.. Но тут картинка внезапно слегка сдвинулась, как будто старую киноленту заело, а затем проектор пустили с замедленной скоростью. Получилось нечто вроде подводного балета. Чтобы дотянуться до меня, двигаясь в таком темпе, чудовищу понадобился бы час, и я без труда убил монстра. В последний миг красные глаза блеснули, и из его - или ее? - глотки донеслось тихое бормотание:
ТИ-И-ТР-Р... ТИ-И...
Вновь обратившись к реке, я мысленно устремился к медленно крутящемуся водовороту. Путешествие заняло столько времени, что невольна подумалось: лучше бы мне попасть туда прежде, чем я утрачу индивидуальность.
И я повернул прочь от пропасти, в которой стенало Оно.
Возвратился в серый тоннель.
По моему лицу мазнула паутина.
Но на этот раз там оказалась лестница, ведущая наверх...
Глава 6
В ее зеленых глазах отражалось пламя стоявших на столе свечей. И тот же мерцающий свет играл в волосах, заставлял тепло золотиться гладкую кожу обнаженных плеч. Платье - безукоризненно сшитое, осыпанное блестками в восточном стиле - шло ей изумительно.
- Не хочу, чтобы ты что-нибудь скрывал, - сказала она над останками двух корнуэлльских цыплят. Обглоданные кости и соус разительно контрастировали с ее обликом.
- Я ничего и не скрываю, - в сотый раз прозвучало мое уверение.
Мы потягивали вино, но у меня и без того кружилась голова.
- Все, что ты думаешь по поводу комплекса Искусственного Сотворения, твое отношение к ЦРУ и всем тем, кто использует тебя...
- Эта книга может быть только честной.
- Отказываешься?
- Просто нужно подумать.
- Вспомни простую истину: земля, подмытая водой, может провалиться. Поверь, сенсации способствуют продаже книги.
Я вспомнил некоторые пассажи из "Тел во тьме", улыбнулся, глотнул вина и почувствовал, что краснею.
Музыка смолкла. Плясавшие на стенах красочные огни угасли. Но вот сменилась пластинка, зазвучала мелодия "Шехерезады", и стены вновь стали цветными - с желто-оранжевыми и малиновыми искрами.
Она поставила свой бокал перед экраном, который что-то бормотал, вышла на балкон и стояла там, паря над поросшим соснами склоном. Моя гора сбегала к острым скалам, а внизу простиралось море. Волны вспенивались, разбиваясь о камни внизу, и шум прибоя смутным эхом доносился до нас.
Я подошел и встал рядом, заставляя себя сохранять спокойствие.
Полная луна уже поднялась высоко. В ее бледном свете моя гостья была прекрасна, но казалась призрачной, нереальной, словно сошедшей со страниц книг Эдгара По, - а может, старалась казаться таковой.
- Я все думаю о "Дрэгонфлай", - сказала она, глядя в небо.
Тучи, серые на фоне чистого неба, летели от горизонта к горизонту. Буря, похоже, миновала.
- Почему людям так нравится уродство? - спросила она. Это, пожалуй, уже слишком'. Я глотнул еще вина и попытался подумать об этом. Она продолжила:
- Есть ведь вот эта дивная красота, а они пытаются изуродовать ее. Обожают уродливые фильмы, гадкие книги, жуткие новости.
Тут я вставил слово:
- Наверное, читая о самом худшем, что только можно себе вообразить, легче смириться с ужасом повседневной жизни, который по контрасту не кажется столь кошмарным.
Ее губы изогнулись в полуулыбке.
- Скажи, - спросила она, - а что ты думаешь о моих книгах? Ты ведь читал их, как я поняла из твоих слов.
Я утратил равновесие. Среди моих знакомых была пара других писателей, однако мне никак не удавалось обозначить грань, за которой критика должна переходить в восхваление. Менее же всего я хотел оскорбить или разгневать эту женщину.
- Ну...
- Только правду, - сказала она, демонстрируя тем самым, что куда сильнее духом, чем прочие известные мне писатели.
- Вы имеете в виду.., отвратительное в них?
- Да. Именно это. - Она перевела взгляд на океан. - Я пыталась писать красивые книги о сексе. И бросила это занятие. Продается именно отвратительное. - Она пожала плечами; взметнулись янтарные локоны. - Нужно ведь что-то есть, верно?
Она снова пожала плечами, побеспокоив золотисто-янтарную волну. Я всем телом ощущал близость этой женщины. Лунный свет нежно серебрил ее лицо; величие темного океана и сумрачная красота сосен казались обрамлением, созданным именно для ее красоты. Нестерпимо захотелось привлечь ее к себе, обнять, поцеловать. Я ощутил желание - и в то же время совершенно противоположные эмоции: отвращение и страх. Страх брал начало от искусственной пластиковой утробы, от первых мгновений моей сознательной жизни, когда я узнал, что я есть и чем не являюсь.
Я коснулся ее обнаженного плеча, ощутил упругое и теплое тело, трепещущее под моими пальцами, и тут же убрал руку, почти не дыша, в крайнем смущении. Отвернувшись от нее, принялся мерить шагами комнату, так крепко сжимая aieaл с вином, что сам удивился, как он до сих пор не треснул. Я рассматривал картины на стенах, будто что-то искал, вот только что именно - не знал. Картины висели здесь очень давно, и я изучил их до мельчайших деталей. В них не было ничего нового, по крайней мере для меня.
Чего я боюсь? Что в этой женщине так меня пугает, почему не могу довести до конца то, что начал, - скользнуть рукой по ее плечу вниз и коснуться едва прикрытой тонкой тканью груди? В самом ли деле причина в том, о чем говорил мне компьютерный психиатр в кабинете? Или я не напрасно боялся слишком широких контактов с миром и обнаружил, что просто не способен на это? Вопросы мои по-прежнему остались без ответа.
Она отвернулась от окна и удивленно взглянула на меня, как полагаю, выглядевшего словно посаженное в клетку и не находящее успокоения животное.
Я попытался возобновить беседу, но не нашел подходящего повода. И тут мне подумалось, что, возможно, каким-то непостижимым для меня образом она проникла в суть моих проблем куда глубже, чем я сам.
Моя гостья пересекла комнату - прекрасная в своем полупрозрачном платье - и коснулась нежной рукой моих губ.
- Уже поздно, - сказала она и убрала руку.
- Когда мы начнем? - спросил я.
- Завтра. И запишем все интервью.
- Тогда до завтра.
- До завтра.
Она ушла, а я остался стоять с бокалом в руке и Замершим на губах прощанием. Затем отправился в постель помечтать.., и проснулся, почувствовав, что мне необходимо утешение, странное утешение, которое я мог найти только в одном месте.
СЕЙЧАС ЧЕТЫРЕ УТРА, - произнес металлический мозгоклюй, запустив свои эфирные щупальца в мои мозги.
- Я знаю.
РАССЛАБЬСЯ И РАССКАЗЫВАЙ.
- О чем рассказывать? Объясни, что я могу - что должен сказать тебе.
НАЧНИ СО СНА, ЕСЛИ ТЫ ВИДЕЛ СОН.
- Я всегда вижу сны. ТОГДА НАЧИНАЙ.
- В небе грозовые тучи - темные, тяжелые, зловещие. Солнце не в силах пробиться сквозь них. Под чернотой громоздящихся одна на другую туч, полных дождя, - холм, высокий округлый холм, которому Природа придала форму гротескного шишковатого нароста, уродующего лик Земли.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33
ТИ-И-ТР-Р... ТИ-И...
Вновь обратившись к реке, я мысленно устремился к медленно крутящемуся водовороту. Путешествие заняло столько времени, что невольна подумалось: лучше бы мне попасть туда прежде, чем я утрачу индивидуальность.
И я повернул прочь от пропасти, в которой стенало Оно.
Возвратился в серый тоннель.
По моему лицу мазнула паутина.
Но на этот раз там оказалась лестница, ведущая наверх...
Глава 6
В ее зеленых глазах отражалось пламя стоявших на столе свечей. И тот же мерцающий свет играл в волосах, заставлял тепло золотиться гладкую кожу обнаженных плеч. Платье - безукоризненно сшитое, осыпанное блестками в восточном стиле - шло ей изумительно.
- Не хочу, чтобы ты что-нибудь скрывал, - сказала она над останками двух корнуэлльских цыплят. Обглоданные кости и соус разительно контрастировали с ее обликом.
- Я ничего и не скрываю, - в сотый раз прозвучало мое уверение.
Мы потягивали вино, но у меня и без того кружилась голова.
- Все, что ты думаешь по поводу комплекса Искусственного Сотворения, твое отношение к ЦРУ и всем тем, кто использует тебя...
- Эта книга может быть только честной.
- Отказываешься?
- Просто нужно подумать.
- Вспомни простую истину: земля, подмытая водой, может провалиться. Поверь, сенсации способствуют продаже книги.
Я вспомнил некоторые пассажи из "Тел во тьме", улыбнулся, глотнул вина и почувствовал, что краснею.
Музыка смолкла. Плясавшие на стенах красочные огни угасли. Но вот сменилась пластинка, зазвучала мелодия "Шехерезады", и стены вновь стали цветными - с желто-оранжевыми и малиновыми искрами.
Она поставила свой бокал перед экраном, который что-то бормотал, вышла на балкон и стояла там, паря над поросшим соснами склоном. Моя гора сбегала к острым скалам, а внизу простиралось море. Волны вспенивались, разбиваясь о камни внизу, и шум прибоя смутным эхом доносился до нас.
Я подошел и встал рядом, заставляя себя сохранять спокойствие.
Полная луна уже поднялась высоко. В ее бледном свете моя гостья была прекрасна, но казалась призрачной, нереальной, словно сошедшей со страниц книг Эдгара По, - а может, старалась казаться таковой.
- Я все думаю о "Дрэгонфлай", - сказала она, глядя в небо.
Тучи, серые на фоне чистого неба, летели от горизонта к горизонту. Буря, похоже, миновала.
- Почему людям так нравится уродство? - спросила она. Это, пожалуй, уже слишком'. Я глотнул еще вина и попытался подумать об этом. Она продолжила:
- Есть ведь вот эта дивная красота, а они пытаются изуродовать ее. Обожают уродливые фильмы, гадкие книги, жуткие новости.
Тут я вставил слово:
- Наверное, читая о самом худшем, что только можно себе вообразить, легче смириться с ужасом повседневной жизни, который по контрасту не кажется столь кошмарным.
Ее губы изогнулись в полуулыбке.
- Скажи, - спросила она, - а что ты думаешь о моих книгах? Ты ведь читал их, как я поняла из твоих слов.
Я утратил равновесие. Среди моих знакомых была пара других писателей, однако мне никак не удавалось обозначить грань, за которой критика должна переходить в восхваление. Менее же всего я хотел оскорбить или разгневать эту женщину.
- Ну...
- Только правду, - сказала она, демонстрируя тем самым, что куда сильнее духом, чем прочие известные мне писатели.
- Вы имеете в виду.., отвратительное в них?
- Да. Именно это. - Она перевела взгляд на океан. - Я пыталась писать красивые книги о сексе. И бросила это занятие. Продается именно отвратительное. - Она пожала плечами; взметнулись янтарные локоны. - Нужно ведь что-то есть, верно?
Она снова пожала плечами, побеспокоив золотисто-янтарную волну. Я всем телом ощущал близость этой женщины. Лунный свет нежно серебрил ее лицо; величие темного океана и сумрачная красота сосен казались обрамлением, созданным именно для ее красоты. Нестерпимо захотелось привлечь ее к себе, обнять, поцеловать. Я ощутил желание - и в то же время совершенно противоположные эмоции: отвращение и страх. Страх брал начало от искусственной пластиковой утробы, от первых мгновений моей сознательной жизни, когда я узнал, что я есть и чем не являюсь.
Я коснулся ее обнаженного плеча, ощутил упругое и теплое тело, трепещущее под моими пальцами, и тут же убрал руку, почти не дыша, в крайнем смущении. Отвернувшись от нее, принялся мерить шагами комнату, так крепко сжимая aieaл с вином, что сам удивился, как он до сих пор не треснул. Я рассматривал картины на стенах, будто что-то искал, вот только что именно - не знал. Картины висели здесь очень давно, и я изучил их до мельчайших деталей. В них не было ничего нового, по крайней мере для меня.
Чего я боюсь? Что в этой женщине так меня пугает, почему не могу довести до конца то, что начал, - скользнуть рукой по ее плечу вниз и коснуться едва прикрытой тонкой тканью груди? В самом ли деле причина в том, о чем говорил мне компьютерный психиатр в кабинете? Или я не напрасно боялся слишком широких контактов с миром и обнаружил, что просто не способен на это? Вопросы мои по-прежнему остались без ответа.
Она отвернулась от окна и удивленно взглянула на меня, как полагаю, выглядевшего словно посаженное в клетку и не находящее успокоения животное.
Я попытался возобновить беседу, но не нашел подходящего повода. И тут мне подумалось, что, возможно, каким-то непостижимым для меня образом она проникла в суть моих проблем куда глубже, чем я сам.
Моя гостья пересекла комнату - прекрасная в своем полупрозрачном платье - и коснулась нежной рукой моих губ.
- Уже поздно, - сказала она и убрала руку.
- Когда мы начнем? - спросил я.
- Завтра. И запишем все интервью.
- Тогда до завтра.
- До завтра.
Она ушла, а я остался стоять с бокалом в руке и Замершим на губах прощанием. Затем отправился в постель помечтать.., и проснулся, почувствовав, что мне необходимо утешение, странное утешение, которое я мог найти только в одном месте.
СЕЙЧАС ЧЕТЫРЕ УТРА, - произнес металлический мозгоклюй, запустив свои эфирные щупальца в мои мозги.
- Я знаю.
РАССЛАБЬСЯ И РАССКАЗЫВАЙ.
- О чем рассказывать? Объясни, что я могу - что должен сказать тебе.
НАЧНИ СО СНА, ЕСЛИ ТЫ ВИДЕЛ СОН.
- Я всегда вижу сны. ТОГДА НАЧИНАЙ.
- В небе грозовые тучи - темные, тяжелые, зловещие. Солнце не в силах пробиться сквозь них. Под чернотой громоздящихся одна на другую туч, полных дождя, - холм, высокий округлый холм, которому Природа придала форму гротескного шишковатого нароста, уродующего лик Земли.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33