К согласию мы не пришли. В итоге я спросил Людвика, не жалеет ли он, что вступился за меня, коли видит, до чего я неисправим. Он ответил, что вера в Бога - мое личное дело и что, в конце концов, она никого не касается.
С тех пор на факультете мы с ним уже не встречались. Тем не менее наши судьбы оказались очень сходными. Месяца через три после нашего разговора Яна исключили из партии и из университета. А еще через какие-то полгода ушел с факультета и я. Был ли я выброшен? Был ли гоним? Не могу этого сказать. Хотя и то правда, что голосов против меня и моих убеждений становилось все больше и некоторые коллеги намекали мне на необходимость выступить с каким-либо общественным заявлением атеистического характера. Правда и то, что на лекциях у меня произошло несколько неприятных стычек с агрессивными студентами-коммунистами, желавшими оскорбить мою веру. Решение о моем увольнении с факультета и впрямь висело в воздухе. Но нельзя не сказать и того, что среди коммунистов на факультете у меня было достаточно друзей, уважавших меня за мою дофевральскую позицию. Не хватало лишь малого: чтобы я сам начал защищаться - и тогда они определенно встали бы на мою сторону. Но я не сделал этого.
4
"Идите за Мною", - сказал Иисус своим ученикам, и они тотчас, оставив свои сети, свои лодки, свои "домы" и отцов своих, последовали за Ним. "Никто, возложивший руку свою на плуг и озирающийся назад, не благонадежен для царствия Божия".
Если мы слышим голос Христова призыва, мы должны следовать за Ним безоговорочно. Это хорошо известно из Евангелия, но в нынешнее время звучит лишь как предание. Какой уж призыв, какое уж следование в наших прозаических жизнях? Куда и за кем мы могли бы идти, оставив свои сети?
А все-таки голос призыва доходит до нас и в нашем мире, буде у нас чуткий слух. Но призыв не приходит к нам по почте - заказной депешей. Он приходит замаскированным. И редко когда в костюме розовом и обольстительном. "И вовсе не деяние, которое ты выбираешь, а то, что противоречит твоему выбору, твоим помыслам и твоему желанию, этой дорогой следуй, туда я призываю тебя, там будь учеником, это твой час, туда пошел твой Учитель..." - писал Лютер.
У меня было немало причин цепляться за мою ассистентскую должность. Она была сравнительно удобной, предоставляла много свободного времени для дальнейших занятий и обещала пожизненный путь университетского преподавателя. И все-таки я испугался того, что цепляюсь за свое место. Испугался тем больше, что видел, как из вузов вынуждены уходить многие достойные люди, педагоги и студенты. Испугался я своей привязанности к хорошему житью-бытью, своей спокойной обеспеченностью отдалявшего меня от беспокойных судеб моих ближних. Я понял, что предполагаемое решение о моем увольнении из университета не что иное, как призыв. Мне слышался чей-то голос, звавший меня. Кто-то предостерегал меня от удобной карьеры, которая сковала бы мою мысль, веру, мою совесть.
Моя жена - у нас с ней тогда был пятилетний ребенок - всячески, конечно, настаивала на том, чтобы я защищался и предпринял все возможное, дабы остаться в вузе. Она думала о сынишке, о будущем семьи. Ничего другого для нее не существовало. Когда я посмотрел в ее, тогда уже стареющее лицо, я испугался этой безграничной озабоченности, озабоченности завтрашним днем и предстоящим годом, тягостной озабоченности всеми грядущими днями и годами до самого необозримого конца. Я испугался этой тяжести и услышал в душе Христовы слова: "Не заботьтесь о завтрашнем дне, ибо завтрашний день сам будет заботиться о своем: довольно для каждого дня своей заботы".
Мои недруги ожидали, что я изведусь от забот, а я меж тем ощутил в себе нежданную беззаботность. Они думали, что я буду чувствовать себя ущемленным в своей свободе, а я - напротив - именно тогда открыл для себе истинную свободу. Тогда-то я и познал, что человеку нечего терять, ибо место его повсюду, повсюду там, куда ходил Иисус, а это означает: повсюду среди людей.
После первых часов удивления и сожаления я пошел навстречу злобе своих противников. Я видел в их несправедливости выражение провидческого призыва.
5
Коммунисты вполне в духе христианства считают, что человек, провинившийся перед лицом партии, может получить отпущение грехов, если на какое-то время пойдет трудиться среди земледельцев или рабочих. Так, в после-февральские годы многие представители интеллигенции уходили на короткий или более долгий срок на шахты, заводы, на стройки и в государственные хозяйства, дабы после загадочного очищения от греха в этой среде они снова могли вернуться в учреждения, высшую школу или секретарские кабинеты.
Когда я предложил руководству освободить меня от должности на факультете, причем взамен не попросил никакой другой научной работы, а выразил желание "пойти в народ", то есть отправиться в качестве специалиста в какой-нибудь госхоз, коммунисты университета, будь то друзья или недруги, истолковали мое решение, с точки зрения своей веры, отнюдь, конечно, не моей, как выражение совершенно исключительной самокритичности. Они оценили это и помогли мне найти очень хорошее место в госхозе с отличным директором во главе, среди прекрасной природы Западной Чехии. В путь-дорогу одарили меня на редкость благоприятной характеристикой.
На новом месте работы я был поистине счастлив. Чувствовал себя возрожденным. Госхоз организован был в заброшенной и лишь наполовину обитаемой пограничной деревне, откуда после войны были выселены немцы. Далеко окрест простирались холмы, по большей части безлесные, выстланные пастбищами. В их долинах были разбросаны на значительных расстояниях домики чересчур вытянутых деревень. Частые туманы, ползущие по окрестностям, ложились между мною и заселенной землей будто подвижная ширма, так что мир был словно в пятый день творения, когда, возможно, Бог все еще колебался, отдать ли его человеку.
Да и сами люди казались здесь более подлинными. Они стояли лицом к лицу с природой, с бескрайними выгонами, со стадами коров и отарами овец. Хорошо мне было среди них. Не замедлили посетить меня и множество мыслей, как лучше использовать растительный покров этой холмистой местности: удобрения, разные способы сеностава, опытное поле лечебных трав, парники. Директор был благодарен мне за мои идеи, а я - ему; он давал мне возможность зарабатывать хлеб полезным трудом.
6
Шел тысяча девятьсот пятьдесят первый год. Сентябрь был холодный, но в середине октября внезапно потеплело, и чуть ли не до конца ноября установилась чудесная осень. Скирды сена сохли на холмистых лугах, и их аромат широко разливался по всему краю. В траве мелькали хрупкие тельца безвременника. Именно тогда и пошел по окружным деревням слух о молодой скиталице.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88
С тех пор на факультете мы с ним уже не встречались. Тем не менее наши судьбы оказались очень сходными. Месяца через три после нашего разговора Яна исключили из партии и из университета. А еще через какие-то полгода ушел с факультета и я. Был ли я выброшен? Был ли гоним? Не могу этого сказать. Хотя и то правда, что голосов против меня и моих убеждений становилось все больше и некоторые коллеги намекали мне на необходимость выступить с каким-либо общественным заявлением атеистического характера. Правда и то, что на лекциях у меня произошло несколько неприятных стычек с агрессивными студентами-коммунистами, желавшими оскорбить мою веру. Решение о моем увольнении с факультета и впрямь висело в воздухе. Но нельзя не сказать и того, что среди коммунистов на факультете у меня было достаточно друзей, уважавших меня за мою дофевральскую позицию. Не хватало лишь малого: чтобы я сам начал защищаться - и тогда они определенно встали бы на мою сторону. Но я не сделал этого.
4
"Идите за Мною", - сказал Иисус своим ученикам, и они тотчас, оставив свои сети, свои лодки, свои "домы" и отцов своих, последовали за Ним. "Никто, возложивший руку свою на плуг и озирающийся назад, не благонадежен для царствия Божия".
Если мы слышим голос Христова призыва, мы должны следовать за Ним безоговорочно. Это хорошо известно из Евангелия, но в нынешнее время звучит лишь как предание. Какой уж призыв, какое уж следование в наших прозаических жизнях? Куда и за кем мы могли бы идти, оставив свои сети?
А все-таки голос призыва доходит до нас и в нашем мире, буде у нас чуткий слух. Но призыв не приходит к нам по почте - заказной депешей. Он приходит замаскированным. И редко когда в костюме розовом и обольстительном. "И вовсе не деяние, которое ты выбираешь, а то, что противоречит твоему выбору, твоим помыслам и твоему желанию, этой дорогой следуй, туда я призываю тебя, там будь учеником, это твой час, туда пошел твой Учитель..." - писал Лютер.
У меня было немало причин цепляться за мою ассистентскую должность. Она была сравнительно удобной, предоставляла много свободного времени для дальнейших занятий и обещала пожизненный путь университетского преподавателя. И все-таки я испугался того, что цепляюсь за свое место. Испугался тем больше, что видел, как из вузов вынуждены уходить многие достойные люди, педагоги и студенты. Испугался я своей привязанности к хорошему житью-бытью, своей спокойной обеспеченностью отдалявшего меня от беспокойных судеб моих ближних. Я понял, что предполагаемое решение о моем увольнении из университета не что иное, как призыв. Мне слышался чей-то голос, звавший меня. Кто-то предостерегал меня от удобной карьеры, которая сковала бы мою мысль, веру, мою совесть.
Моя жена - у нас с ней тогда был пятилетний ребенок - всячески, конечно, настаивала на том, чтобы я защищался и предпринял все возможное, дабы остаться в вузе. Она думала о сынишке, о будущем семьи. Ничего другого для нее не существовало. Когда я посмотрел в ее, тогда уже стареющее лицо, я испугался этой безграничной озабоченности, озабоченности завтрашним днем и предстоящим годом, тягостной озабоченности всеми грядущими днями и годами до самого необозримого конца. Я испугался этой тяжести и услышал в душе Христовы слова: "Не заботьтесь о завтрашнем дне, ибо завтрашний день сам будет заботиться о своем: довольно для каждого дня своей заботы".
Мои недруги ожидали, что я изведусь от забот, а я меж тем ощутил в себе нежданную беззаботность. Они думали, что я буду чувствовать себя ущемленным в своей свободе, а я - напротив - именно тогда открыл для себе истинную свободу. Тогда-то я и познал, что человеку нечего терять, ибо место его повсюду, повсюду там, куда ходил Иисус, а это означает: повсюду среди людей.
После первых часов удивления и сожаления я пошел навстречу злобе своих противников. Я видел в их несправедливости выражение провидческого призыва.
5
Коммунисты вполне в духе христианства считают, что человек, провинившийся перед лицом партии, может получить отпущение грехов, если на какое-то время пойдет трудиться среди земледельцев или рабочих. Так, в после-февральские годы многие представители интеллигенции уходили на короткий или более долгий срок на шахты, заводы, на стройки и в государственные хозяйства, дабы после загадочного очищения от греха в этой среде они снова могли вернуться в учреждения, высшую школу или секретарские кабинеты.
Когда я предложил руководству освободить меня от должности на факультете, причем взамен не попросил никакой другой научной работы, а выразил желание "пойти в народ", то есть отправиться в качестве специалиста в какой-нибудь госхоз, коммунисты университета, будь то друзья или недруги, истолковали мое решение, с точки зрения своей веры, отнюдь, конечно, не моей, как выражение совершенно исключительной самокритичности. Они оценили это и помогли мне найти очень хорошее место в госхозе с отличным директором во главе, среди прекрасной природы Западной Чехии. В путь-дорогу одарили меня на редкость благоприятной характеристикой.
На новом месте работы я был поистине счастлив. Чувствовал себя возрожденным. Госхоз организован был в заброшенной и лишь наполовину обитаемой пограничной деревне, откуда после войны были выселены немцы. Далеко окрест простирались холмы, по большей части безлесные, выстланные пастбищами. В их долинах были разбросаны на значительных расстояниях домики чересчур вытянутых деревень. Частые туманы, ползущие по окрестностям, ложились между мною и заселенной землей будто подвижная ширма, так что мир был словно в пятый день творения, когда, возможно, Бог все еще колебался, отдать ли его человеку.
Да и сами люди казались здесь более подлинными. Они стояли лицом к лицу с природой, с бескрайними выгонами, со стадами коров и отарами овец. Хорошо мне было среди них. Не замедлили посетить меня и множество мыслей, как лучше использовать растительный покров этой холмистой местности: удобрения, разные способы сеностава, опытное поле лечебных трав, парники. Директор был благодарен мне за мои идеи, а я - ему; он давал мне возможность зарабатывать хлеб полезным трудом.
6
Шел тысяча девятьсот пятьдесят первый год. Сентябрь был холодный, но в середине октября внезапно потеплело, и чуть ли не до конца ноября установилась чудесная осень. Скирды сена сохли на холмистых лугах, и их аромат широко разливался по всему краю. В траве мелькали хрупкие тельца безвременника. Именно тогда и пошел по окружным деревням слух о молодой скиталице.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88