Но после худсовета я, вместо того, чтобы поехать домой, поехал в ресторан Дома кино поужинать. И у меня всплыла эта фраза: «Меня должны окружать люди, которых я могу послать». Я подумал, что будет не очень хорошо, если это произойдет на моей съемочной площадке. И, приехав домой, сказал, что худсовет утвердил Марианну Вертинскую. Конечно, для Лугачевой это было большим ударом, она этого никак не ожидала. Я сказал:
– Но есть утешительный приз для тебя. Я постараюсь сделать тебя композитором фильма. И кроме того, я специально для тебя придумаю эпизод, где ты будешь петь свою песню. Зачем тебе быть актрисой? Ты певица.
Фильм «Пена», надо сказать, получился неплохой, даже ваша «Нью-Йорк таймс» посвятила ему статью, где было написано: «едкая киносатира на коррупцию и привилегии советских высокопоставленных кругов», «первая сатира за десять лет, которая режет мясо близко к костям».
И Лугачева действительно написала музыку к этому фильму, лейтмотивом картины стала ее песня про еврейского музыканта. Однако обида засела в Лугачевой так глубоко, что даже через полгода, на банкете в честь премьеры этого фильма, она устроила истерику и скандал. Всем было понятно, что это из-за того, что она не снялась в этой картине.
Такие вот у нас были непростые взаимоотношения. Не знаю, что ты сможешь из этого выкроить…
* * *
– Саша, честно говоря, я ждал несколько иного.
– В каком смысле?
– Понимаешь, французам не особенно интересно, как она называла Пьеху. Нам нужны эпизоды столкновения молодых звезд с реальной советской действительностью и как эти столкновения разрушали или укрепляли их роман. И ничего больше.
– Эдик, я же тебе говорил, что эта новелла не для французов, и я вообще не хотел рассказывать эту историю, ты меня заставил. Никакого сквозного сюжета здесь нет. Так, отдельные эпизоды. Хотя каждый из них чистая правда, но я не уверен, что тем, кто верит в мифы, эта правда нужна. Поэтому давай бросим эту тему…
– Ни за что! Ты рассказал несколько прелестных сцен, от которых я уже не могу отказаться. Поэтому стань, пожалуйста, над личным и расскажи те эпизоды, которые ложатся на тему нашего фильма.
– Не знаю, есть ли в этом смысл…
– Блин! Саша, почему я должен тебя уламывать? Мы работаем. Давай продолжение.
– Ладно… – нехотя сказал Стефанович. – Была действительно пара смешных эпизодов про советский быт. Например, история с камином или сантехникой. Дело в том, что, помимо творческих вопросов, мы должны были решать и вопросы житейские. Жить в однокомнатной квартире на окраине города стало уже невозможно. Поэтому, заручившись какими-то письмами и считая, что при ее появлении все должны ложиться у ее ног, она пошла на прием к одному из руководителей Москвы. Она надеялась взять его на личное обаяние или, в крайнем случае, на взятку. Но этот начальник был, очевидно, уже настолько упакован, что предложил ей расплатиться натурой – поехать с ним в какой-то охотничий домик. На что она довольно остроумно ответила: – Сейчас, только дуло прочищу! – И вышла из кабинета, хлопнув дверью. Тебе нравится этот эпизод?
– Еще бы! Класс! Но, насколько я знаю, вам все-таки дали квартиру на Тверской, возле Дома кино. Там в соседнем подъезде живут мои приятели.
– Да, – сказал Стефанович, – после этого случая мне пришлось брать в Союзе кинематографистов бумагу о моем праве на дополнительную жилплощадь и катить уже к другому начальнику. В конце концов, было принято решение выделить нам жилплощадь в центре города и достаточную, по советским нормам, для проживания трех человек – я, Лугачева и ее дочка – плюс двадцать метров дополнительной площади для творческой работы мне, как режиссеру. Первую квартиру нам предложили в Безбожном переулке, это была замечательная квартира, но мы отказались от нее из-за адреса. На нас посмотрели, как на сумасшедших и сказали:
– Вы что? Вон даже Окуджава согласился!
Но я сказал, что я хоть и не особенно религиозный человек, но жить в Безбожном переулке выше моих сил. И эту квартиру заняла Кристина Онассис со своим мужем Каузовым. А мы получили квартиру на Тверской недалеко от площади Маяковского. А у меня, кроме хобби помогать молодым талантам, есть еще одно – окружать себя хорошим интерьером. И в новой квартире я занялся ее перепланировкой. У меня был знакомый, который, разводясь с женой, утащил огромную старинную немецкую кровать со спинкой высотой в два метра. Я решил из этой кровати сделать камин и стал искать каминного мастера. А камины по тем временам были в Москве большой редкостью. Наконец через Главное управление строительства Моссовета меня вывели на одного человека, который, как мне сказали, только что закончил делать камин дома у Галины Брежневой. И кроме того, у него еще были другие заказы, о которых тактично умолчали. Пришел такой Петрович.
– Петрович, – мы говорим, – нам нужен камин такого размера, чтобы спинка от кровати вот так прикладывалась, а в центре топка была…
– А чо! Эт сделаю. Этаж последний? Так, долбить надо через чердак. В общем, 500 рублей будет стоить.
Тогда это были большие деньги. Зарплата месячная была сто рублей. Но уж такой специалист. Я его спросил:
– А кому ты еще делал камин?
– Ну, кому? Гале только что сделал, папаше ейному и в квартире, и на даче. Суслову делал, маршалу Гречко. В общем, всем им…
Неделю он долбил стену, делал дымоход. Сложил печку. И в конце концов однажды мы приходим, он говорит:
– От, хозяева, все готово. Давайте деньги, я пошел.
Я говорю:
– Подожди, Петрович, давай сделаем так. Сначала зажжем камин, а потом уже деньги, вот они. Но сперва попробуем, как тянет.
– А чо тут пробовать? На совесть сделано. Зажигайте, если хотите.
Мы собрали какие-то куски паркета, которые лежали в прихожей, положили бумагу, зажгли. Блин! Как повалил оттуда дым во всю квартиру – дышать невозможно. Мы вылетели на лестницу и говорим:
– Петрович, ты что, с ума сошел?
– А чо? Это ветер. Вот когда будет хорошая погода…
– Петрович, мы не только для хорошей погоды камин хотим иметь, а для любой. Ты как его делал?
– Ну как? Сложил, как я всю жизнь кладу. Тридцать пять лет камины кладу.
Я говорю:
– Петрович, переделывай.
Петрович стал ругаться. Но что ему остается, деньги мы ему не отдаем. Он переделывает. Через неделю я прихожу, Петрович опять зажигает этот камин и повторяется все то же самое. Дым тянет в квартиру. А тут у нас поездка в ГДР, и я в Берлине посвятил время посещению немецких книжных магазинов, где купил книгу о каминах. В Москве мне эту книгу перевели, и выяснилось, что существует определенная пропорция между объемом топки и сечением дымохода. И когда в следующий раз Петрович притащился сдавать нам камин, я ему сказал:
– Петрович, давайте сантиметром топку измерим так, так и так.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74