Гелена остановилась посреди Косткиной комнаты, оглянулась на меня, стоявшего сзади, и я увидел в ее взгляде, что она уже ждет, когда я подойду к ней, когда обниму и поцелую ее. В минуту, когда оглянулась, она была именно той Геленой, какая представлялась мне в воображении: Геленой беспомощной и "отданной на произвол".
Я подошел к ней; она подняла ко мне лицо; вместо поцелуя (столь ожидаемого) я улыбнулся и сжал пальцами плечи ее синего плаща. Она поняла, расстегнула его. Я отнес плащ на вешалку в прихожую. Нет, в эту минуту, когда все было подготовлено (мое желание и ее повиновение), я решил не спешить и не рисковать, что второпях, быть может, пропущу даже малость из всего того, что мне хотелось получить. Я завел маловажный разговор; попросив ее сесть, стал показывать ей различные мелочи в Косткиной квартире, открыл шкафчик, где была бутылка водки, на которую еще вчера обратил мое внимание Костка, и изобразил большое удивление: затем я откупорил ее, поставил на столик два маленьких стаканчика и налил.
- Я опьянею, - сказала она.
- Опьянеем вместе, - сказал я (хотя знал, что я не буду пьян, что не хочу быть пьяным, а должен сохранить память незамутненной).
Она не улыбнулась, была серьезна, выпила и сказала:
- Знаете, Людвик, меня бы очень удручало, если бы вы думали, что я одна из тех скучающих дамочек, что мечтают об авантюре. Я вовсе не наивна и прекрасно понимаю, что у вас было много женщин и они сами научили вас не относиться к ним всерьез. Но меня бы удручало...
- Меня бы тоже удручало, - сказал я, - если бы вы были одной из таких дамочек и не относились бы всерьез к любовной авантюре, что отвлекает вас от супружеских обязанностей. Будь вы такой, наша встреча не имела бы для меня никакого смысла.
- В самом деле? - сказала Гелена.
- В самом деле, Гелена. Вы правы, у меня было много женщин, и они научили меня без робости и сожаления менять их, но наша с вами встреча - нечто совсем другое.
- Вы говорите это не ради красного словца?
- Нет, не ради... Когда впервые я встретил вас, то сразу же понял: вы именно та, кого я жду уже годы, долгие годы.
- Вы, пожалуй, не фразер. Верно, вы б не говорили того, чего не чувствуете.
- Нет, не говорил бы, я не умею врать женщинам о своих чувствах, это единственная вещь, которой они не научили меня. И потому не лгу вам, Гелена, хотя это и звучит неправдоподобно: когда я впервые увидал вас, то понял, что именно вас я ждал многие годы подряд. Что ждал вас, даже не зная о вас. Что теперь вы должны стать моей. Что это неизбежно, как рок.
- Боже мой, - сказала Гелена и закрыла глаза; лицо у нее пошло красными пятнами, быть может, от спиртного, быть может, от возбуждения; и сейчас она была еще больше той самой Геленой, что представлялась мне в воображении: беспомощной и "отданной на произвол".
- Подумайте, Людвик, и со мной все было именно так. Уже с первой минуты я знала: встреча с вами вовсе не флирт - и потому боялась этого, я ведь замужняя женщина, я понимала, то, что с вами - правда, вы моя правда, и бороться с этим я не в силах.
- Да, и вы моя правда, Гелена, - сказал я.
Она сидела на тахте, не сводя с меня больших глаз, - они смотрели на меня, но не проникали внутрь, я сидел на стуле напротив и жадно наблюдал за ней. Я положил ей руки на колени и стал медленно задирать юбку, пока не показался край чулок и подвязки, вызывавшие на Гелениных уже полных ногах впечатление чего-то печального и жалкого. А Гелена сидела, не отвечая на мое прикосновение ни единым движением, ни каким-то особым взглядом.
- Если бы вы все знали...
- Знал? Что именно?
- Обо мне. Как я живу. Как жила.
- Как же вы жили?
Она горько улыбнулась.
Меня вдруг охватил страх, что Гелена, прибегнув к банальному приему блудливых дамочек, начнет уничижать свое супружество и таким образом лишать меня его ценности, когда оно наконец становилось моей добычей.
- Только, ради Бога, не говорите мне, что у вас несчастный брак, что муж не понимает вас.
- Я не хотела говорить вам об этом, - сказала Гелена, несколько сбитая с толку моим натиском, - хотя...
- Хотя в эту минуту вы так думаете. У каждой женщины появляются такие мысли, когда она с другим мужчиной, но именно тогда и начинается всяческая ложь, а вы же хотите оставаться искренней, Гелена. Вы, несомненно, любили своего мужа, вы не из тех женщин, что отдаются без любви.
- Нет, не из тех, - сказала Гелена тихо.
- Кто, кстати, ваш муж? - спросил я. Она пожала плечами и сказала:
- Мужчина.
- Как давно вы знаете друг друга?
- Замужем я тринадцать лет, а знакомы мы дольше.
- Вы были еще студенткой?
- Да. На первом курсе.
Она хотела одернуть юбку, но я, схватив ее за руки, помешал этому. И продолжал расспрашивать:
- А он? Где вы познакомились?
- В ансамбле.
- В ансамбле? Баш муж там пел?
- Да, пел. Как и мы все.
- А, так вы познакомились в ансамбле... Это прекрасная обстановка для любви.
- Да.
- И вообще то время было прекрасным.
- Вы тоже любите вспоминать о нем?
- Это было самое прекрасное время моей жизни. Ваш муж был вашей первой любовью?
- Мне сейчас как-то не хочется думать о муже, - защищалась она.
- Я хочу знать все, Гелена. Хочу знать о вас все. Чем больше буду знать вас, тем больше вы будете моей. У вас был кто-нибудь до него?
Гелена кивнула головой:
- Был.
Я почувствовал почти разочарование, что у Гелены был еще кто-то и тем самым принижается значение ее союза с Павлом Земанеком:
- Это была настоящая любовь? Она покачала головой:
- Глупое любопытство.
- Так что первая ваша любовь - это ваш муж.
Она кивнула головой:
- Но это было давно.
- А как он выглядел? - спросил я тихо.
- Зачем вам об этом знать?
- Я хочу, чтоб вы были моей со всем, что есть в вас, со всем, что есть в этой вашей головке... - И я погладил ее по волосам.
Если что-то и мешает женщине рассказывать любовнику о супруге, так это в редких случаях - благородство и такт или неподдельный стыд, а чаще всего опасение своей откровенностью обидеть любовника. Если же это опасение любовник сумеет развеять, женщина исполняется к нему благодарностью, она чувствует себя свободнее, но главное - ей есть, о чем рассказывать, ибо темы разговоров отнюдь не бесконечны, а собственный муж для жены - тема самая благодатная, ибо только в ней она чувствует себя уверенно, только в ней она мастер своего дела, а ведь любой человек бывает счастлив, если может проявить свою профессиональность и похвастаться ею. И Гелена, когда я убедил ее, что это ничуть не коробит меня, разговорилась о Павле Земанеке совершенно раскованно и даже настолько отдалась воспоминаниям, что в образ его не привнесла ни одного темного пятнышка; с увлечением и деловитостью она рассказывала, как влюбилась в него (в стройного светловолосого парня), с каким почтением относилась к нему, когда он стал политическим лидером их ансамбля (хотя вовсе не был сухарем, напротив, был в тысячу раз веселее, чем вся эта нынешняя молодежь!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88
Я подошел к ней; она подняла ко мне лицо; вместо поцелуя (столь ожидаемого) я улыбнулся и сжал пальцами плечи ее синего плаща. Она поняла, расстегнула его. Я отнес плащ на вешалку в прихожую. Нет, в эту минуту, когда все было подготовлено (мое желание и ее повиновение), я решил не спешить и не рисковать, что второпях, быть может, пропущу даже малость из всего того, что мне хотелось получить. Я завел маловажный разговор; попросив ее сесть, стал показывать ей различные мелочи в Косткиной квартире, открыл шкафчик, где была бутылка водки, на которую еще вчера обратил мое внимание Костка, и изобразил большое удивление: затем я откупорил ее, поставил на столик два маленьких стаканчика и налил.
- Я опьянею, - сказала она.
- Опьянеем вместе, - сказал я (хотя знал, что я не буду пьян, что не хочу быть пьяным, а должен сохранить память незамутненной).
Она не улыбнулась, была серьезна, выпила и сказала:
- Знаете, Людвик, меня бы очень удручало, если бы вы думали, что я одна из тех скучающих дамочек, что мечтают об авантюре. Я вовсе не наивна и прекрасно понимаю, что у вас было много женщин и они сами научили вас не относиться к ним всерьез. Но меня бы удручало...
- Меня бы тоже удручало, - сказал я, - если бы вы были одной из таких дамочек и не относились бы всерьез к любовной авантюре, что отвлекает вас от супружеских обязанностей. Будь вы такой, наша встреча не имела бы для меня никакого смысла.
- В самом деле? - сказала Гелена.
- В самом деле, Гелена. Вы правы, у меня было много женщин, и они научили меня без робости и сожаления менять их, но наша с вами встреча - нечто совсем другое.
- Вы говорите это не ради красного словца?
- Нет, не ради... Когда впервые я встретил вас, то сразу же понял: вы именно та, кого я жду уже годы, долгие годы.
- Вы, пожалуй, не фразер. Верно, вы б не говорили того, чего не чувствуете.
- Нет, не говорил бы, я не умею врать женщинам о своих чувствах, это единственная вещь, которой они не научили меня. И потому не лгу вам, Гелена, хотя это и звучит неправдоподобно: когда я впервые увидал вас, то понял, что именно вас я ждал многие годы подряд. Что ждал вас, даже не зная о вас. Что теперь вы должны стать моей. Что это неизбежно, как рок.
- Боже мой, - сказала Гелена и закрыла глаза; лицо у нее пошло красными пятнами, быть может, от спиртного, быть может, от возбуждения; и сейчас она была еще больше той самой Геленой, что представлялась мне в воображении: беспомощной и "отданной на произвол".
- Подумайте, Людвик, и со мной все было именно так. Уже с первой минуты я знала: встреча с вами вовсе не флирт - и потому боялась этого, я ведь замужняя женщина, я понимала, то, что с вами - правда, вы моя правда, и бороться с этим я не в силах.
- Да, и вы моя правда, Гелена, - сказал я.
Она сидела на тахте, не сводя с меня больших глаз, - они смотрели на меня, но не проникали внутрь, я сидел на стуле напротив и жадно наблюдал за ней. Я положил ей руки на колени и стал медленно задирать юбку, пока не показался край чулок и подвязки, вызывавшие на Гелениных уже полных ногах впечатление чего-то печального и жалкого. А Гелена сидела, не отвечая на мое прикосновение ни единым движением, ни каким-то особым взглядом.
- Если бы вы все знали...
- Знал? Что именно?
- Обо мне. Как я живу. Как жила.
- Как же вы жили?
Она горько улыбнулась.
Меня вдруг охватил страх, что Гелена, прибегнув к банальному приему блудливых дамочек, начнет уничижать свое супружество и таким образом лишать меня его ценности, когда оно наконец становилось моей добычей.
- Только, ради Бога, не говорите мне, что у вас несчастный брак, что муж не понимает вас.
- Я не хотела говорить вам об этом, - сказала Гелена, несколько сбитая с толку моим натиском, - хотя...
- Хотя в эту минуту вы так думаете. У каждой женщины появляются такие мысли, когда она с другим мужчиной, но именно тогда и начинается всяческая ложь, а вы же хотите оставаться искренней, Гелена. Вы, несомненно, любили своего мужа, вы не из тех женщин, что отдаются без любви.
- Нет, не из тех, - сказала Гелена тихо.
- Кто, кстати, ваш муж? - спросил я. Она пожала плечами и сказала:
- Мужчина.
- Как давно вы знаете друг друга?
- Замужем я тринадцать лет, а знакомы мы дольше.
- Вы были еще студенткой?
- Да. На первом курсе.
Она хотела одернуть юбку, но я, схватив ее за руки, помешал этому. И продолжал расспрашивать:
- А он? Где вы познакомились?
- В ансамбле.
- В ансамбле? Баш муж там пел?
- Да, пел. Как и мы все.
- А, так вы познакомились в ансамбле... Это прекрасная обстановка для любви.
- Да.
- И вообще то время было прекрасным.
- Вы тоже любите вспоминать о нем?
- Это было самое прекрасное время моей жизни. Ваш муж был вашей первой любовью?
- Мне сейчас как-то не хочется думать о муже, - защищалась она.
- Я хочу знать все, Гелена. Хочу знать о вас все. Чем больше буду знать вас, тем больше вы будете моей. У вас был кто-нибудь до него?
Гелена кивнула головой:
- Был.
Я почувствовал почти разочарование, что у Гелены был еще кто-то и тем самым принижается значение ее союза с Павлом Земанеком:
- Это была настоящая любовь? Она покачала головой:
- Глупое любопытство.
- Так что первая ваша любовь - это ваш муж.
Она кивнула головой:
- Но это было давно.
- А как он выглядел? - спросил я тихо.
- Зачем вам об этом знать?
- Я хочу, чтоб вы были моей со всем, что есть в вас, со всем, что есть в этой вашей головке... - И я погладил ее по волосам.
Если что-то и мешает женщине рассказывать любовнику о супруге, так это в редких случаях - благородство и такт или неподдельный стыд, а чаще всего опасение своей откровенностью обидеть любовника. Если же это опасение любовник сумеет развеять, женщина исполняется к нему благодарностью, она чувствует себя свободнее, но главное - ей есть, о чем рассказывать, ибо темы разговоров отнюдь не бесконечны, а собственный муж для жены - тема самая благодатная, ибо только в ней она чувствует себя уверенно, только в ней она мастер своего дела, а ведь любой человек бывает счастлив, если может проявить свою профессиональность и похвастаться ею. И Гелена, когда я убедил ее, что это ничуть не коробит меня, разговорилась о Павле Земанеке совершенно раскованно и даже настолько отдалась воспоминаниям, что в образ его не привнесла ни одного темного пятнышка; с увлечением и деловитостью она рассказывала, как влюбилась в него (в стройного светловолосого парня), с каким почтением относилась к нему, когда он стал политическим лидером их ансамбля (хотя вовсе не был сухарем, напротив, был в тысячу раз веселее, чем вся эта нынешняя молодежь!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88