Это шло вразрез со всем, во что верила Дженни. Идеальная любовь значила для нее, прежде всего уверенность в любимом человеке, а идеальный возлюбленный представлялся средоточием добродетелей, во всех отношениях достойным ее обожания.
Только теперь она поняла, как по-детски глупы были ее мечты. Какой бы ни была настоящая любовь, она оказывалась неизмеримо сложнее, чем совместное любование красотой заката; она была непонятна, темна и опасна. Может быть, подумала Дженни, любовь как раз в том и заключается, чтобы вместо справедливого воздаяния за грехи ты желала любимому избавления от любых страданий, даже от тех, которые он заслужил? Может, именно любовь, если верить в нее, искупает все и даже безумные слова делает разумными?
– А может, именно это и есть любовь, Клер? – порывисто заговорила она, схватив сестру за руку. – Ведь любишь вопреки собственным страхам и сомнениям, вопреки недостаткам. Любишь – значит, принадлежишь другому и не отвернешься от него, что бы он ни натворил.
– А может, – подхватила Клер, – этот другой так заколдовал тебя своими большими карими, зовущими в постель глазами, что ты ничего вокруг себя не видишь?
Она смущенно улыбнулась и сжала руку Дженни, будто хотела смягчить жестокость своих слов.
Но Дженни уже заметила проблеск понимания в печальных голубых глазах сестры. Клер знала, Клер слишком хорошо знала, о чем говорила Дженни. Она и сама попалась в ту же западню, ее мучили те же неразрешимые противоречия.
– А как же Алекс? – тихо спросила Дженни. – Ты ведь любишь его, несмотря ни на что, верно?
Клер хотела покачать головой, но ее прекрасные глаза наполнились слезами, и вместо возражения она робко кивнула. И вот уже сестры крепко обнялись, обхватили друг друга, как двое утопающих, безнадежно борющихся с волнами.
– Да, – всхлипнула Клер. – Боже, помоги нам. Да, Дженни.
Наконец-то. Наконец она едет домой. Даже не глядя на светящийся циферблат, Майкл точно знал, который теперь час: каждые пять минут в течение бесконечно долгого времени он сверялся с ним. Четверть пятого утра. Итак, Дженни провела ночь с Брэдом Макинтошем – не в прямом смысле слова, но Майклу и этого было более чем достаточно.
С тех пор как Дженни и Брэд ушли с балкона, дом пребывал в темноте и тишине. Сначала Майкл терзал себя домыслами о том, что может происходить за его стенами, но скоро это сделалось невыносимо. Тогда он стал думать о других вещах, и тут же его тоска с опасной быстротой переросла в холодную сосредоточенную ярость.
Увидев медленно бредущую к своей машине Дженни, он резко включил фары, и яркий свет застиг ее врасплох. Дженни затравленно обернулась, руки испуганно метнулись к горлу, глаза расширились от страха.
Миг спустя она вроде бы поняла, чья перед ней машина. Ее губы сжались, она наградила Майкла долгим бесстрастным взглядом – хотя на самом деле не видела ничего, кроме слепящего света его фар, – и молча отвернулась. Потом отперла дверцу, села за руль, оглушительно взревел мотор, и машина рванула с места.
Гонимый гневом, он пустился вдогонку, словно свет фар приковывал его машину к машине Дженни. Но, к его удивлению, Дженни домой не поехала. Она свернула к зданию «Кернико».
Добравшись до «Кернико», Дженни остановилась на улице и, хотя Майкл продолжал идти за ней след в след, успела захлопнуть входную дверь перед его носом и заперла ее. Пришлось доставать ключ, который ему в первый же вечер выдал Артур, но, когда он вошел, Дженни уже добежала до лифта, и только ее лицо мелькнуло за закрывшимися створками. Лицо было белое от ярости.
Сунув удостоверение личности под нос любопытному охраннику, Майкл побежал вверх по лестнице, радуясь возможности размять онемевшие ноги. Он оказался на третьем этаже всего несколькими секундами позже лифта и увидел Дженни, торопящуюся через тускло освещенный зал к своему кабинету. Пустые экраны компьютеров и зачехленные пишущие машинки призрачным строем провожали ее, а она бесшумно скользила мимо, не замечая ничего вокруг себя.
Тихий стук закрываемой двери и скребет ключа в замке болью отдались в его напряженных нервах. Кет, Дженни, с мрачной решимостью подумал он. Так просто ты от меня не отделаешься.
У него был ключ, но вместо того, чтобы воспользоваться им, он трижды постучал в дверь. Потом еще, на этот раз громче. Он уже готовился снова стучать, как вдруг дверь приоткрылась. В щель он увидел Дженни – и темную комнату за ее спиной.
– Оставь меня, Майкл. – В полумраке Дженни сама была немного похожа на призрак. – Мне надо поработать. Я не могу даже запретить тебе дожидаться меня, сил совсем нет. Пожалуйста, оставь меня.
Голос у нее был ломкий, в нем звучала безмерная усталость и еще что-то, некое беспокойство, заставлявшее делать нервные паузы между словами.
– Впусти меня, Дженни, – брякнул Майкл. Он тоже устал, да еще приходилось тратить остатки сил, чтобы казаться спокойным. – Надо поговорить.
Дженни молча глядела на него, и ему вдруг стало ясно, что ее мучает не только беспокойство, но и страх, и он устыдился беззастенчивости, с которой преследовал ее. Кожа вокруг губ и глаз Дженни была белее яичной скорлупы, но щеки рдели лихорадочным румянцем. Вся она была как натянутая струна.
– Мне надо поработать, – повторила она, неловко оступилась, и Майкл заметил, что одна нога у нее разута. – И говорить нам не о чем.
В его сторону Дженни не смотрела. Казалось, она беседует со стеной левее его головы. Майкл подавил в себе желание взять ее лицо в ладони, приблизить к своему лицу, чтобы у нее не было выбора – смотреть на него или нет, чтобы она узнала его, чтобы, черт возьми, впустила в кабинет!
Собрав волю в кулак, чтобы не сорваться, Майкл медленно и осторожно надавил на дверь рукой – не ломясь внутрь, а лишь давая Дженни понять, что стоит ему захотеть, и он войдет без ее разрешения. Она должна знать, как беспомощны ее попытки отгородиться от него. Конечно, дверь была основательная, дорогая (как и любая вещь у Керни), но в своем теперешнем состоянии Майкл мог бы высадить ее, словно хлипкую фанерную.
– Я так не думаю, – возразил он.
– Нет.
В глазах Дженни горел тот же лихорадочный огонь, который жег ее щеки; она сильнее налегла на дверь со своей стороны, будто боялась, что Майкл возьмет ее штурмом.
– Майкл, я, правда, очень устала сегодня. Извини.
– Черт побери, Дженни! – Майкл говорил тихо, но в его голосе слышалась свирепая сила, разбуженная волнениями минувшей ночи. – Поговори со мной. Я ничего плохого тебе не сделаю.
Наконец его слова дошли до нее, и кровь отхлынула от лица.
– Ладно, – безучастно согласилась она, не отступая от двери. – Но только, пожалуйста, покороче. Я устала.
Майкл знал, что она не лукавит. Она действительно выглядела безмерно, нечеловечески усталой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37