В дверях стоял Парвис.
- Здравствуйте, князь.
Голицын встал, молча поклонился.
- Я очень рад, что мне удалось разминуться с вами в
позапрошлом году, - продолжал Парвис. - Благодаря этому события
повернулись так, что я теперь занимаю высший государственный пост
Мерриленда, а вмешательство Старого мира в дела Транквилиума
полностью прекратилось.
- Что? - не веря ушам, наклонил голову Голицын.
- Можно сказать, что вы одержали полную победу, Юрий
Викторович. С точки зрения наших давних отношений, в эту минуту
вы принимаете у меня шпагу. Мы капитулировали.
- Разрешите мне сесть, - сказал Голицын.- Боюсь, что я
оказался неподготовленным к такому разговору...
Были минуты, когда он молил Бога о милосердной пуле. Был бы
голос, он молил бы спецназовцев. Были бы силы, бросился бы на них
с кулаками или щепкой, отодранной от ножки кровати - единственным
своим оружием. Не мог человек переносить такие страдания...
Особенно - если своими руками подготовил их. Ночи не спал,
вкалывал по двадцать часов...
...снаряды раскалывались, как переспелые арбузы, вздымая
тучи земли и песка - пополам с ипритом. Танк, на броне которого
Алик был распят, прошел через такое облако - просто потому, что
не мог не пройти.
Иприт вонял гнилым чесноком.
Минут через двадцать - началось...
Должно быть, повезло, что руки были привязаны - иначе
выцарапал бы глаза.
И хорошо, что разбили нос - иприт не попал в носоглотку.
Может быть, поэтому сейчас было чем дышать.
Лишь бы продержались немного еще легкие...
Кашель убивал. Кашель просто убивал.
Алику в минуты просветления сознания казалось, что он
подобно мячу - надут тугим и спертым воздухом. В минуты
помутнения - хотелось пробить дыру в груди... для этого он,
собственно, отломал щепку. Это потребовало такой затраты сил, что
дальнейшее не слишком отличалось от смерти.
Потом откуда-то появился седой старичок, который долго и
горестно осматривал Алика, охал, вздыхал, а потом засучил рукава
и стал ковыряться чем-то у его локтя. Казалось, он пальцем
пытается продавить кожу... Потом у локтя стало горячо, а еще чуть
позже - в голове застучало, но легко - и неожиданно появилась
возможность вдохнуть и выдохнуть, вдохнуть и выдохнуть...
Конечно, прошло несколько часов, и вновь его надуло, накачало до
звона, до темного гудения, но - надежда уже поселилась...
И вновь появлялся старичок, вновь текло горячее из руки...
Боже, как тяжело. Как тяжело, Боже. Зачем ты позволил мне
заниматься этим?
И все, которые умерли, умерли в таких вот муках... это я
убил их. Это я их замучил. И ни один из них не заслужил этого.
Они не успели сделать ничего плохого... только пришли сюда. Как и
я. Они выполняли приказ...
А я убил их. Они умирали молча - у них не было голоса. Они
умирали во тьме - многим иприт выел глаза. Язвы проникали до
костей, мясо отваливалось. И - легкие забивало отеком...
Я все это знал сразу. Знал, как они будут умирать. И -
готовил эту смерть...
Тогда я считал, что был прав.
Господи, да я и сейчас считаю, что был прав... что же это со
мной?
А потом - снова наваливалась тупость, в которой даже смерть
казалась всего лишь очередным событием...
- Сэр Дэвид... сэр Дэвид...- ночной секретарь был
подобострастен, но настойчив. - Важная телеграмма, сэр Дэвид...
- А? Что? - Парвис приподнялся. Как иногда бывало с ним, он
полностью потерял ориентировку. Лишь выбор речи всегда был
четкий. - Кто здесь?
- Это я, Чарльз. Важная телеграмма...
- Давайте ее сюда. И стакан воды, Чарльз.
Телеграмм было на самом деле несколько, от разных эмиссаров
- но все об одном. Вооруженная банда, не принадлежащая ни одной
из воюющих сторон, захватила город Вомдейл. Все население города
взято в заложники. Командование бандитов требует встречи с высшим
руководством обеих держав, угрожая в противном случае убивать
каждый день по десять человек из числа горожан и взятых в плен
солдат...
15.
- Прежде всего, нужны высокие потолки,- сказал Глеб.-
Намного выше, чем эти. Колокольня, театр...
- О чем ты говоришь, - сказала Светлана.- Какой тут театр? И
церквушка крошечная, просто домик. Выше двух этажей - ни одного
строения.
- Простите, леди,- вмешался Денни.- На горе есть башня
гелиографа. Может быть...
- Как далеко? - жадно спросил Глеб.
- Около мили по тропе.
- Ты был там, внутри?
- Нет. Но...
- Денни! Туда и обратно. Посмотри, проверь: есть ли
возможность подняться наверх? Нужно будет закрепить веревки. И -
свободно ли пространство внутри? Представь себе, что нужно
сделать очень большой маятник. Будет ли место, чтобы он качался?
Понимаешь?
- Посмотреть, можно ли подвесить маятник - и будет ли он там
качаться. Понял. Иду.
- А мы с вами, полковник, отправляемся в экспедицию за
зеркалами. Давайте попробуем вычислить, где мы эти зеркала
скорее всего найдем...
Светлана следила за происходящим с каким-то болезненным
интересом. Словно подглядывала в замочную скважину. Ее не гнали,
но и не объясняли ей ничего - равно она и не человек вовсе, а
тихая собака. Билли забился в угол и оттуда смотрел на все
серыми глазками. Светлана вдруг обратила внимание, что ставший
уже обычным для него насморк внезапно прошел сам собой.
Конечно, она понимала, и понимала давно, что Глеб - не
обычный человек. Что он знает и умеет многое такое, чего не
способен объяснить сам. Нет слов в языке людей... И все равно:
оказаться при его работе... Она внезапно оказалось почти
непристойной, хотя ничего непристойного в обыденнном смысле не
содержала.
Не имело смысла даже пытаться разъяснить себе это свое
восприятие... понимание...
- Хотю хлеб,- очень отчетливо сказал Билли.
Вомдейл оказался на нейтральной полосе: с севера и востока к
нему приближались палладийские мобильные части, с юга - шла армия
трудовиков. Перед нею, гарцуя, предъявляли себя и тут же исчезали
казачьи разъезды.
Командующий наступающей меррилендской Четвертой армией
генерал Торренс не признал нового президента и отказался
подчиняться его приказам...
Тот истерический восторг, который охватил Адлерберга сразу
после урагана, убившего Зацепина и многих других и уничтожившего
всяческую надежду на возвращение (а у него и раньше были сомнения
на этот счет: мы построим и проложим, а нас тут же в ров...),
который вел его и тащил сквозь черно-кровавую мельтешню, не
позволяя остановиться и оглядеться по сторонам - вдруг пошел на
убыль, сменяясь страхом и чем-то еще, что приходит после страха.
Он ощущал себя человеком, забравшимся на скалу, с которой он не
знает, как слезть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69
- Здравствуйте, князь.
Голицын встал, молча поклонился.
- Я очень рад, что мне удалось разминуться с вами в
позапрошлом году, - продолжал Парвис. - Благодаря этому события
повернулись так, что я теперь занимаю высший государственный пост
Мерриленда, а вмешательство Старого мира в дела Транквилиума
полностью прекратилось.
- Что? - не веря ушам, наклонил голову Голицын.
- Можно сказать, что вы одержали полную победу, Юрий
Викторович. С точки зрения наших давних отношений, в эту минуту
вы принимаете у меня шпагу. Мы капитулировали.
- Разрешите мне сесть, - сказал Голицын.- Боюсь, что я
оказался неподготовленным к такому разговору...
Были минуты, когда он молил Бога о милосердной пуле. Был бы
голос, он молил бы спецназовцев. Были бы силы, бросился бы на них
с кулаками или щепкой, отодранной от ножки кровати - единственным
своим оружием. Не мог человек переносить такие страдания...
Особенно - если своими руками подготовил их. Ночи не спал,
вкалывал по двадцать часов...
...снаряды раскалывались, как переспелые арбузы, вздымая
тучи земли и песка - пополам с ипритом. Танк, на броне которого
Алик был распят, прошел через такое облако - просто потому, что
не мог не пройти.
Иприт вонял гнилым чесноком.
Минут через двадцать - началось...
Должно быть, повезло, что руки были привязаны - иначе
выцарапал бы глаза.
И хорошо, что разбили нос - иприт не попал в носоглотку.
Может быть, поэтому сейчас было чем дышать.
Лишь бы продержались немного еще легкие...
Кашель убивал. Кашель просто убивал.
Алику в минуты просветления сознания казалось, что он
подобно мячу - надут тугим и спертым воздухом. В минуты
помутнения - хотелось пробить дыру в груди... для этого он,
собственно, отломал щепку. Это потребовало такой затраты сил, что
дальнейшее не слишком отличалось от смерти.
Потом откуда-то появился седой старичок, который долго и
горестно осматривал Алика, охал, вздыхал, а потом засучил рукава
и стал ковыряться чем-то у его локтя. Казалось, он пальцем
пытается продавить кожу... Потом у локтя стало горячо, а еще чуть
позже - в голове застучало, но легко - и неожиданно появилась
возможность вдохнуть и выдохнуть, вдохнуть и выдохнуть...
Конечно, прошло несколько часов, и вновь его надуло, накачало до
звона, до темного гудения, но - надежда уже поселилась...
И вновь появлялся старичок, вновь текло горячее из руки...
Боже, как тяжело. Как тяжело, Боже. Зачем ты позволил мне
заниматься этим?
И все, которые умерли, умерли в таких вот муках... это я
убил их. Это я их замучил. И ни один из них не заслужил этого.
Они не успели сделать ничего плохого... только пришли сюда. Как и
я. Они выполняли приказ...
А я убил их. Они умирали молча - у них не было голоса. Они
умирали во тьме - многим иприт выел глаза. Язвы проникали до
костей, мясо отваливалось. И - легкие забивало отеком...
Я все это знал сразу. Знал, как они будут умирать. И -
готовил эту смерть...
Тогда я считал, что был прав.
Господи, да я и сейчас считаю, что был прав... что же это со
мной?
А потом - снова наваливалась тупость, в которой даже смерть
казалась всего лишь очередным событием...
- Сэр Дэвид... сэр Дэвид...- ночной секретарь был
подобострастен, но настойчив. - Важная телеграмма, сэр Дэвид...
- А? Что? - Парвис приподнялся. Как иногда бывало с ним, он
полностью потерял ориентировку. Лишь выбор речи всегда был
четкий. - Кто здесь?
- Это я, Чарльз. Важная телеграмма...
- Давайте ее сюда. И стакан воды, Чарльз.
Телеграмм было на самом деле несколько, от разных эмиссаров
- но все об одном. Вооруженная банда, не принадлежащая ни одной
из воюющих сторон, захватила город Вомдейл. Все население города
взято в заложники. Командование бандитов требует встречи с высшим
руководством обеих держав, угрожая в противном случае убивать
каждый день по десять человек из числа горожан и взятых в плен
солдат...
15.
- Прежде всего, нужны высокие потолки,- сказал Глеб.-
Намного выше, чем эти. Колокольня, театр...
- О чем ты говоришь, - сказала Светлана.- Какой тут театр? И
церквушка крошечная, просто домик. Выше двух этажей - ни одного
строения.
- Простите, леди,- вмешался Денни.- На горе есть башня
гелиографа. Может быть...
- Как далеко? - жадно спросил Глеб.
- Около мили по тропе.
- Ты был там, внутри?
- Нет. Но...
- Денни! Туда и обратно. Посмотри, проверь: есть ли
возможность подняться наверх? Нужно будет закрепить веревки. И -
свободно ли пространство внутри? Представь себе, что нужно
сделать очень большой маятник. Будет ли место, чтобы он качался?
Понимаешь?
- Посмотреть, можно ли подвесить маятник - и будет ли он там
качаться. Понял. Иду.
- А мы с вами, полковник, отправляемся в экспедицию за
зеркалами. Давайте попробуем вычислить, где мы эти зеркала
скорее всего найдем...
Светлана следила за происходящим с каким-то болезненным
интересом. Словно подглядывала в замочную скважину. Ее не гнали,
но и не объясняли ей ничего - равно она и не человек вовсе, а
тихая собака. Билли забился в угол и оттуда смотрел на все
серыми глазками. Светлана вдруг обратила внимание, что ставший
уже обычным для него насморк внезапно прошел сам собой.
Конечно, она понимала, и понимала давно, что Глеб - не
обычный человек. Что он знает и умеет многое такое, чего не
способен объяснить сам. Нет слов в языке людей... И все равно:
оказаться при его работе... Она внезапно оказалось почти
непристойной, хотя ничего непристойного в обыденнном смысле не
содержала.
Не имело смысла даже пытаться разъяснить себе это свое
восприятие... понимание...
- Хотю хлеб,- очень отчетливо сказал Билли.
Вомдейл оказался на нейтральной полосе: с севера и востока к
нему приближались палладийские мобильные части, с юга - шла армия
трудовиков. Перед нею, гарцуя, предъявляли себя и тут же исчезали
казачьи разъезды.
Командующий наступающей меррилендской Четвертой армией
генерал Торренс не признал нового президента и отказался
подчиняться его приказам...
Тот истерический восторг, который охватил Адлерберга сразу
после урагана, убившего Зацепина и многих других и уничтожившего
всяческую надежду на возвращение (а у него и раньше были сомнения
на этот счет: мы построим и проложим, а нас тут же в ров...),
который вел его и тащил сквозь черно-кровавую мельтешню, не
позволяя остановиться и оглядеться по сторонам - вдруг пошел на
убыль, сменяясь страхом и чем-то еще, что приходит после страха.
Он ощущал себя человеком, забравшимся на скалу, с которой он не
знает, как слезть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69