыла вдоль передней стенки, розовое брюхо ее было теперь подозрительно раздуто… Интересно, что она сейчас ощущает, имея в животе кусок золота с острым камнем? Плавные движения хвоста выражали само спокойствие, слегка выпученные глаза смотрели на водный мир с привычным равнодушием. Вот и учитель по карате, мой сенсей, говорил, что у рыб многому можно научиться: они только кажутся холодными и безмозглыми, а на самом деле — просто умеют держать за броней-чешуей все тайны своей жизни.
Похоже, выбор дался Люсьен не просто — она ведь твердо решила с этого дня ничего общего со Штырем не иметь, а тут надо снова возвращаться в его дом, в постель. Еще неизвестно, как он посмотрит на это возвращение. Не придушил бы сгоряча. Он ведь по фамилии хоть и Шурупчиков, да зато папка его был каким-то восточным Русимом. Нет уж, пока я не полезу дальше на его генеалогическое древо, обойдусь без подробных познаний. Или этот Штырь Русимович, наоборот, будет просить прощения у Люсьен, валяться в ногах? Ведь вон как вцепился в девчонку, много лет не выпускает, хотя мог бы уже сотню-другую красоток за это время разменять…
— Я с вами. Подыхать, так с музыкой, — наконец отозвалась Люсьен и вопросительно взглянула на Виталю. Тот отвернулся, не выдав своим красивым, холеным лицом никаких эмоций. Как рыба перламутровая: не поймешь, что делается там у него внутри, под одеждой. Хм, под одеждой у него… Нет, про это сейчас не будем.
— Ты должна делать вид, что не слышала команды открывать огонь. Запомни, ничего не было. Тебя схватили. Потом связали и куда-то увезли. Теперь возвращают. Ты меня ненавидишь, ничего не знаешь. Просто радуешься, что вернулась домой. Штыря нужно хотя бы немного утихомирить.
— А ты не боишься? — Люсьен смотрела на меня во все свои огромные глаза, и я почувствовала, что от ответа на этот простой вопрос зависит, как сама она будет себя вести дальше. Изобразить из себя бесстрашную черепашку-ниндзя перед кодлой мужиков с оружием? Сделать вид, что я — Кощей Бессмертный, знаю тайну вечной жизни и потому не боюсь быть убитой?
— Боюсь, конечно, — сказала я просто. — Но об этом нельзя думать, иначе ничего не получится. Страшнее всего, когда накрывают врасплох и пригвождают ночью к собственной постели, например…
— Примерчики у тебя, — передернулся Виталий. — Слушай, я уже и не рад, что в такое дело впутал тебя. Может, я сам как-нибудь разберусь?
— Нет уж, поздно. Штырь и его штырята все равно меня будут искать, как самого опасного свидетеля. Остальных — либо убили, в чем я все же сомневаюсь — зачем вешать на себя сразу столько мокрых дел? — либо так пригрозили, что они до конца своей жизни не пикнут про этот новогодний праздничек, — сказала я, невольно вспомнив, как красиво переливалась шарами и гирляндами елка во время званого обеда. — Теперь у меня иного пути нет…
— Ну дела… — удивился Виталик. — Я думал, ты так, проследишь за кем-нибудь потихоньку, справки наведешь всякие…
— Ты что-то, друг, путаешь. Про архив рассказываешь. Или про научную библиотеку. Работа частного детектива — совсем из другой оперы…
— Я уж вижу, — сказал Виталик. — Только не знал тогда, что ты этим занимаешься, что ты… такая…
Стоп. Никакой лирики. Хотя горячий грог по рецепту Вахтанга плюс вино и мягкие волны ковра так и уводили мысли совсем в ином направлении. Интересно, а сколько раз эта рыба с бриллиантами в брюхе молча наблюдала здесь любовные сцены? А сама она, золотая-перламутровая, с кем-нибудь трахается или проживает в своем царстве в гордом одиночестве, только подсматривает да завидует? Кажется, я начинала заводиться в ненужную сторону. Стоп. Сейчас предстоит важный момент.
То, что представлялось мне наиболее трудным, я бы даже сказала, невозможным — услышать в телефонной трубке хрипловатый голос Штыря, оказалось делом нескольких минут. Люсьен набрала номер его мобильного, проныла в трубку, что ее мучитель хочет поговорить.
— Выкупи меня, прошу! Сделай что-нибудь. Я хочу домой, — прокричала Люсьен так убедительно, что я даже усомнилась — может, и вправду хочет в свой дворец с кровавыми дорожками? Виталик тоже смотрел на свою бывшую супругу с напряженным интересом.
— Ну как, похоже? — шепотом спросила у него Люсьен.
— Артистка, бля, — согласился Виталик.
— Тебе что надо, Даша? — тем временем спрашивал меня незнакомый голос Шурупчикова, по которому было ясно, что тот шутить не любит. — Пусть девка домой едет, а с тобой мы потом поговорим…
— Во-первых, я не Даша. И потом — я отпущу ее, если вы гарантируете мне личную безопасность и не будете больше преследовать.
— Это как же я тебе ее гарантирую, — усмехнулся в трубку Штырь. — Я что, господь бог, что ли? А вдруг ты под машину или под поезд попадешь? Или тебе с крыши на голову сосулька упадет? Ведь всяко бывает, точно?
— Бывает. В свою очередь, я обещаю обо всем молчать. Только Тамару отпустите. С которой мы вместе приехали.
— Томку? Она что, подружка твоя?
— Какая вам разница? Может, и подружка, — ответила я, вспоминая низенькую тетеньку с кривыми ногами, которую утром увидела впервые в жизни.
— Идет, — с легкостью согласился Штырь. — Специально мы с тобой больше встречаться не будем. Бабу верни — и будем квиты. Томка твоя ночью дома ночевать будет, она мне на хер не нужна… Только интересно узнать, что ты за штучка. Не Дарья, говоришь?
— Какие гарантии? — спросила я Штыря.
— Никаких. Живи — и вся гарантия. Я свое слово сказал, — начал злиться он на другом конце телефона. — Где баба моя?
Врет, естественно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39