И четыре компаньона разобрали себе свои доли. С этого барского стола только какая-нибудь тысчонка доставалась Лугачевой и какие-то крохи – музыкантам ее ансамбля.
Правда, при этом на советской эстраде было негласное, но железное правило: администрация никогда не должна подставлять актеров. Садиться должны были администраторы. Так сидели администратор Высоцкого и другие закулисные зубры. Им давали по полтора-два года и быстро выпускали.
Не надо тебе объяснять, что к тому же все эти «левые» концерты – «чёс» на языке эстрадников – шли под полную «фанеру». Делалось это довольно хитро. Фонограмму писали с паузами, и поскольку в паузе Лугачева говорила, создавалось полное впечатление, что и все ее выступление идет живьем. Но едва вступала музыка, как ее голос микшировался, трансляция переключалась на фонограмму. А народ был уверен, что это чистое пение, и платил за это свои кровные бабки. То есть народ на это купился. Но не купилась на это местная прокуратура, которая, наверное, просто не была в доле. На эти концерты пришли работники ОБХСС с фотоаппаратом, и с места, откуда были видны все трибуны, они на каждом концерте делали полную панорамную фотографию стадиона. Кромe того, на фотографии были запечатлены уличные часы и человек с газетой за сегодняшний день. То есть эта фотография документально фиксировала, какая заполняемость действительно была на каждом концерте. Поэтому, когда на следствии устроители концертов заявили: «У нас было продано только 20 процентов билетов», – им предъявили эти фотографии. И администратор ее ансамбля, перетрухав, явился к нам и сказал:
– Они хотят вашей крови!
То есть он потащил ее за собой, чтобы, уцепившись за звезду, которую сажать, конечно, не станут, выплыть самому. И так ее запугал, нагнал на нее такое ощущение ужаса, паники и страха, что они, как я потом узнал, вступили в любовные отношения. А поскольку в то время как раз шла кампания по борьбе с нетрудовыми доходами на эстраде, прокуратура нарыла на певицу материал не только по Симферополю, но и по Москве, и по Иркутску. От первых двух дел Лугачевой и ее администратору удалось отвертеться, а по Иркутску следователи уперлись – им нужен был обвиняемый. Жертвой стал не имевший никакого отношения ни к организации концертов, ни к финансовой деятельности музыкальный руководитель ее ансамбля Саша Авилов. Почему именно он? Я мог бы рассказать об этом кое-какие подробности, но боюсь травмировать твою нежную душу поклонника этой «звезды». Скажу одно. Парень сел ни за что. Ведь даже по предъявленной ему статье «Хищение социалистической собственности в особо крупных размерах», по которой давали от восьми лет до смертной казни, судья еле-еле натянул ему три года «химии». И два с половиной из них он, замечательный музыкант, валил лес на сибирских морозах и укладывал асфальт на сорокаградусной жаре. Освободившись, Саша завязал с эстрадой и сейчас руководит самодеятельностью.
А одновременно с этой криминальной историей развивалась еще одна. Лугачевой исполнялось 30 лет, и я поехал в ресторан гостиницы «Белград» заказывать банкет. Там меня встретил администратор ресторана и сказал, что никаких залов для ее юбилея не будет. Да, именно такими словами. Потому что далеко не все люди относились к ней с восторгом. Но я пошел к директору ресторана и сказал: так и так, известная певица справляет юбилей, войдите в наше положение, мы уже гостей пригласили. Он говорит:
– Хорошо, я вам большой зал дать не могу, дам малый. Вас устроит?
Я оплатил этот зал, пришли гости. И вдруг в середине банкета прибегает плачущая дочка моей жены:
– Папа, папа!
– Что такое?
– Мне дядя вывернул руку.
– Как?
– Ну вот, смотри, болит рука.
Смотрю, а у нее действительно вся кисть руки белая.
– Идем со мной!
Оказывается, тот самый администратор, который не давал нам зал, увидел, что дочка Лугачевой из нашего малого зала пошла в большой, где играл оркестр, и стала там танцевать. Так этот мерзавец подбежал к ней, схватил за руку и выбросил ребенка из помещения.
Я сказал ему все, что в таких случаях положено; он даже оторопел:
– Как вы смеете со мной так разговаривать, я сотрудник госбезопасности!
На что я сказал:
– А вас, гнид гэбэшных, мы еще повесим на столбах!
Спустя несколько дней меня вызвал Сизов, генеральный директор «Мосфильма». Прихожу, он сидит мрачный, рядом какой-то моложавый голубоглазый типок. Сизов меня спрашивает:
– Где вы были 15 апреля вечером?
– Я был с моей женой на ее дне рождения.
– Что там произошло?
– Ничего не произошло, все было нормально.
– Вы там дрались?
– Нет, там было огромное количество людей, все могут подтвердить.
– А на вас из Комитета госбезопасности пришел материал.
Тут этот голубоглазенький открывает папочку и читает, что во время банкета в ресторане гостиницы «Белград» режиссер Стефанович произносил антисоветские речи, рассказывал антисоветские анекдоты про руководителей государства, а когда ему было на это указано представителем администрации ресторана, то он сказал, что главная его мечта – повесить всех сотрудников госбезопасности на ближайших столбах. Я сказал Сизову:
– Николай Трофимович, это же бред! Там действительно был частный конфликт. Метрдотель пытался дочке моей жены вывернуть руку. Я ему сказал все, что я про него думаю. За столом никакой антисоветчины я не рассказывал, можно допросить свидетелей.
Сизов, сам в прошлом генерал милиции, спросил:
– Ты был пьян?
– Нет, абсолютно!
– Почему ты думаешь, что ты не был пьян?
– Потому что, когда мы после банкета отъехали от гостиницы, нас сразу же остановила ГАИ, они меня проверили. Я только в начале банкета выпил бокал шампанского, и все, больше не пил, потому что я за рулем, мне вести машину.
Он говорит:
– Это зафиксировано?
– Зафиксировано.
– Плохо. Если бы ты выпил побольше, ты бы свалил на то, что у тебя был пьяный бред. С кем не бывает. Но поскольку ты все это говорил на трезвую голову, а у нас больше оснований верить сотруднику госбезопасности, чем тебе, то ты можешь забыть о том, что ты работал на киностудии «Мосфильм», что ты режиссер-постановщик. С кино у тебя покончено. Можешь быть свободен.
Я оторопел:
– Как?
Он говорит:
– Ты слышал, что я тебе сказал? – И повернулся к этому молоденькому гэбэшнику: – Ну вот, товарищ, мы разобрались с этим антисоветчиком. А тебе, Стефанович, я не советую поднимать скандал, потому что у них, кроме этого материала, на тебя есть и еще много чего.
Это был удар. Я как раз закончил одну картину, и у меня на «Мосфильме» лежала новая заявка, мы с известным сценаристом Бородянским должны были писать сценарий. Прихожу к редакторам, а мне говорят: по творческим соображениям не принимаем твою заявку и следующую вряд ли стоит подавать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74
Правда, при этом на советской эстраде было негласное, но железное правило: администрация никогда не должна подставлять актеров. Садиться должны были администраторы. Так сидели администратор Высоцкого и другие закулисные зубры. Им давали по полтора-два года и быстро выпускали.
Не надо тебе объяснять, что к тому же все эти «левые» концерты – «чёс» на языке эстрадников – шли под полную «фанеру». Делалось это довольно хитро. Фонограмму писали с паузами, и поскольку в паузе Лугачева говорила, создавалось полное впечатление, что и все ее выступление идет живьем. Но едва вступала музыка, как ее голос микшировался, трансляция переключалась на фонограмму. А народ был уверен, что это чистое пение, и платил за это свои кровные бабки. То есть народ на это купился. Но не купилась на это местная прокуратура, которая, наверное, просто не была в доле. На эти концерты пришли работники ОБХСС с фотоаппаратом, и с места, откуда были видны все трибуны, они на каждом концерте делали полную панорамную фотографию стадиона. Кромe того, на фотографии были запечатлены уличные часы и человек с газетой за сегодняшний день. То есть эта фотография документально фиксировала, какая заполняемость действительно была на каждом концерте. Поэтому, когда на следствии устроители концертов заявили: «У нас было продано только 20 процентов билетов», – им предъявили эти фотографии. И администратор ее ансамбля, перетрухав, явился к нам и сказал:
– Они хотят вашей крови!
То есть он потащил ее за собой, чтобы, уцепившись за звезду, которую сажать, конечно, не станут, выплыть самому. И так ее запугал, нагнал на нее такое ощущение ужаса, паники и страха, что они, как я потом узнал, вступили в любовные отношения. А поскольку в то время как раз шла кампания по борьбе с нетрудовыми доходами на эстраде, прокуратура нарыла на певицу материал не только по Симферополю, но и по Москве, и по Иркутску. От первых двух дел Лугачевой и ее администратору удалось отвертеться, а по Иркутску следователи уперлись – им нужен был обвиняемый. Жертвой стал не имевший никакого отношения ни к организации концертов, ни к финансовой деятельности музыкальный руководитель ее ансамбля Саша Авилов. Почему именно он? Я мог бы рассказать об этом кое-какие подробности, но боюсь травмировать твою нежную душу поклонника этой «звезды». Скажу одно. Парень сел ни за что. Ведь даже по предъявленной ему статье «Хищение социалистической собственности в особо крупных размерах», по которой давали от восьми лет до смертной казни, судья еле-еле натянул ему три года «химии». И два с половиной из них он, замечательный музыкант, валил лес на сибирских морозах и укладывал асфальт на сорокаградусной жаре. Освободившись, Саша завязал с эстрадой и сейчас руководит самодеятельностью.
А одновременно с этой криминальной историей развивалась еще одна. Лугачевой исполнялось 30 лет, и я поехал в ресторан гостиницы «Белград» заказывать банкет. Там меня встретил администратор ресторана и сказал, что никаких залов для ее юбилея не будет. Да, именно такими словами. Потому что далеко не все люди относились к ней с восторгом. Но я пошел к директору ресторана и сказал: так и так, известная певица справляет юбилей, войдите в наше положение, мы уже гостей пригласили. Он говорит:
– Хорошо, я вам большой зал дать не могу, дам малый. Вас устроит?
Я оплатил этот зал, пришли гости. И вдруг в середине банкета прибегает плачущая дочка моей жены:
– Папа, папа!
– Что такое?
– Мне дядя вывернул руку.
– Как?
– Ну вот, смотри, болит рука.
Смотрю, а у нее действительно вся кисть руки белая.
– Идем со мной!
Оказывается, тот самый администратор, который не давал нам зал, увидел, что дочка Лугачевой из нашего малого зала пошла в большой, где играл оркестр, и стала там танцевать. Так этот мерзавец подбежал к ней, схватил за руку и выбросил ребенка из помещения.
Я сказал ему все, что в таких случаях положено; он даже оторопел:
– Как вы смеете со мной так разговаривать, я сотрудник госбезопасности!
На что я сказал:
– А вас, гнид гэбэшных, мы еще повесим на столбах!
Спустя несколько дней меня вызвал Сизов, генеральный директор «Мосфильма». Прихожу, он сидит мрачный, рядом какой-то моложавый голубоглазый типок. Сизов меня спрашивает:
– Где вы были 15 апреля вечером?
– Я был с моей женой на ее дне рождения.
– Что там произошло?
– Ничего не произошло, все было нормально.
– Вы там дрались?
– Нет, там было огромное количество людей, все могут подтвердить.
– А на вас из Комитета госбезопасности пришел материал.
Тут этот голубоглазенький открывает папочку и читает, что во время банкета в ресторане гостиницы «Белград» режиссер Стефанович произносил антисоветские речи, рассказывал антисоветские анекдоты про руководителей государства, а когда ему было на это указано представителем администрации ресторана, то он сказал, что главная его мечта – повесить всех сотрудников госбезопасности на ближайших столбах. Я сказал Сизову:
– Николай Трофимович, это же бред! Там действительно был частный конфликт. Метрдотель пытался дочке моей жены вывернуть руку. Я ему сказал все, что я про него думаю. За столом никакой антисоветчины я не рассказывал, можно допросить свидетелей.
Сизов, сам в прошлом генерал милиции, спросил:
– Ты был пьян?
– Нет, абсолютно!
– Почему ты думаешь, что ты не был пьян?
– Потому что, когда мы после банкета отъехали от гостиницы, нас сразу же остановила ГАИ, они меня проверили. Я только в начале банкета выпил бокал шампанского, и все, больше не пил, потому что я за рулем, мне вести машину.
Он говорит:
– Это зафиксировано?
– Зафиксировано.
– Плохо. Если бы ты выпил побольше, ты бы свалил на то, что у тебя был пьяный бред. С кем не бывает. Но поскольку ты все это говорил на трезвую голову, а у нас больше оснований верить сотруднику госбезопасности, чем тебе, то ты можешь забыть о том, что ты работал на киностудии «Мосфильм», что ты режиссер-постановщик. С кино у тебя покончено. Можешь быть свободен.
Я оторопел:
– Как?
Он говорит:
– Ты слышал, что я тебе сказал? – И повернулся к этому молоденькому гэбэшнику: – Ну вот, товарищ, мы разобрались с этим антисоветчиком. А тебе, Стефанович, я не советую поднимать скандал, потому что у них, кроме этого материала, на тебя есть и еще много чего.
Это был удар. Я как раз закончил одну картину, и у меня на «Мосфильме» лежала новая заявка, мы с известным сценаристом Бородянским должны были писать сценарий. Прихожу к редакторам, а мне говорят: по творческим соображениям не принимаем твою заявку и следующую вряд ли стоит подавать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74