– перешла фрау Гросс от обороны к нападению.
– Уж, во всяком случае, я не стал бы ему рассказывать про свои знакомства с коммунистами.
– Про знакомых это я, конечно, зря. А он на меня так посмотрел! – Фрау Гросс не выдержала и всхлипнула. – «Спасибо, – говорит, – мадам, от лица ваших знакомых» – и лезет на чердак. Я ему говорю: «А вы обыска не боитесь? Вдруг, – говорю, – ночью нагрянет полиция с обыском?». А он смеется: «Это у Наудуса, – говорит, – обыск! Никому во всем Кремле не придет в голову, что я прячусь у Наудуса. Этот мерзавец, – говорит, гонялся за мной вместе с полицией, а я его так стукнул, что он надолго меня запомнит».
– Это он действительно очень хитро придумал, – спрятаться в этом доме, – усмехнулся профессор; – А знаешь, дорогая, ведь ты вовсе и не вмешивалась в политику. Он ведь сам в этот дом забрался и сам спрятался. Выдавать мы его не обязаны. И как раз потому, что мы никак не должны вмешиваться в политику.
– Он сказал, что правительство неспроста объявило коммунистов вне закона и что скорее всего готовится какая-то очень большая пакость.
– Вот это-то и страшно. Такая же мысль пришла и мне в голову.
– Он сказал, что денька два отсидится на чердаке, – снова вспомнила профессорша о Карпентере, – а потом, говорит, видно будет…
Профессор промолчал.
– Ну, с голоду он, положим, не умрет, – продолжала фрау Гросс, словно читая мысли мужа. – Кое-чего съестного он прихватил на кухне.
Поздно вечером кто-то постучался во входную дверь.
Наудус быстро выпроводил Энн к Гроссам. Неудобно, когда незамужняя девушка так поздно засиживается у молодого человека, пусть даже и жениха. Это может ее скомпрометировать.
– Кто там? – спросил он.
– Полиция, – отвечали с улицы. – Это вы, Наудус?
– Я.
– Как ваше здоровье? Начальник велел узнать, как ваше здоровье. Он говорит, что вы настоящий молодчага.
– Спасибо, – сказал Наудус, чуть приоткрывая дверь, – здоровье мое могло бы быть лучше. Этот проклятый Карпентер лягнул меня, что твой мул. Я чуть не вознесся прямо в рай… Вы его еще не поймали?
– Сейчас снова отправляемся по его душу. Мы вам обязательно сообщим, как только застукаем его, можете быть уверены… Спокойной ночи, Наудус!
– Спокойной ночи! Желаю удачи!
Фрау Гросс обменялась с профессором многозначительным взглядом. Нет, этот Карпентер совсем не дурак. Он знал, где спрятаться…
Когда шаги полицейских затихли вдали, Онли отправился провожать Энн. Настроение его заметно улучшилось. И не только потому, что он был польщен похвалой начальника кремпской полиции. Он был более, чем доволен. Он был счастлив. Наконец-то ему, кажется, удалось поймать за хвост жар-птицу: он придумал способ, как быстро и по-настоящему разбогатеть.
То есть, если говорить по-честному, Онли Наудус давно уже придумал этот способ. Больше того, не он его даже и придумал. Кому не известно, что нет лучшего средства быстро и основательно разбогатеть, чем приобрести в подходящий момент акции солидных военных фирм. На пути к этому способу у Онли Наудуса стояло всего лишь два препятствия. Во-первых, поди-ка угадай, когда начнется война, несущая бешеные дивиденды акционерам; во-вторых, даже когда тебе уже определенно известно, что война ожидается со дня на день, где взять денег на приобретение волшебных акций?
И вот сегодня вечером, совсем недавно, уже после того, как полицейский из-за дверей пожелал ему спокойной ночи, Наудуса вдруг осенило: наконец-то фортуна ослепительно, умопомрачительно улыбнулась ему! Умные люди, ко мнению которых он привык прислушиваться, предсказывали, вопреки всяким там европейским конференциям и совещаниям, близкую войну со всеми ее сказочными прибылями. Что же до денег, то деньги фортуна прислала ему руками его умершего брата Сима, Тысячу сто кентавров. Не очень много, конечно. Но если у господа бога есть хоть малейшее чувство юмора и он, смеха ради, хоть раз уделит его рабу Онли Наудусу от неисчислимых милостей своих, то и акции на тысячу сто кентавров могут при нормальном течении войны по крайней мере удвоиться в стоимости за каких-нибудь две недели. А если Бетти пролежит в больнице подольше (у нее достаточно тяжелое ранение), то они и утроятся и он не только вернет Бетти ее деньги (упаси боже, он никогда не льстился на чужие деньги), но и расплатится за мебель, женится на Энн, и у него еще останется на новые биржевые спекуляции. В конце концов большинство миллиардеров начинало с еще меньших сумм.
Но так как Онли Наудус по самому складу его характера был обречен на постоянные волнения, то и сейчас, когда счастье его было уже так близко, он все же не сомкнул глаз ни на минуту. В ночь на двадцать пятое февраля две заботы не давали ему покоя. Первая: как бы вдруг не уменьшилась опасность войны, и вторая: как бы Бетти раньше времени не вышла из больницы.
Утром, отпросившись на полчасика с работы, Наудус побежал в банк Айка Сантини, приобрел на все тысячу сто кентавров акций акционерного общества «Перхотт и сыновья. Оружие» и стал с нетерпением ждать начала войны.
5
За то, что мадемуазель Грэйс так удачно и так своевременно спровадила ребятишек Сима Наудуса, Гомер Юзлесс ее весьма одобрил.
– Хвалю, – сказал он долгоносой экономке доктора Раста. – Очень, очень хвалю. У вас светлая голова и доброе сердце, мадемуазель Грэйс. Человеку, которому удалось бы уговорить вас выйти за него замуж, будет завидовать весь деловой мир Фарабона. Это я вам говорю со всей ответственностью и со всем знанием жизни.
– Вы мне льстите, господин Юзлесс, – потупила глаза мадемуазель Грэйс. Ее нос стремительно покраснел и стал похож на морковку. – Но я действительно не могу без слез видеть страдания детей. Милосердие к детям – моя слабость.
– И моя! – горячо подхватил Юзлесс. – Клянусь богом, нет у меня большей слабости, чем это самое… как его… милосердие к детям… Но только, само собою разумеется, не во время работы, моя прелестная мадемуазель… А наш дорогой друг доктор Раст при всем его глубоком уме и обширных познаниях представляется мне человеком чрезмерно чувствительным. Не так ли? Ваше мнение для меня исключительно важно.
– Именно так, сударь, – отвечала милосердная дева, и ее нос, совсем было принявший свой обычно желтовато-серый цвет, снова стал быстро краснеть. – Ах, как вы правы! И эта чувствительность сегодня чуть не влетела ему в копеечку…
Гомер Юзлесс имел эту возвышенную беседу с Грэйс часа через два после того, как она с помощью господа бога и начальника полиции усадила маленьких Наудусов в поезд, увезший их в объятья любящего дядюшки.
Сам доктор Раст возлежал в горячей ванне под наблюдением своего философствующего компаньона и осоловело пялил каштановые глазки на сырые пятна, обильно украшавшие облупленный потолок ванной комнаты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128
– Уж, во всяком случае, я не стал бы ему рассказывать про свои знакомства с коммунистами.
– Про знакомых это я, конечно, зря. А он на меня так посмотрел! – Фрау Гросс не выдержала и всхлипнула. – «Спасибо, – говорит, – мадам, от лица ваших знакомых» – и лезет на чердак. Я ему говорю: «А вы обыска не боитесь? Вдруг, – говорю, – ночью нагрянет полиция с обыском?». А он смеется: «Это у Наудуса, – говорит, – обыск! Никому во всем Кремле не придет в голову, что я прячусь у Наудуса. Этот мерзавец, – говорит, гонялся за мной вместе с полицией, а я его так стукнул, что он надолго меня запомнит».
– Это он действительно очень хитро придумал, – спрятаться в этом доме, – усмехнулся профессор; – А знаешь, дорогая, ведь ты вовсе и не вмешивалась в политику. Он ведь сам в этот дом забрался и сам спрятался. Выдавать мы его не обязаны. И как раз потому, что мы никак не должны вмешиваться в политику.
– Он сказал, что правительство неспроста объявило коммунистов вне закона и что скорее всего готовится какая-то очень большая пакость.
– Вот это-то и страшно. Такая же мысль пришла и мне в голову.
– Он сказал, что денька два отсидится на чердаке, – снова вспомнила профессорша о Карпентере, – а потом, говорит, видно будет…
Профессор промолчал.
– Ну, с голоду он, положим, не умрет, – продолжала фрау Гросс, словно читая мысли мужа. – Кое-чего съестного он прихватил на кухне.
Поздно вечером кто-то постучался во входную дверь.
Наудус быстро выпроводил Энн к Гроссам. Неудобно, когда незамужняя девушка так поздно засиживается у молодого человека, пусть даже и жениха. Это может ее скомпрометировать.
– Кто там? – спросил он.
– Полиция, – отвечали с улицы. – Это вы, Наудус?
– Я.
– Как ваше здоровье? Начальник велел узнать, как ваше здоровье. Он говорит, что вы настоящий молодчага.
– Спасибо, – сказал Наудус, чуть приоткрывая дверь, – здоровье мое могло бы быть лучше. Этот проклятый Карпентер лягнул меня, что твой мул. Я чуть не вознесся прямо в рай… Вы его еще не поймали?
– Сейчас снова отправляемся по его душу. Мы вам обязательно сообщим, как только застукаем его, можете быть уверены… Спокойной ночи, Наудус!
– Спокойной ночи! Желаю удачи!
Фрау Гросс обменялась с профессором многозначительным взглядом. Нет, этот Карпентер совсем не дурак. Он знал, где спрятаться…
Когда шаги полицейских затихли вдали, Онли отправился провожать Энн. Настроение его заметно улучшилось. И не только потому, что он был польщен похвалой начальника кремпской полиции. Он был более, чем доволен. Он был счастлив. Наконец-то ему, кажется, удалось поймать за хвост жар-птицу: он придумал способ, как быстро и по-настоящему разбогатеть.
То есть, если говорить по-честному, Онли Наудус давно уже придумал этот способ. Больше того, не он его даже и придумал. Кому не известно, что нет лучшего средства быстро и основательно разбогатеть, чем приобрести в подходящий момент акции солидных военных фирм. На пути к этому способу у Онли Наудуса стояло всего лишь два препятствия. Во-первых, поди-ка угадай, когда начнется война, несущая бешеные дивиденды акционерам; во-вторых, даже когда тебе уже определенно известно, что война ожидается со дня на день, где взять денег на приобретение волшебных акций?
И вот сегодня вечером, совсем недавно, уже после того, как полицейский из-за дверей пожелал ему спокойной ночи, Наудуса вдруг осенило: наконец-то фортуна ослепительно, умопомрачительно улыбнулась ему! Умные люди, ко мнению которых он привык прислушиваться, предсказывали, вопреки всяким там европейским конференциям и совещаниям, близкую войну со всеми ее сказочными прибылями. Что же до денег, то деньги фортуна прислала ему руками его умершего брата Сима, Тысячу сто кентавров. Не очень много, конечно. Но если у господа бога есть хоть малейшее чувство юмора и он, смеха ради, хоть раз уделит его рабу Онли Наудусу от неисчислимых милостей своих, то и акции на тысячу сто кентавров могут при нормальном течении войны по крайней мере удвоиться в стоимости за каких-нибудь две недели. А если Бетти пролежит в больнице подольше (у нее достаточно тяжелое ранение), то они и утроятся и он не только вернет Бетти ее деньги (упаси боже, он никогда не льстился на чужие деньги), но и расплатится за мебель, женится на Энн, и у него еще останется на новые биржевые спекуляции. В конце концов большинство миллиардеров начинало с еще меньших сумм.
Но так как Онли Наудус по самому складу его характера был обречен на постоянные волнения, то и сейчас, когда счастье его было уже так близко, он все же не сомкнул глаз ни на минуту. В ночь на двадцать пятое февраля две заботы не давали ему покоя. Первая: как бы вдруг не уменьшилась опасность войны, и вторая: как бы Бетти раньше времени не вышла из больницы.
Утром, отпросившись на полчасика с работы, Наудус побежал в банк Айка Сантини, приобрел на все тысячу сто кентавров акций акционерного общества «Перхотт и сыновья. Оружие» и стал с нетерпением ждать начала войны.
5
За то, что мадемуазель Грэйс так удачно и так своевременно спровадила ребятишек Сима Наудуса, Гомер Юзлесс ее весьма одобрил.
– Хвалю, – сказал он долгоносой экономке доктора Раста. – Очень, очень хвалю. У вас светлая голова и доброе сердце, мадемуазель Грэйс. Человеку, которому удалось бы уговорить вас выйти за него замуж, будет завидовать весь деловой мир Фарабона. Это я вам говорю со всей ответственностью и со всем знанием жизни.
– Вы мне льстите, господин Юзлесс, – потупила глаза мадемуазель Грэйс. Ее нос стремительно покраснел и стал похож на морковку. – Но я действительно не могу без слез видеть страдания детей. Милосердие к детям – моя слабость.
– И моя! – горячо подхватил Юзлесс. – Клянусь богом, нет у меня большей слабости, чем это самое… как его… милосердие к детям… Но только, само собою разумеется, не во время работы, моя прелестная мадемуазель… А наш дорогой друг доктор Раст при всем его глубоком уме и обширных познаниях представляется мне человеком чрезмерно чувствительным. Не так ли? Ваше мнение для меня исключительно важно.
– Именно так, сударь, – отвечала милосердная дева, и ее нос, совсем было принявший свой обычно желтовато-серый цвет, снова стал быстро краснеть. – Ах, как вы правы! И эта чувствительность сегодня чуть не влетела ему в копеечку…
Гомер Юзлесс имел эту возвышенную беседу с Грэйс часа через два после того, как она с помощью господа бога и начальника полиции усадила маленьких Наудусов в поезд, увезший их в объятья любящего дядюшки.
Сам доктор Раст возлежал в горячей ванне под наблюдением своего философствующего компаньона и осоловело пялил каштановые глазки на сырые пятна, обильно украшавшие облупленный потолок ванной комнаты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128