А тем временем Лоранс продолжала обольщать отца. Она шла рядом с ним и, как бы охваченная непреодолимым желанием, бросалась в объятия отца, ошарашенного от таких чувств. Или она проводила рукой по щекам Жоржа: «Ты колешься». Это приводило его в исступление. Иногда она усаживалась рядом во время еды и говорила: «Покорми меня, как маленькую». И он резал на кусочки мясо и кормил ее, как ребенка, с ложечки.
«Ну и артистка», – думала Иоланда.
Прошли годы, во время ужина в модном бистро Жорж допустил бестактность:
– Мужчины предпочитают теперь все более и более юных девиц… – сказал он Лоранс. – Глядя на нас со стороны, кто скажет, что я твой отец?
«Бедняга, – подумала Лоранс с сочувствием. – Он совсем свихнулся». Жорж располнел. Он не помещался в своей одежде.
– Ты прав, папа, – ответила Лоранс.
И она воспользовалась этим случаем, чтобы еще раз поговорить о стажировке в Нью-Йорке.
– Дай мне прикурить.
Она зажгла сигарету, глядя ему пристально в глаза. Сбитый с толку, очарованный, он пообещал ей во время этого ужина поездку в Америку.
– Даже если мне придется ограбить кого-то, я дам тебе денег.
«Все это было так давно», – подумала Иоланда, облокотясь на стол между кофеваркой и пепельницей. Маленькое радио в углу буфета дополняло эти рыцарские доспехи одинокой женщины. Раздраженная шумом кухонных часов, которые то спешили, то отставали в зависимости от капризов батарейки, Иоланда решила покончить с ними. Она сунула часы в пакет и принялась колотить по нему молотком, чтобы никто не подобрал этого тикающего зверя. Она задавала себе вопрос: «Может ли она принять деньги, которые ей предлагала Лоране?» С тех пор как начальник Марка приглашал их в конце недели на выходные, Иоланда для дочери больше не существовала. А если Лоранс останется в Соединенных Штатах? Если она не вернется? Письмо время от времени? Скудное проявление слащавой нежности. «Надо научиться жить с черствым сердцем», – сказала она себе. Как только Лоране устроится в Америке, будет покончено с короткими посещениями, во время которых она натыкалась на мать, одержимую любовью. Лоранс приставала: «Мама, ты мне нужна». Иоланда пламенела в порывах любви. Она отдала бы, как пеликан, все свое нутро, только бы ее любили. Напрасная живодерня.
Закурив сигарету, она думала о том, что ей надо было согласиться на развод. Ей следовало научиться сражаться, стать вызывающей, приобрести профессию. Не отвыкать от мужского тела, научиться заниматься любовью без любви. Впредь она не будет ходить на исповедь. Никому не интересны пустяки, о которых она могла поведать. Она подумала с горечью, что настоящей жизнью живут упрямцы, авантюристы, отъявленные грешники, чтобы было за что прощать. Есть ли у нее еще время, чтобы изменить свою жизнь? Познать что-то в этом мире? Испытать искушение? Барьер между теорией и практикой казался непреодолимым. Какая глупость – отказаться тогда от флирта со швейцарским врачом в Ивисе! На протяжении стольких лет она думала о нем.
Это было давно, дела у Жоржа шли хорошо, он отправил жену и дочь в Ивису.
– Дорогие мои, я люблю вас, поезжайте и хорошо отдохните.
Он избавлялся от них, настойчиво добиваясь расположения рыжеволосой англичанки, она была красива, но без изюминки, как некоторые розы без запаха. Жоржу нужен был семейный вакуум.
Лоранс становилась все более и более боеспособной – благодаря навыкам, полученным в семейной партизанской войне, она хотела удостовериться, что она может гулять с приятелями.
– Ты будешь делать все, что тебе захочется, мое сокровище, – говорил отец, привлекая ее к себе. – Тебе четырнадцать лет…
Он уже больше не усаживал ее к себе на колени.
– Ты обещаешь, что угодно. Мне будет скучно там. Я не могу сражаться с Лоранс одна.
– Оставь ее в покое, – сказал Жорж – Дай ей свободу…
Иоланда с дочерью оказались в гостинице, где еще пахло краской. Заведение заделало старые трещины и получило еще одну звезду. Под их окнами собирались гуляющие, случайные полуночники. Тусовка под звуки гитар, несколько затяжек сигаретой, которую передавали друг другу над разноцветными рисунками, нарисованными на тротуаре.
– Я выйду, мама.
– Нет, это, по-видимому, наркоманы.
– Папа разрешил. Я спускаюсь.
– Нет, я тебе не разрешаю.
– По какому праву?
– Тебе только четырнадцать лет.
– Я уйду от тебя в тот самый день, когда мне исполнится восемнадцать. Ты увидишь. Чего ты боишься? Если бы ты мне дала пилюлю в Париже, то не было бы проблем. Вчера я встретила девицу, которая сказала мне, что ее можно достать в одной из аптек, обслуживающих иностранцев.
– Надо иметь идеал в жизни, Лоранс.
Она кричала.
– Какой идеал?
– Порядочная жизнь…
– Я сыта по горло твоей порядочной жизнью… Мама, прости. Я не хотела быть такой грубиянкой. Но я больше тебя не выношу. Я люблю тебя и не могу больше, чтобы ты страдала. Помоги мне…
Она плакала.
– Мама, я не хочу тебе делать больно, но не запирай меня в этой клетке. Ты поступаешь со мной, как с папой.
– Иди, – сказала Иоланда, как если бы речь шла об эшафоте. – Ступай…
Их стол у окна в ресторане был достаточно большим, чтобы метрдотель подсадил к ним приятного мужчину в очках, которые придавали ему интеллектуальный вид.
– Здравствуйте, – сказал он. – Меня зовут Вернер. Жак Вернер. Я врач. Надеюсь, я вам не очень мешаю…
– Напротив, – сказала Иоланда. – Нам очень приятно с вами познакомиться. Мой муж остался в Париже.
«Несчастная кретинка, – подумала Лоранс. – Она начинает оправдываться, поскольку боится любого мужчины. Несчастная идиотка».
– Моя дочь, Лоранс. Поздоровайся!
Лоранс разглядывала его оценивающим взглядом. Может ли он стать тем, кто избавит ее от девственности? Ее первым любовником?
Доктор Вернер заметил Иоланду, как только приехал. Ему сразу понравилась эта высокая, очень стройная молодая женщина с синими глазами и каштановыми волосами, очень изящная. К ней будет нелегко подступиться из-за дочери-подростка. Доктор Вернер не любил рано созревших девочек, их врожденную порочность, их старание обратить на себя внимание любой ценой, их погони за зрелым мужчиной. Он сунул щедрые чаевые метрдотелю, чтобы тот, пользуясь своей властью, усадил его за стол этой женщины-птицы, которой хотелось лишь улететь.
В первый день Иоланда, чувствуя себя неловко в ситуации, которую считала двусмысленной, опрокинула стакан. Вода залила скатерть. Лоранс попыталась привлечь внимание доктора Вернера, но швейцарца интересовала только Иоланда. «Моей матери всего лишь тридцать один год, – обнаружила Лоранс. – Она не старая, забавно. Она даже молодая. Но что она ждет, до чего же она неловкая. Какая бестолочь! Когда же этот тип поймет, что ему нужна я…»
Доктор Вернер отыскал Иоланду на пляже во второй половине дня.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71
«Ну и артистка», – думала Иоланда.
Прошли годы, во время ужина в модном бистро Жорж допустил бестактность:
– Мужчины предпочитают теперь все более и более юных девиц… – сказал он Лоранс. – Глядя на нас со стороны, кто скажет, что я твой отец?
«Бедняга, – подумала Лоранс с сочувствием. – Он совсем свихнулся». Жорж располнел. Он не помещался в своей одежде.
– Ты прав, папа, – ответила Лоранс.
И она воспользовалась этим случаем, чтобы еще раз поговорить о стажировке в Нью-Йорке.
– Дай мне прикурить.
Она зажгла сигарету, глядя ему пристально в глаза. Сбитый с толку, очарованный, он пообещал ей во время этого ужина поездку в Америку.
– Даже если мне придется ограбить кого-то, я дам тебе денег.
«Все это было так давно», – подумала Иоланда, облокотясь на стол между кофеваркой и пепельницей. Маленькое радио в углу буфета дополняло эти рыцарские доспехи одинокой женщины. Раздраженная шумом кухонных часов, которые то спешили, то отставали в зависимости от капризов батарейки, Иоланда решила покончить с ними. Она сунула часы в пакет и принялась колотить по нему молотком, чтобы никто не подобрал этого тикающего зверя. Она задавала себе вопрос: «Может ли она принять деньги, которые ей предлагала Лоране?» С тех пор как начальник Марка приглашал их в конце недели на выходные, Иоланда для дочери больше не существовала. А если Лоранс останется в Соединенных Штатах? Если она не вернется? Письмо время от времени? Скудное проявление слащавой нежности. «Надо научиться жить с черствым сердцем», – сказала она себе. Как только Лоране устроится в Америке, будет покончено с короткими посещениями, во время которых она натыкалась на мать, одержимую любовью. Лоранс приставала: «Мама, ты мне нужна». Иоланда пламенела в порывах любви. Она отдала бы, как пеликан, все свое нутро, только бы ее любили. Напрасная живодерня.
Закурив сигарету, она думала о том, что ей надо было согласиться на развод. Ей следовало научиться сражаться, стать вызывающей, приобрести профессию. Не отвыкать от мужского тела, научиться заниматься любовью без любви. Впредь она не будет ходить на исповедь. Никому не интересны пустяки, о которых она могла поведать. Она подумала с горечью, что настоящей жизнью живут упрямцы, авантюристы, отъявленные грешники, чтобы было за что прощать. Есть ли у нее еще время, чтобы изменить свою жизнь? Познать что-то в этом мире? Испытать искушение? Барьер между теорией и практикой казался непреодолимым. Какая глупость – отказаться тогда от флирта со швейцарским врачом в Ивисе! На протяжении стольких лет она думала о нем.
Это было давно, дела у Жоржа шли хорошо, он отправил жену и дочь в Ивису.
– Дорогие мои, я люблю вас, поезжайте и хорошо отдохните.
Он избавлялся от них, настойчиво добиваясь расположения рыжеволосой англичанки, она была красива, но без изюминки, как некоторые розы без запаха. Жоржу нужен был семейный вакуум.
Лоранс становилась все более и более боеспособной – благодаря навыкам, полученным в семейной партизанской войне, она хотела удостовериться, что она может гулять с приятелями.
– Ты будешь делать все, что тебе захочется, мое сокровище, – говорил отец, привлекая ее к себе. – Тебе четырнадцать лет…
Он уже больше не усаживал ее к себе на колени.
– Ты обещаешь, что угодно. Мне будет скучно там. Я не могу сражаться с Лоранс одна.
– Оставь ее в покое, – сказал Жорж – Дай ей свободу…
Иоланда с дочерью оказались в гостинице, где еще пахло краской. Заведение заделало старые трещины и получило еще одну звезду. Под их окнами собирались гуляющие, случайные полуночники. Тусовка под звуки гитар, несколько затяжек сигаретой, которую передавали друг другу над разноцветными рисунками, нарисованными на тротуаре.
– Я выйду, мама.
– Нет, это, по-видимому, наркоманы.
– Папа разрешил. Я спускаюсь.
– Нет, я тебе не разрешаю.
– По какому праву?
– Тебе только четырнадцать лет.
– Я уйду от тебя в тот самый день, когда мне исполнится восемнадцать. Ты увидишь. Чего ты боишься? Если бы ты мне дала пилюлю в Париже, то не было бы проблем. Вчера я встретила девицу, которая сказала мне, что ее можно достать в одной из аптек, обслуживающих иностранцев.
– Надо иметь идеал в жизни, Лоранс.
Она кричала.
– Какой идеал?
– Порядочная жизнь…
– Я сыта по горло твоей порядочной жизнью… Мама, прости. Я не хотела быть такой грубиянкой. Но я больше тебя не выношу. Я люблю тебя и не могу больше, чтобы ты страдала. Помоги мне…
Она плакала.
– Мама, я не хочу тебе делать больно, но не запирай меня в этой клетке. Ты поступаешь со мной, как с папой.
– Иди, – сказала Иоланда, как если бы речь шла об эшафоте. – Ступай…
Их стол у окна в ресторане был достаточно большим, чтобы метрдотель подсадил к ним приятного мужчину в очках, которые придавали ему интеллектуальный вид.
– Здравствуйте, – сказал он. – Меня зовут Вернер. Жак Вернер. Я врач. Надеюсь, я вам не очень мешаю…
– Напротив, – сказала Иоланда. – Нам очень приятно с вами познакомиться. Мой муж остался в Париже.
«Несчастная кретинка, – подумала Лоранс. – Она начинает оправдываться, поскольку боится любого мужчины. Несчастная идиотка».
– Моя дочь, Лоранс. Поздоровайся!
Лоранс разглядывала его оценивающим взглядом. Может ли он стать тем, кто избавит ее от девственности? Ее первым любовником?
Доктор Вернер заметил Иоланду, как только приехал. Ему сразу понравилась эта высокая, очень стройная молодая женщина с синими глазами и каштановыми волосами, очень изящная. К ней будет нелегко подступиться из-за дочери-подростка. Доктор Вернер не любил рано созревших девочек, их врожденную порочность, их старание обратить на себя внимание любой ценой, их погони за зрелым мужчиной. Он сунул щедрые чаевые метрдотелю, чтобы тот, пользуясь своей властью, усадил его за стол этой женщины-птицы, которой хотелось лишь улететь.
В первый день Иоланда, чувствуя себя неловко в ситуации, которую считала двусмысленной, опрокинула стакан. Вода залила скатерть. Лоранс попыталась привлечь внимание доктора Вернера, но швейцарца интересовала только Иоланда. «Моей матери всего лишь тридцать один год, – обнаружила Лоранс. – Она не старая, забавно. Она даже молодая. Но что она ждет, до чего же она неловкая. Какая бестолочь! Когда же этот тип поймет, что ему нужна я…»
Доктор Вернер отыскал Иоланду на пляже во второй половине дня.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71