.. - говорит Вишневецкий. - Кто следующий?..
* * *
КУРИЛКА У СТОЛОВОЙ ДИВЕРСИОННОЙ ШКОЛЫ... ДЕНЬ
У щитового барака - курилка. Деревянные скамейки вокруг врытой в землю бочки с водой. В воде плавают окурки, мусор...
Десяток пацанов сидят обессиленно, покуривают.
Чернявый паренек в наколках фальшиво тренькает на гитаре, а Тяпа теперь уже совсем тоскливо поет:
- «...Как умру, похоронят, похоронят меня... И никто-о не уз-на-ает, где могилка моя-а... И никто не узнает, и никто не придет, только ранней весно-ою соловей пропоет...»
Котька-художник приделывает к концу десятиметровой альпийской веревки старую кожаную варежку. Вкладывает в нее для тяжести небольшой круглый камень, накрепко привязывает варежку к концу веревки...
Все такие выпотрошенные, что и разговаривать нету сил.
Мимо проходит Вишневецкий. Услышал заунывного Тяпу, спросил:
- Тяпкин! У тебя других песен нету?
- А как же, гражданин начальник! - дурашливо восклицает Тяпа. - Для вас? Сделаем-с!!!
Тяпа мгновенно вскакивает на скамейку, заламывает руки и, обращаясь к чернявому с гитарой, томно просит:
- Маэстро, музычку!..
И, не дожидаясь первого аккорда, грассируя «под Вертинского», очень неплохо поет:
- «...и тогда с потухшей елки тихо спрыгнул Ангел желтый и сказал: „Маэстро, бедный, вы устали, вы больны... Говорят, что вы в притонах по ночам поете танго!.. Даже в нашем светлом небе были все удивлены...“
- Откуда это у тебя? - прерывает его Вишневецкйй.
- От одной очень жалостливой эвакуированной бляди. Она кобеля себе приведет, меня за дверь, эту пластиночку на патефончик и... понеслась по проселочной!.. А я под дверью слушаю и запоминаю. Спеть дальше?
- Не надо. И в качестве кого же ты у нее жил?
- А вроде домашней собачки. То принеси, это... Карточки отоварь... За винцом сбегай - не видишь, мама устала?..
- Так это была твоя мать?..
- А кто ж еще!
- Ну а потом? - Вишневецкйй с интересом разглядывает Тяпу.
- А потом - суп с котом. Ее мусора замели, а меня - под жопу!
- За что замели?
- За полный букет - от мягкого триппера до твердого шанкера. Она в больничке себе вены перерезала, и... общий привет!
- А отец?.. - настороженно спросил Вишневецкий.
- Отец?! А что такое отец, гражданин начальник?
Уж на что пацаны были уставшими, а и те заржали в голос.
- Я - Антон Вячеславович, а не «гражданин начальник». Понял?
- Чего ж тут не понять? Не пальцем деланный.
Вишневецкий повернулся к Котьке-художнику:
- Художник! Откуда у тебя трос альпийский?
- Дядя Паша дал.
- И что ты там мостыришь?
- «Закидуху», Антон Вячеславович.
- У «закидухи» на конце «кошка» должна быть. Якорек такой.
- Пока и эта сгодится, - отвечает Костя.
- Ну-ну... - И Вишневецкий ушел к штабному домику.
Что-то дожевывая на ходу, из столовой вышел крупный парень в окружении трех мелковатых пацанов.
- Вова Студер со своими шестерками... - с опаской проговорил один, сидящий у бочки.
- И где он себе ксивы закосил на малолетку? - удивился другой паренек.
- Когда вышак будет корячиться - любые ксивы найдешь.
- Пацаны трекали, что ему семнадцать еще в прошлом году было...
- Счас опять начнет права качать - «я там чалился, я здесь срок мотал, у меня три ходки в зону! Я весь такой медякованный!..»
Подошел Вова Студер со своей компахой.
- Закурить! - приказал Вова.
Один из сидевших протянул ему пачку «Звездочки». Вова вытащил одну тоненькую папироску, пачку спрятал себе в карман, прикурил от зажигалки, сделанной из винтовочного патрона,
- Ты что, Студебеккер?.. Папиросы-то отдай, - заныл пацан.
- Какие еще папиросы?! - сказал Вова. - Ты знаешь, с кем говоришь? Ты еще на свет не вылез, а я уже срока мотал, по тюрьмам чалился!.. Да у меня только в зону уже пять ходок было!..
- Четыре, - сказал чернявый паренек в наколках и с гитарой.
- Чего-о-о?! - повернулся к нему Вова Студебеккер.
- Вчера говорил, что четыре ходки, - спокойно сказал чернявый и тренькнул на гитаре.
Котька-художник сделал вид, что его это толковище не касается. Встал со скамейки, отошел шагов на десять, крикнул:
- Тяпа! Возьми веревку, растяни во всю длину!..
Тяпа взялся за конец с варежкой и камнем, отошел еще дальше Котьки-художника. Расправил веревку, выровнял...
- Хорош! - крикнул ему Костя. - Отпускай!..
Тяпа отпустил веревку и оказался на большом расстоянии от назревающего скандала. А Костя стал аккуратно сворачивать веревку.
Никто не придал этому никакого значения, потому что Вова Студер уже переключил внимание на чернявого с гитарой:
- А ты, сука, считал мои ходки?!
- Сядь, Студер, отдохни. А то небось замаялся - там чалился, здесь сидел, в зону - пять ходок... Получается - за что бы ты ни взялся, тебя сразу за сраку и на парашу. Надо же, уркаган в законе, и такой невезучий. То ли с талантом у тебя слабовато, то ли - лапша на уши, а? Или ты просто от фронта косишь под малолетку? - усмехнулся чернявый.
- Меня сейчас для фронта готовят, подлючий твой рот!..
- А мы все здесь на экскурсии, да? - рассмеялся чернявый.
- Да ты знаешь, что я сейчас с тобой сделаю?!!
- Кончай напрыгивать, Студер, - сказал ему Костя.
- Кто это тебе так хлебало разрисовал? - спросил Студер Костю.
- Такая же сволочь, как и ты, - ответил Костя.
- Ладненько, я потом тебя с другой стороны распишу, - мирно проговорил Студер. - А пока вот с этим черножопеньким разберусь.
И спросил, глядя прямо на чернявого:
- Ты - жид или армяшка?
- И то и другое, - скорбно покачал головой чернявый.
- Значит, жид! - Студер нехорошо ухмыльнулся. - Обрезанный?
Перетрусившие поначалу пацаны очухались, зашумели:
- Кончай, Студер!..
- Чего вяжешься?
- Сказали же тебе!
Студер оглянулся - нет ли поблизости начальников:
- Цыть, сявки обосранные! Жить надоело? А ты, жидяра пархатый, отвечай - обрезанный или нет?
- Нет, - спокойно сказал чернявый.
- Ай-ай-ай! - рассмеялся Студер. - Как же тебе не стыдно? Жид - и не обрезанный. Сейчас мы это поправим!..
Из-за высокого горного ботинка Студер вытащил заточку и приказал чернявому:
- Вынимай болтяру!
- Погоди, штаны спущу, - покорно сказал чернявый.
- Кончай, Маэстро! Не делай этого!
- Что, евреи - не люди?! - зашумели пацаны.
Но Студер даже внимания не обратил на их крики.
И еще Студер не увидел, как чернявый по кличке Маэстро, делая вид, что расстегивает штаны, достает из-под куртки... велосипедную цепь - страшное оружие налетчиков сорок третьего...
- Вынимай, вынимай свою мотовилу, жидяра необрезанная, - ласково говорил Студер. - Сейчас мы вернем тебя в настоящую соломоно-хаимовскую веру...
Но в эту секунду раздался звонкий голос Котьки-художника:
- Эй, Студер вонючий! Глянь-ка сюда!..
Костя резко взмахнул своей «закидухой», и тяжелый конец веревки с кожаной варежкой и камнем внутри мгновенно обвился вокруг толстых ног Вовы Студера.
Последовал резкий рывок, и Вова Студер с размаху шлепнулся на землю, ударившись головой о край скамейки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23
* * *
КУРИЛКА У СТОЛОВОЙ ДИВЕРСИОННОЙ ШКОЛЫ... ДЕНЬ
У щитового барака - курилка. Деревянные скамейки вокруг врытой в землю бочки с водой. В воде плавают окурки, мусор...
Десяток пацанов сидят обессиленно, покуривают.
Чернявый паренек в наколках фальшиво тренькает на гитаре, а Тяпа теперь уже совсем тоскливо поет:
- «...Как умру, похоронят, похоронят меня... И никто-о не уз-на-ает, где могилка моя-а... И никто не узнает, и никто не придет, только ранней весно-ою соловей пропоет...»
Котька-художник приделывает к концу десятиметровой альпийской веревки старую кожаную варежку. Вкладывает в нее для тяжести небольшой круглый камень, накрепко привязывает варежку к концу веревки...
Все такие выпотрошенные, что и разговаривать нету сил.
Мимо проходит Вишневецкий. Услышал заунывного Тяпу, спросил:
- Тяпкин! У тебя других песен нету?
- А как же, гражданин начальник! - дурашливо восклицает Тяпа. - Для вас? Сделаем-с!!!
Тяпа мгновенно вскакивает на скамейку, заламывает руки и, обращаясь к чернявому с гитарой, томно просит:
- Маэстро, музычку!..
И, не дожидаясь первого аккорда, грассируя «под Вертинского», очень неплохо поет:
- «...и тогда с потухшей елки тихо спрыгнул Ангел желтый и сказал: „Маэстро, бедный, вы устали, вы больны... Говорят, что вы в притонах по ночам поете танго!.. Даже в нашем светлом небе были все удивлены...“
- Откуда это у тебя? - прерывает его Вишневецкйй.
- От одной очень жалостливой эвакуированной бляди. Она кобеля себе приведет, меня за дверь, эту пластиночку на патефончик и... понеслась по проселочной!.. А я под дверью слушаю и запоминаю. Спеть дальше?
- Не надо. И в качестве кого же ты у нее жил?
- А вроде домашней собачки. То принеси, это... Карточки отоварь... За винцом сбегай - не видишь, мама устала?..
- Так это была твоя мать?..
- А кто ж еще!
- Ну а потом? - Вишневецкйй с интересом разглядывает Тяпу.
- А потом - суп с котом. Ее мусора замели, а меня - под жопу!
- За что замели?
- За полный букет - от мягкого триппера до твердого шанкера. Она в больничке себе вены перерезала, и... общий привет!
- А отец?.. - настороженно спросил Вишневецкий.
- Отец?! А что такое отец, гражданин начальник?
Уж на что пацаны были уставшими, а и те заржали в голос.
- Я - Антон Вячеславович, а не «гражданин начальник». Понял?
- Чего ж тут не понять? Не пальцем деланный.
Вишневецкий повернулся к Котьке-художнику:
- Художник! Откуда у тебя трос альпийский?
- Дядя Паша дал.
- И что ты там мостыришь?
- «Закидуху», Антон Вячеславович.
- У «закидухи» на конце «кошка» должна быть. Якорек такой.
- Пока и эта сгодится, - отвечает Костя.
- Ну-ну... - И Вишневецкий ушел к штабному домику.
Что-то дожевывая на ходу, из столовой вышел крупный парень в окружении трех мелковатых пацанов.
- Вова Студер со своими шестерками... - с опаской проговорил один, сидящий у бочки.
- И где он себе ксивы закосил на малолетку? - удивился другой паренек.
- Когда вышак будет корячиться - любые ксивы найдешь.
- Пацаны трекали, что ему семнадцать еще в прошлом году было...
- Счас опять начнет права качать - «я там чалился, я здесь срок мотал, у меня три ходки в зону! Я весь такой медякованный!..»
Подошел Вова Студер со своей компахой.
- Закурить! - приказал Вова.
Один из сидевших протянул ему пачку «Звездочки». Вова вытащил одну тоненькую папироску, пачку спрятал себе в карман, прикурил от зажигалки, сделанной из винтовочного патрона,
- Ты что, Студебеккер?.. Папиросы-то отдай, - заныл пацан.
- Какие еще папиросы?! - сказал Вова. - Ты знаешь, с кем говоришь? Ты еще на свет не вылез, а я уже срока мотал, по тюрьмам чалился!.. Да у меня только в зону уже пять ходок было!..
- Четыре, - сказал чернявый паренек в наколках и с гитарой.
- Чего-о-о?! - повернулся к нему Вова Студебеккер.
- Вчера говорил, что четыре ходки, - спокойно сказал чернявый и тренькнул на гитаре.
Котька-художник сделал вид, что его это толковище не касается. Встал со скамейки, отошел шагов на десять, крикнул:
- Тяпа! Возьми веревку, растяни во всю длину!..
Тяпа взялся за конец с варежкой и камнем, отошел еще дальше Котьки-художника. Расправил веревку, выровнял...
- Хорош! - крикнул ему Костя. - Отпускай!..
Тяпа отпустил веревку и оказался на большом расстоянии от назревающего скандала. А Костя стал аккуратно сворачивать веревку.
Никто не придал этому никакого значения, потому что Вова Студер уже переключил внимание на чернявого с гитарой:
- А ты, сука, считал мои ходки?!
- Сядь, Студер, отдохни. А то небось замаялся - там чалился, здесь сидел, в зону - пять ходок... Получается - за что бы ты ни взялся, тебя сразу за сраку и на парашу. Надо же, уркаган в законе, и такой невезучий. То ли с талантом у тебя слабовато, то ли - лапша на уши, а? Или ты просто от фронта косишь под малолетку? - усмехнулся чернявый.
- Меня сейчас для фронта готовят, подлючий твой рот!..
- А мы все здесь на экскурсии, да? - рассмеялся чернявый.
- Да ты знаешь, что я сейчас с тобой сделаю?!!
- Кончай напрыгивать, Студер, - сказал ему Костя.
- Кто это тебе так хлебало разрисовал? - спросил Студер Костю.
- Такая же сволочь, как и ты, - ответил Костя.
- Ладненько, я потом тебя с другой стороны распишу, - мирно проговорил Студер. - А пока вот с этим черножопеньким разберусь.
И спросил, глядя прямо на чернявого:
- Ты - жид или армяшка?
- И то и другое, - скорбно покачал головой чернявый.
- Значит, жид! - Студер нехорошо ухмыльнулся. - Обрезанный?
Перетрусившие поначалу пацаны очухались, зашумели:
- Кончай, Студер!..
- Чего вяжешься?
- Сказали же тебе!
Студер оглянулся - нет ли поблизости начальников:
- Цыть, сявки обосранные! Жить надоело? А ты, жидяра пархатый, отвечай - обрезанный или нет?
- Нет, - спокойно сказал чернявый.
- Ай-ай-ай! - рассмеялся Студер. - Как же тебе не стыдно? Жид - и не обрезанный. Сейчас мы это поправим!..
Из-за высокого горного ботинка Студер вытащил заточку и приказал чернявому:
- Вынимай болтяру!
- Погоди, штаны спущу, - покорно сказал чернявый.
- Кончай, Маэстро! Не делай этого!
- Что, евреи - не люди?! - зашумели пацаны.
Но Студер даже внимания не обратил на их крики.
И еще Студер не увидел, как чернявый по кличке Маэстро, делая вид, что расстегивает штаны, достает из-под куртки... велосипедную цепь - страшное оружие налетчиков сорок третьего...
- Вынимай, вынимай свою мотовилу, жидяра необрезанная, - ласково говорил Студер. - Сейчас мы вернем тебя в настоящую соломоно-хаимовскую веру...
Но в эту секунду раздался звонкий голос Котьки-художника:
- Эй, Студер вонючий! Глянь-ка сюда!..
Костя резко взмахнул своей «закидухой», и тяжелый конец веревки с кожаной варежкой и камнем внутри мгновенно обвился вокруг толстых ног Вовы Студера.
Последовал резкий рывок, и Вова Студер с размаху шлепнулся на землю, ударившись головой о край скамейки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23