Хорошо, что это муляж, а не настоящая толовая шашка! Где бы ты был, художник гребаный?!
- Кот! Я и не думал, что ты такой тупарь!.. - удивляется Тяпа.
Костя понимает: не прав. С интересом спрашивает:
- А что, она может и без взрывателя ебнуть?
- А ты как думал?! Еще как еб... - Но тут переводчик спохватывается: - У тебя других слов, кроме матерных, нету?!
- Они все равно по-русски ни хера не тянут, - говорит Костя.
- А меня уже стесняться не надо?
- А чего мне тебя стесняться?
- Не тебя, а вас! - разозлился переводчик. - Я тебе кто - сват, брат?!
- А хрен тебя знает - кто ты... - отвечает ему Костя.
* * *
ПОЗДНИЙ ВЕЧЕР В ДИВЕРСИОННОЙ ШКОЛЕ
Темнота непроглядная...
Освещен только штабной домик. Да еще в одной палатке, в отделении, где живет воспитатель группы, теплится слабый свет от аккумулятора...
...В этой палатке, из своего воспитательского закутка, тренер Жора заглядывает в общее отделение, где в спальных мешках спят десять пацанов его группы.
Вглядывается, вслушивается, брезгливо сплевывает и начинает раздеваться, чтобы тоже улечься.
Но поднимается полог закутка, и появляется седая голова бронзово-загорелого кладовщика Павла Петровича.
- Жорка, - тихо говорит Павел Петрович. - Давай к полковнику.
- Что стряслось, дядя Паша?
- Маленькая летучка для дальнейших размышлений...
* * *
ШТАБНОЙ ДОМИК ДИВЕРСИОННОЙ ШКОЛЫ
Небольшая комнатка забита усталым народом - тренерами, инструкторами, хозяйственниками...
Сам Вишневецкий сидит на собственной койке.
Над койкой довоенная фотография: он, жена и маленький мальчик стоят в теплой воде Черного моря и хохочут. Солнце, брызги, вдали белый теплоход...
- Все? - Вишневецкий посмотрел на старого кладовщика.
- Так точно.
Вишневецкий помолчал, посмотрел в изнуренные, усталые лица, простенько спросил:
- Ну как?
Все молча и тяжело вздохнули.
- А я и не обещал вам легкой жизни, - сказал Вишневецкий.
Тренер по рукопашному бою проворчал:
- Общую физическую укреплять им надо. Почти все - доходяги какие-то... За редким исключением.
- Так не из санаториев брали. С камерной баланды не нажируешь. Я вчера выбил особое разрешение Главка - нам утвердили усиленную пятую летную норму, как истребителям! Отожрутся, - сказал Вишневецкий.
- Если успеют, - заметил кто-то.
- Доктор! Жидкость против «формы двадцать» получили?
- Как у нас все любят засекречивать! - всплеснул руками доктор. - Как вшивость, так сразу же «форма двадцать»! Интересно, под каким номером, к примеру, триппер зашифровать?.. Получили мы эту дрянь, Антон Вячеславович, получили. Мажем. И утром мажем, и вечером. Хотя, по мне - остричь бы всех наголо, и все!
- Они должны выглядеть как обычные мальчишки, а не как солдаты первого года службы, доктор! Так что извольте их мазать, а через неделю доложите, что ни вшей, ни гнид у них нету. Ясно?
- Так точно, Антон Вячеславович! - Доктор явно сник.
- Что еще? Есть какие-нибудь особые наблюдения?
Поднялся воспитатель и тренер Жора. Георгий Николаевич.
- Разрешите, Андрей Вячеславович?
- Что у вас?
Жора стыдливо помялся, с трудом выговорил:
- Дрочут, Андрей Вячеславович!.. Виноват. В смысле - онанизьм чуть ли не поголовный...
- И мои тоже! - подхватил второй воспитатель.
- Точно! - подтвердил воспитатель третьей группы. - Ночью, не поверите, палатка так ходуном и ходит!
Все рассмеялись. Кроме полковника Вишневецкого и двух немцев. Переводчик тихо переводил им, а немцы серьезно качали головами.
- Фактов мужеложества не наблюдали? - спросил Вишневецкий.
- Никак нет, - ответили воспитатели.
- Тогда ничего страшного, - сказал Вишневецкий. - Подрочут и перестанут. Тренерско-преподавательский состав! Максимально загрузить их общефизической и специальной подготовкой. Ни секунды свободной! А когда начнем с ними горнолыжную, скалолазанье, восхождение с полной выкладкой, взрывные работы, парашютные - дневные, ночные - они так будут умудохиваться, что сами перестанут свои пиписьки лапать! Хорошо еще, если сил хватит вытащить их из штанов, когда отлить захочется... А то, что пока они дрочат, повторяю, ничего страшного. Когда же еще дрочить, если не в четырнадцать или пятнадцать лет? Не в старости же!..
- Ну, до старости они вряд ли догребут... - усомнился кто-то.
* * *
НОЧЬ НА ВЫСОКОГОРНОМ ПЛАТО ШКОЛЫ ДИВЕРСАНТОВ
У штабного домика стоят Вишневецкий и седой кладовщик... Смотрят в спины расходящимся в темноту сотрудникам.
- Ключи от «виллиса» у тебя, Паша?
Павел Петрович порылся в карманах, вытащил ключи:
- Держи.
- На кой черт нужно было американцев улучшать? Так было удобно - нажал на тумблер, и все!.. - сердито сказал Вишневецкий.
- Я специально поставил туда замок зажигания от нашего ГАЗона, чтобы твой «виллис» никто не реквизировал.
- Ладно. Я скоро вернусь.
- Погоди, Антон... Поговори со мной. А то мне не с кем и словом перекинуться...
- Не прибедняйся, Паша. Мне уже стукнули, что ты тут двух пацанов прикармливаешь.
- Интересно, кто же у нас такой «крот»?
- Каждый третий, - усмехнулся Вишневецкий. - А что за пацаны?
- Занятные парнишки. Кот и Тяпа.
- Очень занятные! Один - вор-рецидивист, второй - малолетний убийца!.. - покачал головой Вишневецкий.
- Все мы убийцы, Антон, - тихо сказал кладовщик Паша.
- Тоже верно.
- Кстати, одного из них, маленького, Валентином зовут. Как Валюшку нашего... звали. То есть - вашего...
- Нашего, нашего, - грустно поправил его Вишневецкий. - Ты и свадьбу нам на Тянь-Шане когда-то устраивал, и на Памир в экспедицию в тридцать седьмом увез от греха подальше... И с Валюшкой нянькался не меньше нашего...
- Ага! Давай считаться - кто кому больше должен...
- Ладно. Иди спать. Я скоро вернусь.
- Успеешь. Постой тут, - приказал Павел Петрович. И исчез в темноте. Слышно было только, как отпирал двери склада, потом запирал. Вышел из темноты со «шмайсером».
- Держи... Береженого Бог бережет.
- Как говорила моя польская бабушка - «щаженего пан Буг щеже». Спасибо, Паша. - Вишневецкий закинул на плечо автомат.
- А вот это Машеньке передай. - И Павел Петрович вытащил из кармана консервную банку. - Пусть чайку попьет. Хорошая сгущенка - лендлизовская.
- Паша!.. Ну она же в батальоне на полном довольствии...
- В этом говняном батальоне, который нас стережет, такой сгущенки отродясь не видели!..
* * *
НОЧЬ НА УЗКОЙ ГОРНОЙ ДОРОГЕ
Осторожно ползет «виллис» Вишневецкого. На фарах - «бленды» с узкими щелочками для света.
Неожиданно дорогу перекрывает тяжелый железный шлагбаум. «Виллис» останавливается. Из темноты голос:
- Документы.
Вишневецкий достает удостоверение из кармана штормовки.
Вспыхивает сильный ручной фонарь с одной стороны, и сразу же - второй фонарь с другой стороны машины.
Один фонарь обшаривает лучом кузовок «виллиса», другой упирается в удостоверение, затем в лицо Вишневецкого.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23