История тридцать шестая
Звезда «а-ля рюс»
– Не знаю, что ты выкрутишь из этого материала, но так и быть – слушай. Только имей в виду, что тут будут такие специфические подробности быта российской эстрады, каких не понять никаким французам…
Идея познакомить нас пришла в голову замечательному поэту-песеннику Лёне Дербеневу, с которым я дружил и сотрудничал по нескольким фильмам. Это был необыкновенный человек. Помимо того, что он был автором прекрасных песен, которые пела вся страна, он еще был и необыкновенно остроумным. Доказательством тому служат две его частушки, за которые он должен войти в историю русской литературы и общественной мысли. Одна такая:
Что все чаще год от года
Снится нашему народу?
Показательный процесс
Над ЦК КПСС.
И вторая:
Каждый день на огороде
Над говном грачи галдят.
А Ульянова Володю
Даже черви не едят.
Они были написаны в самый разгар строительства развитого социализма, одна – к столетию со дня рождения Ленина, а вторая – к очередному юбилею Октябрьской революции.
Так вот, впервые фамилию Лугачевой я услышал от Лени. Он мне сказал:
– Есть одна девушка, очень талантливая, надо ей помочь. Я думаю, ты сделаешь это лучше всех. Я тебя с ней познакомлю. Все в ней хорошо, один недостаток – она абсолютно без тормозов. Я тебя об этом честно предупреждаю. Дальше смотри сам.
И вот мы встретились у Дербенева дома. Надо сказать, что она сразу стала королевой вечера. Веселила публику, была остроумной, когда надо, внимательно слушала, потом села за пианино, пела песни. Было ей тогда 26 лет. Она была тоненькой, стройной девочкой, что трудно себе представить сейчас. Рыжая, губастая, и хотя от природы у нее не особенно выразительное лицо, но артистизм был необыкновенный. К сожалению, продолжить тогда наше знакомство нам не удалось, потому что у меня были дела в Ленинграде, я там снимал на телевидении.
И вдруг в Ленинграде, на телестудии, узнаю, что она в каком-то павильоне снимается в музыкальной телепрограмме. Я пришел на эти съемки, и, к изумлению работников телевидения, между нами через весь съемочный павильон произошел такой диалог.
– Привет, красавица!
– Привет, Саша. Как ваши дела?
– Неплохо. Когда вы заканчиваете съемку?
– Да вот, обещали через час отпустить.
– Отлично. Я вас приглашаю в ресторан с цыганами.
– К сожалению, не могу, у меня уже куплен билет на самолет.
– Тогда я вас подвезу до аэропорта, и по дороге поболтаем.
И после съемки мы поехали в аэропорт, а по дороге договорились, что приглашение мое в ресторан остается, но осуществим мы его в Москве. Я, закончив съемки в Ленинграде, запустился на «Мосфильме» с музыкальной картиной об ансамбле «Песняры»; это был специальный фильм к их гастролям в Америке. И как-то вечером я ей позвонил и предложил пойти в ресторан Дома кино, мой любимый. Но она отказалась, сказала, что хочет показать мне свой любимый ресторан на Рублевском шоссе. Я подхватил ее в условленном месте, и мы поехали в этот «Сосновый бор», который она называла «Еловая шишка». Надо сказать, что она большой мастер на трюки, которые должны поразить окружающих. Такая деталь: в ресторане она взяла нож, разрезала себе палец, открыла мою записную книжку, выдавила каплю крови на страницу и написала:
«Определите на досуге мою «группу», потому как петь – это мое кровное дело».
И поставила число и подпись. Не каждая девушка способна на такие фокусы, честно тебе скажу. Определить «гpyппy» мне пришлось той же ночью вечера в гостинице «Мосфильма», где я тогда жил. А утром, когда мы пошли завтракать, я ей сказал:
– Не знаю еще, как ты поешь, но артистка ты замечательная, это твоя самая сильная сторона, развей ее. Постарайся все свои песенки обыгрывать. Постарайся вообще превратить это все в театр.
Она говорит:
– Это как?
– Ну, смотри. – Я взял записную книжку и написал: «Идея: «Театр Аллы Лугачевой». – Представляешь, – говорю, – ты выходишь на сцену и из каждой песни делаешь маленький спектакль. У тебя должно быть такое платье, которое трансформируется в разные сценические костюмы, чтобы ты могла разыгрывать несколько разных ролей. Тот небольшой реквизит, который у тебя в руках, ты должна обыгрывать.
Она говорит:
– У меня же в руке только микрофон.
– Представь, что сейчас это микрофон, а через минуту это уже скипетр, который ты поднимаешь. А через секунду это бокал, из которого ты пьешь.
– Да, точно! – тут же подхватила она. – Вот в этой песне я так сделаю, а в этой так.
То есть она, как губка, все быстро впитывала, и это мне очень понравилось. А поскольку на сцене я ее еще не видел, то вскоре она меня пригласила на свой концерт. Но это только было так сказано: «на свой концерт». А на самом деле это был концерт оркестра армянской филармонии, там она пела две песни в середине второго отделения. На меня это произвело впечатление ужасное, потому что, во-первых, песни были армянские, а во-вторых, она была в каком-то кошмарном парчовом платье, и на ее колене была прикреплена большая искусственная бумажная роза. Я честно сказал ей о своих впечатлениях. Она говорит:
– Понимаешь, такая у меня ужасная ситуация. Я, с одной стороны, конечно, спела песенку «Арлекино» и стала более-менее известной. Но, с другой стороны, разругалась с «Веселыми ребятами», и ансамбля у меня своего нет. А выступать мне нужно с кем-то, я же не могу одна выйти на сцену. Поэтому я выступаю с оркестром армянской филармонии и больше того – руководитель этого оркестра мой жених. То есть я от него завишу, пою его репертуар и вообще одеваюсь, как армянская девушка.
Я говорю:
– Делай как знаешь, я тебе высказываю свое мнение.
– Да я сама так думаю. Но это ж надо, чтобы кто-то этим занялся – костюмами, репертуаром, оркестром…
Действительно, единственным светлым пятном в ее жизни в тот момент была ее творческая работа с Зацепиным и Дербеневым. В этом смысле ей страшно повезло. Потому что Александр Сергеевич Зацепин – удивительный мелодист, он написал музыку ко всем фильмам Гайдая и вообще массу шлягеров. Имел единственную в Советском Союзе частную студию звукозаписи, которую он оборудовал в своей квартире. А жил он, кстати, именно в том доме, где жила Елена Сергеевна с генералом Шиловским до своего брака с Михаилом Афанасьевичем Булгаковым. Так вот, Зацепин в своей квартире смонтировал собственную студию, купил за свои деньги оборудование, а муж его дочери был звукооператором. В гостиной у них стоял рояль, на окнах висели тяжелые шторы для звукоизоляции. То есть это была совершенно профессиональная студия звукозаписи, где можно было писать хоть вокал, хоть оркестр. Такие залы были в то время наперечет, во всем Советском Союзе – три или четыре, но там композиторы стояли в очереди, и киностудии бронировали время за полгода вперед, платили по часам за использование зала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74