Тут прохладно и комары не кусают.
Друзья отгородились от заскорузлой Картофелины соломой и стали укладываться, но суеверная старуха снова подняла их:
- Что же вы легли головами к двери? Это очень дурная примета. А вы подумали, что скажет Хрен?
- Слушай, Картофелина, это ружьё заряжено зубом чёрного кота, которого чёрный ворон притащил тёмной ночью. Берегись, потому что на этот раз я нажму курок безымянным пальцем!
Картофелина умолкла. Она склонилась над какой-то книгой, дабы выяснить, что означают все эти приметы. А приятели так сладко уснули, что и во сне улыбались друг другу.
РЕДИС-ОБОРОТЕНЬ
На другой день с самого утра друзей разбудил визгливый голос. По всему подземелью, размахивая кулаками, бегал краснощёкий Редис и на чём свет стоит ругал Картофелину:
- Суеверная дура! Шелуха картофельная! Почему ты разрешила этим грязным чужеземцам дрыхнуть в святая святых нашего города?! Это - кощунство!
Тут он увидел проснувшихся друзей, подбежал, согнулся в поклоне, улыбнулся, выпрямился, словно аршин проглотил, ещё раз поклонился и, протянув к ним руки, стал извиняться:
- Прошу прощения, произошло недоразумение! Знаете, блюстители порядка... Им бы только схватить, а кого - не смотрят. Такие - дай им волю! - и самого Хрена под арест посадят. Ещё раз прошу великодушно извинить нас. Будем знакомы: собрат по перу, корреспондент местной газеты "Смех Сквозь Слезы" Редис.
- Здравствуй, если не шутишь, - ответил Горох. - Только никто нас сюда не гнал: путешественники везде в первую очередь знакомятся с музеями.
- Да, музей у нас прекрасный, но вот заведующая Картофелина такая нудная, что не приведи господь.
- Почему? - возразил Бегунок.- Она очень интересно рассказывала. И ещё показала нам занятные картинки.
- Да, наша Картофелина хоть куда, но музей - не дай бог!
Жёлудь встал, потянулся, не обращая внимания на Редиса, а потом, взвешивая каждое слово, громко сказал приятелю:
- Он, наверное, пришёл арестовать нас, чтобы познакомить с превесёленьким будущим Весе-линска.
Редис согнулся в три погибели и ударился лбом об пол.
- И да и нет,- ответил он.- Я получил приказ вывести вас из этого затхлого погреба, который первая противница котов нашего города Картофелина столь торжественно именует музеем.
- Вам не удастся заставить меня ни плакать, ни смеяться! - гордо отрезала Картофелина.
Поев и отдохнув, путешественники вышли осмотреть город. Вокруг всё белело, как зимой. Названий улиц не было видно, но Редис знал их наизусть.
- Это улица Рыданий, это Взахлёбный переулок, - объяснял он. - Это аллея Тихого ужаса, это большой Проспект грусти, а там Набережная слез...
При встрече с горожанами Редис чихал, морщился, тёр глаза, но слезы почему-то не бежали у него из глаз. Он не был помят, как другие, и отличался завидным румянцем. Такой круглый, такой красивый, словно только что снятая с ёлки новогодняя игрушка. Жёлудь не выдержал и спросил его:
- Послушай, приятель, ведь ты румяный и, стало быть, все тебя здесь очень любят - так что же ты не плачешь?
- В самом деле, почему ты не плачешь? - заинтересовался и Бегунок.
- Милый друг, - ответил ему Редис, - когда-то я плакал больше всех и выплакал все слезы.- И тут же, нагнувшись к Жёлудю, шепнул ему на ухо: - Как собрату по перу скажу: я плачу только тогда, когда мне не платят.
- А как было при Арбузе? - спросил Жёлудь.
- Действительно, как же было при Арбузе? - повторил Горох.
- Тогда я написал в своей газете, что первым высмеял весь смех, - ответил Редис Жёлудю и тут же прошептал Гороху: - Какой смысл смеяться, если за это не платят?
- А теперь? - в один голос спросили друзья.
- Теперь я смеюсь сквозь слезы ~ таков принцип нашей газеты, грустной по содержанию и смешной по форме.
- Послушай, Горох, а что, если мы с тобой во имя будущего намнём бока этому оборотню, а? Как ты думаешь? - не выдержал Горох.
- Это клевета! - возмутился Редис.- Какой же я оборотень? Разве я в кого-нибудь обернулся? В этом проклятом городе достаточно вывернуть пиджак. Видите? - И он показал белую подкладку. - Когда она сверху - я сразу белею, а когда ещё и подкладку выверну наизнанку, то даже самый зоркий глаз не отличит, кто зеленей: огурец или я!
- Я его сейчас вздую! - взорвался Горох.
- За что? Разве в вашей стране за это бьют? О, какой чудесный берет! Наши провинциалы всё ещё ходят в шляпах. Может быть, продадите?
Друзья переглянулись.
- И чернильница у вас забавная. И чернила красные - сразу видно, заграничные, - вздохнул Редис. - Может, поменяемся?
Тут оба путешественника, не сговариваясь, схватили негодяя за шиворот и стали его дубасить.
- Братцы, сжальтесь! - умолял оборотень. - Мне велено привести вас к самому старшине...
Некоторое время все трое шли молча. Однако на площади Святой Тыквы, где несколько десятков сморщенных помидоров и огурцов копошились у полуразрушенного памятника Арбузу, Редис снова стал тараторить как заведённый:
- Это - моё предложение! Вот как делаются слезы сквозь смех: мы поставим на старый пьедестал лохань, отобьём у смеющегося Арбуза ноги, чтобы казалось, будто он сидит в ней, перекрасим, подведём к его весёлым глазам водопровод, и получится плачущая Тыква.
- Послушай, что общего у Арбуза с Тыквой? - ничего не мог понять Горох.
- Можно сказать, они родные брат и сестра,- объяснил довольный Редис.-Когда пришла мода на слезы, то Тыква хватила через край точно также, как и Арбуз: расплакавшись, она забыла прочистить жёлоб у себя в квартире и захлебнулась в собственных слезах. Горожане, рыдая, схоронили эту мужественную женщину рядом с братом, причислили её к лику святых, а теперь, плача, заканчивают сооружать ей памятник. И, надо полагать, они ещё долго будут лить слезы, ибо памятник, как видите, вышел кособокий и очень печальный.
Осмотрев город, друзья снова подошли к дворцу Хрена. На сей раз блюстители порядка повели их по каменным ступеням вверх. Пройдя мимо множества часовых, вооружённых сечками и тяпками, друзья попали в большой зал. В конце зала сидел Хрен и совещался со своей женой Горчицей. Вокруг них суетились Лук и Чеснок. Обсуждались новые планы выжимания слез.
- Почему не явилась Картофелина? - скрипучим голосом спросил Хрен.
- Эта несчастная только теперь сосчитала, что в её подвал ведут тринадцать ступенек, а потому и не осмелилась сделать ни одного шага.
Вдруг Жёлудь почувствовал, что его глаза наполнились слезами. По щекам Горошка уже текли струйки. Потом оба, как по уговору, зевнули, набрали в лёгкие воздуха и чихнули тринадцать раз.
- Спасибо, что уважили наш обычай, - сказал Хрен.- Что вам надобно?
- Мы ищем нашу подругу Фасольку, - объяснил Жёлудь. - Её через эти места должны были гнать в полон.
- Вы, как видно, добрые люди, если у вас есть друзья, - ответил Хрен.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28
Друзья отгородились от заскорузлой Картофелины соломой и стали укладываться, но суеверная старуха снова подняла их:
- Что же вы легли головами к двери? Это очень дурная примета. А вы подумали, что скажет Хрен?
- Слушай, Картофелина, это ружьё заряжено зубом чёрного кота, которого чёрный ворон притащил тёмной ночью. Берегись, потому что на этот раз я нажму курок безымянным пальцем!
Картофелина умолкла. Она склонилась над какой-то книгой, дабы выяснить, что означают все эти приметы. А приятели так сладко уснули, что и во сне улыбались друг другу.
РЕДИС-ОБОРОТЕНЬ
На другой день с самого утра друзей разбудил визгливый голос. По всему подземелью, размахивая кулаками, бегал краснощёкий Редис и на чём свет стоит ругал Картофелину:
- Суеверная дура! Шелуха картофельная! Почему ты разрешила этим грязным чужеземцам дрыхнуть в святая святых нашего города?! Это - кощунство!
Тут он увидел проснувшихся друзей, подбежал, согнулся в поклоне, улыбнулся, выпрямился, словно аршин проглотил, ещё раз поклонился и, протянув к ним руки, стал извиняться:
- Прошу прощения, произошло недоразумение! Знаете, блюстители порядка... Им бы только схватить, а кого - не смотрят. Такие - дай им волю! - и самого Хрена под арест посадят. Ещё раз прошу великодушно извинить нас. Будем знакомы: собрат по перу, корреспондент местной газеты "Смех Сквозь Слезы" Редис.
- Здравствуй, если не шутишь, - ответил Горох. - Только никто нас сюда не гнал: путешественники везде в первую очередь знакомятся с музеями.
- Да, музей у нас прекрасный, но вот заведующая Картофелина такая нудная, что не приведи господь.
- Почему? - возразил Бегунок.- Она очень интересно рассказывала. И ещё показала нам занятные картинки.
- Да, наша Картофелина хоть куда, но музей - не дай бог!
Жёлудь встал, потянулся, не обращая внимания на Редиса, а потом, взвешивая каждое слово, громко сказал приятелю:
- Он, наверное, пришёл арестовать нас, чтобы познакомить с превесёленьким будущим Весе-линска.
Редис согнулся в три погибели и ударился лбом об пол.
- И да и нет,- ответил он.- Я получил приказ вывести вас из этого затхлого погреба, который первая противница котов нашего города Картофелина столь торжественно именует музеем.
- Вам не удастся заставить меня ни плакать, ни смеяться! - гордо отрезала Картофелина.
Поев и отдохнув, путешественники вышли осмотреть город. Вокруг всё белело, как зимой. Названий улиц не было видно, но Редис знал их наизусть.
- Это улица Рыданий, это Взахлёбный переулок, - объяснял он. - Это аллея Тихого ужаса, это большой Проспект грусти, а там Набережная слез...
При встрече с горожанами Редис чихал, морщился, тёр глаза, но слезы почему-то не бежали у него из глаз. Он не был помят, как другие, и отличался завидным румянцем. Такой круглый, такой красивый, словно только что снятая с ёлки новогодняя игрушка. Жёлудь не выдержал и спросил его:
- Послушай, приятель, ведь ты румяный и, стало быть, все тебя здесь очень любят - так что же ты не плачешь?
- В самом деле, почему ты не плачешь? - заинтересовался и Бегунок.
- Милый друг, - ответил ему Редис, - когда-то я плакал больше всех и выплакал все слезы.- И тут же, нагнувшись к Жёлудю, шепнул ему на ухо: - Как собрату по перу скажу: я плачу только тогда, когда мне не платят.
- А как было при Арбузе? - спросил Жёлудь.
- Действительно, как же было при Арбузе? - повторил Горох.
- Тогда я написал в своей газете, что первым высмеял весь смех, - ответил Редис Жёлудю и тут же прошептал Гороху: - Какой смысл смеяться, если за это не платят?
- А теперь? - в один голос спросили друзья.
- Теперь я смеюсь сквозь слезы ~ таков принцип нашей газеты, грустной по содержанию и смешной по форме.
- Послушай, Горох, а что, если мы с тобой во имя будущего намнём бока этому оборотню, а? Как ты думаешь? - не выдержал Горох.
- Это клевета! - возмутился Редис.- Какой же я оборотень? Разве я в кого-нибудь обернулся? В этом проклятом городе достаточно вывернуть пиджак. Видите? - И он показал белую подкладку. - Когда она сверху - я сразу белею, а когда ещё и подкладку выверну наизнанку, то даже самый зоркий глаз не отличит, кто зеленей: огурец или я!
- Я его сейчас вздую! - взорвался Горох.
- За что? Разве в вашей стране за это бьют? О, какой чудесный берет! Наши провинциалы всё ещё ходят в шляпах. Может быть, продадите?
Друзья переглянулись.
- И чернильница у вас забавная. И чернила красные - сразу видно, заграничные, - вздохнул Редис. - Может, поменяемся?
Тут оба путешественника, не сговариваясь, схватили негодяя за шиворот и стали его дубасить.
- Братцы, сжальтесь! - умолял оборотень. - Мне велено привести вас к самому старшине...
Некоторое время все трое шли молча. Однако на площади Святой Тыквы, где несколько десятков сморщенных помидоров и огурцов копошились у полуразрушенного памятника Арбузу, Редис снова стал тараторить как заведённый:
- Это - моё предложение! Вот как делаются слезы сквозь смех: мы поставим на старый пьедестал лохань, отобьём у смеющегося Арбуза ноги, чтобы казалось, будто он сидит в ней, перекрасим, подведём к его весёлым глазам водопровод, и получится плачущая Тыква.
- Послушай, что общего у Арбуза с Тыквой? - ничего не мог понять Горох.
- Можно сказать, они родные брат и сестра,- объяснил довольный Редис.-Когда пришла мода на слезы, то Тыква хватила через край точно также, как и Арбуз: расплакавшись, она забыла прочистить жёлоб у себя в квартире и захлебнулась в собственных слезах. Горожане, рыдая, схоронили эту мужественную женщину рядом с братом, причислили её к лику святых, а теперь, плача, заканчивают сооружать ей памятник. И, надо полагать, они ещё долго будут лить слезы, ибо памятник, как видите, вышел кособокий и очень печальный.
Осмотрев город, друзья снова подошли к дворцу Хрена. На сей раз блюстители порядка повели их по каменным ступеням вверх. Пройдя мимо множества часовых, вооружённых сечками и тяпками, друзья попали в большой зал. В конце зала сидел Хрен и совещался со своей женой Горчицей. Вокруг них суетились Лук и Чеснок. Обсуждались новые планы выжимания слез.
- Почему не явилась Картофелина? - скрипучим голосом спросил Хрен.
- Эта несчастная только теперь сосчитала, что в её подвал ведут тринадцать ступенек, а потому и не осмелилась сделать ни одного шага.
Вдруг Жёлудь почувствовал, что его глаза наполнились слезами. По щекам Горошка уже текли струйки. Потом оба, как по уговору, зевнули, набрали в лёгкие воздуха и чихнули тринадцать раз.
- Спасибо, что уважили наш обычай, - сказал Хрен.- Что вам надобно?
- Мы ищем нашу подругу Фасольку, - объяснил Жёлудь. - Её через эти места должны были гнать в полон.
- Вы, как видно, добрые люди, если у вас есть друзья, - ответил Хрен.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28