Он прищурился, видя болезненную реакцию Крессиды, и взял ее за руку.
– Пойдем, – сказал он более мягким тоном, зародившим в ней желание. – Лифт – не место для беседы. Продолжим ее у меня в кабинете.
Стефано нажал на кнопку, дверь открылась, и он повел ее по просторному холлу, устланному ковром, мимо секретарши, которая что-то быстро сказала ему по-итальянски, но он покачал головой.
– Не сейчас! – коротко ответил он тоже по-итальянски.
Все еще ошеломленная его последними словами, какое-то время Крессида не воспринимала окружающее, но, немного успокоившись, заметила, что его кабинет сильно изменился. Когда-то здесь было много старинной мебели, картин старых мастеров, дорогах ковров. Теперь же все это отсутствовало. Обстановка стала светлее и современнее. Для Крессиды, которая не была поклонницей старинного стиля и старинных вещей, это было большим шагом вперед. Но самый факт изменений взволновал ее.
«Что еще и как много изменилось в его жизни?» – задалась она вопросом, но тут же напомнила себе, что жизнь Стефано больше никак с ней не связана.
– Садись, – смуглой рукой он указал на небольшой диван у стены. – Я попрошу принести нам кофе. Мне кажется, тебе он придется кстати. Глядя на тебя, можно подумать, что ты не спала.
О Боже, зачем она сразу помчалась сюда, не спрятав следы своей бессонной ночи? Теперь он будет тешить себя приятной для него мыслью, что из-за него она потеряла сон.
– Я не хочу садиться! И не хочу твоего проклятого кофе!
Не обращая на нее внимания, он наклонился к переговорному устройству.
– А я хочу. – Послышался щелчок, он улыбнулся и начал быстро говорить по-итальянски.
Крессида, кипя от злости, была вынуждена сесть. Еще одна элегантная молодая женщина принесла дымящийся ароматный кофе. Она тайком и с любопытством взглянула на Крессиду.
Стефано взял свою чашку.
– Ты уверена, что не передумала? – спросил он, кладя в кофе полную ложку сахара. – Это эспрессо, твой любимый.
Да, аромат очень соблазнителен, но уверенное заявление Стефано разозлило ее.
– Нет, это совсем не мой любимый кофе. Мне он больше не нравится. Я изменилась.
– Правда? А как ты изменилась, cara ?
Если бы этот снисходительный тон прозвучал из чужих уст, он вызвал бы лишь холодную улыбку, но Стефано обладал способностью заставлять Крессиду прежде говорить, а потом уже думать.
– Теперь я сама себе хозяйка, – ответила она.
Он скорчил гримасу.
– Я слышу голос убежденной феминистки.
У нее перед глазами заплясали огоньки.
– Считай так, если тебе нравится. В отличие от тебя я верю в равенство полов.
– Ты ко мне несправедлива, – сказал он с мрачным видом. – А может быть, у тебя слишком плохая память. Кажется, ты забыла, что я разрешил тебе продолжать карьеру.
Его слова, то, как он их подбирал, медленно подогревали в ней злость.
– Разрешил? – воскликнула она скептически. – Разрешил? Ах, как благородно! Да, ты разрешил мне работать, но лишь столько, сколько было удобно тебе. Как только моя работа в какой-то степени помешала твоей жизни, в ту же самую минуту ты предъявил ультиматум.
Он так сощурил глаза, что они стали непроницаемыми щелочками.
– Мы оба явно ожидали от брака иного, – твердо сказал он. – Я не рассчитывал, что моя жена будет работать в одной стране, а я – в другой…
– Но ведь все было не так! – с жаром прервала она его.
Ей хотелось сказать, что работа стала ее единственным спасением, но Стефано никогда и ни за что не понял бы этого. Он никогда не слушал ее в прошлые годы, так почему же он станет слушать ее сейчас? Она с грустью покачала головой.
– Лучше скажи, почему ты решил финансировать пьесу Дэвида? – спросила она дрожащим от волнения голосом.
Он не спускал с нее испытующего взгляда.
– А ты как думаешь?
– Пожалуйста, Стефано, больше никаких игр. Прямой ответ на прямой вопрос.
Он пожал своими широкими плечами, и подобие улыбки появилось на его красивых губах.
– Один из моих знакомых сказал мне, что ты участвуешь в этой… вашей последней постановке. Может, мне доставляет удовольствие наблюдать за твоей игрой…
Неужели он заметил выражение ее лица, наивный пыл, который она не могла скрыть? И неужели это подсказало ему очередной оскорбительный ответ?
– О, cara, не придавай этому так много значения. Ваша пьеса – лишь часть большого культурного проекта, в котором я участвую. Мы решили вкладывать капитал в искусство.
– Неужели?
– Да. Но, естественно, есть и другая причина моего интереса к твоей нынешней деятельности. Интересно, почему это моя жена так стремится получить развод? Уж не появился ли кто в ее жизни? Кто-нибудь, за кого она надеется выйти замуж?
Если бы он знал, как далек от истины!
– Я рада, что ты заговорил о разводе, Стефано.
– Да? Почему это?
– Мы оба знаем, что все кончено, Стефано. – Она говорила торопливо, запинаясь. – Мы живем врозь вот уже более двух лет, и по закону ничто больше не связывает нас и… – Голос ее дрогнул.
– И? – подхватил он, разглядывая ее с безразличием, лениво закинув руки за голову.
– Мне бы хотелось получить развод как можно скорее… Пожалуйста.
Деловое предложение обернулось жалобной мольбой. Его рот скривился в усмешке. Крессида решила, что ей надо продолжать говорить, иначе она могла бы сделать что-нибудь такое, о чем потом стала бы жалеть. Как, например, заплакать.
– Ничто нам не мешает, – закончила она глухо.
– А что, если я не хочу развода? – спросил он медленно.
Его ярко сверкающие прищуренные глаза не отпускали ее от себя.
В ней затеплился глупый огонек надежды.
– Не хочешь развода? – тупо повторила она. – Почему это ты не хочешь?
Он пожал плечами и, сев поудобнее, вытянул вперед ноги. Она отметила, как обтянули серые брюки его крепкие бедра.
– Может быть, мне удобно оставаться женатым? – безразлично сказал он.
– Тебе удобно? Что это значит?
Он медленно улыбнулся и слегка приподнял локти сложенных на затылке рук.
– Ты знаешь, как это бывает, Крессида. Положение разведенного мужчины в известном смысле невыгодно.
Она смотрела на него, не понимая.
– Тогда как женатый мужчина… как бы это сказать… находится в полной безопасности. Ему не страшны намерения тех женщин, единственная цель которых – устроиться в этой жизни. – Он улыбнулся. – Теперь понятно?
В Крессиде взбунтовалась желчь. Она встала, опершись на подлокотник дивана.
– То есть ты не даешь мне развода, потому что не хочешь стать легкой добычей для тех, кто охотится за мужьями?
Ухмылка тронула его губы.
– Это важное соображение.
Говорят, во время сильного стресса нужно сосчитать до десяти. Но, даже если она будет медленно считать до тысячи, едва ли это поможет ей усмирить ужасную, убийственную ярость, вызванную его словами. А он наверняка был рад увидеть ее в таком состоянии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37