- опустил голову Ваня. - Пить... Как хочется пить!" Не сводя жадного взгляда с графина, стоявшего на письменном столе капитана, Ваня с трудом сглотнул.
Открылась дверь, и солдат втолкнул в кабинет Васю Матвеенко. Увидев окровавленного Цыганка на полу, он вздрогнул и втянул голову в плечи.
Шульц подошел к Матвеенко, погладил его рукой в перчатке по взлохмаченным волосам. Вася задрожал от этой ласки, словно был в лихорадке, губы его скривились. Взяв Матвеенко за локоть, капитан вывел его на середину комнаты. Сложил руки на груди и требовательно глянул на переводчика.
- Яволь, герр гауптман! - вскочил тот со стула. - Василий Матвеенко, ты знаешь этих людей?
- З-знаю, господин переводчик, - Вася затравленно оглянулся. - Этот вот в углу - Андрей Рогуля, по кличке Цапля. А тот на полу - Цыганок. Его фамилия Дорофеев. А деда я не знаю.
Шульц слушал, что ему говорил плосколицый, не сводя с Вани глаз. Трудно было выдержать его пронзительный взгляд. Цыганок отвернулся и сразу увидел стоптанные сапоги Цапли.
- Что теперь скажешь, Цапля - Рогуля? - насмешливо, с ноткой удовлетворения, спросил переводчик, подойдя к Андрею. - Ты знаешь Матвеенко?
Ваня заметил, что сапоги Цапли неспокойно зашевелились. Однако тут же приросли к полу.
- Не знаю я вашего Матвеенко и знать не желаю.
Ваня с облегчением вздохнул. "Дудки! Не на того нарвались, елки зеленые. Это вам не Васька".
- Тебя что, Рогуля, мало били?
- На это пожаловаться не могу, - хрипло ответил Андрей. - Способные вы на это.
- Значит, ты утверждаешь, что не знаешь Матвеенко и Боженьку.
- Я уже ответил. Но ты, вероятно, не понимаешь родного языка, тебе больше по вкусу немецкий.
- Прикуси язык!
- Благодарю за совет. Между прочим, если я правильно понял, ты хочешь, чтобы я развязал язык. Противоречишь сам себе?
- Кхм...
Переводчик крутнулся на месте, заговорил с капитаном. Шульц слушал его, внимательно разглядывая Свои блестящие ногти. Поднял глаза, утомленно махнул рукой:
- Франц! Ганс! Арбайт!
Солдаты бросились на Андрея. Один из них начал выворачивать ему раненую руку.
Жуткий стон разнесся по комнате. Андрей обмяк. Голова его упала на грудь.
Стало тихо. Цыганок со свистом втянул ртом прокуренный воздух. "Теперь снова за меня возьмутся".
- Ваня Дорофеев, ты знаешь Васю Матвеенко?
- Не-а. Я его первый раз вижу. - Цыганок недоуменно пожал плечами. Дяденька, а почему он говорит, что знает меня? Это его так подучили, да?
- Щенок!
Переводчик ударил Ваню в переносицу.
Перед глазами Цыганка бешено запрыгали красные точки. Загудело в ушах.
- Говори, сволочь! А то я тебя так отделаю, что...
Больно стучало в висках, изнутри волнами накатывалась тошнота. Тело покрылось испариной. Ваня медленно открыл глаза.
У стены стоял Боженька. От глаза к седому усу лицо его перечеркивал багровый шрам. Белая борода покраснела от крови. В углу солдаты отливали водой Андрея.
От удара в ухо Ваня сдавленно охнул, ткнулся щекой в мокрый пол.
Пронзительно зазвенело в голове. Звон усиливался с каждой секундой, и от него, казалось, вот-вот расколется голова.
- Признавайся, Цыганок. Я им все рассказал...
"Кто это? Чего он от меня хочет? - облизал спекшиеся губы Ваня. - Очень знакомый голос. Очень..."
- Я им рассказал все-все. Признавайся и ты. Чего ты упрямишься?..
"Почему так болит голова? Как будто кто-то ковыряет в ней шилом..."
- Признавайся, Цыганок, и они нас отпустят домой. Не молчи. Убьют же...
"Пусть себе убивают, Только бы побыстрей. Но кто же это говорит?"
Цыганок открыл глаза, со стоном повернул голову. Возле него стоял Вася Матвеенко. В заплаканных глазах его застыл ужас.
Андрея все еще отливали водой.
- Признавайся, Цыганок.
Собрав все силы, Ваня ударил ногой Ваську в грудь. И тут же увидел блестящие сапоги Шульца.
- Дорофееф! Кто даваль вам аусвайс ходить на железный дорога?
- Не знаю. Не знаю я никаких аусвайсов...
- Кто есть... Э-э... Неуловимый?
- Первый раз слышу...
По голенищу похлопывала резиновая дубинка.
- Я фсе рафно застовляль тибя сказайт! Ты мне будешь показайт квартир... э... подпольщик!
Резиновая дубинка оторвалась от голенища, исчезла где-то вверху. Серый потрескавшийся потолок вдруг качнулся и начал падать на Ваню.
Стало совсем темно.
10
Ваня видит себя в лодке среди рыбаков. Они плывут и поют песню: "Вы не вейтеся, русые кудри, над моею больной головой-ой..." И Ваня чувствует, что голова у него действительно болит. Кажется, в ней гудят колокола. А вокруг стоит страшная жара, и только от серебристой воды тянет едва уловимой прохладой. "Над моею больной головой..." - шепчет Ваня и опускает руку в стремительную воду, чтобы смочить голову. Но вода струится меж пальцев, ускользает и никак не дается в ладонь...
Внезапно река исчезла. Теперь Ваня в дремучем лесу. На небольшой поляне горит пионерский костер. Ваня сидит у самого огня. Все вокруг поют. А он не может - задыхается от удушливой духоты. Широко раскрывает рот, ловит горячий воздух и никак не вымолвит те слова о молодом коногоне, которого друзья несут с разбитой головой. А костер сыплет в небо красные искры. Их несметное множество, они уже заполнили землю, небо, весь мир. Искры... Искры...
- Да утихомирься ты, боженька. Какие искры?
Холодная жесткая рука легла Цыганку на голову. Стало легче. Ваня медленно раскрыл глаза.
Рядом сидел Боженька. Седая свалявшаяся борода запеклась от крови.
- Успокойся, сынок, успокойся...
Цыганок сразу вспоминает, что он лежит на полу в камере номер одиннадцать. Она находится на втором этаже. После очередного допроса его отлили водой и притащили сюда. Обычно его вызывают на допросы в день по три раза. Сегодня больше не потащат - вызывали четыре раза. Это был последний допрос. Так сказал разъяренный капитан.
Ваня пошевелился и застонал от боли. Несколько секунд лежал неподвижно. "Хорошо, что уже не будут бить, - с облегчением подумал он. - А то я, наверное, сошел бы с ума... Какой сегодня день? Ага, двадцать третье декабря. Через неделю наступит сорок третий год. Но капитан сказал, что сегодня последний допрос. Значит, Новый год без меня..."
Заскрежетала дверь. В темноватом провале коридора стоял полицейский.
- Дорофеев! Выходи!
Ваня едва поднялся. Повернулся к старику. В горле словно ком засел, перехватило дыхание.
- Прощайте, дедка. Не увидимся больше...
- Не поминай лихом, сынок. - Боженька повернулся, шагнул к полицейскому. - Слышишь, собачина, может, и мне с ним?
- Тебя, старый пень, вторым заходом! - заржал полицай. - А пока молись. Скоро уже.
Держась за стену, Ваня вышел в коридор, который гудел от человечьих голосов.
К стене прижималось человек двадцать заключенных. Изможденные, окровавленные люди переговаривались, кашляли, стонали. Усатый мужчина обессиленно висел на плечах своих товарищей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49