Врачи ликовали. Теперь сомнений быть не могло: у больного появились проблески сознания. Этот случай подробно описан Пенфильдом в истории болезни. Заключение канадского учёного — дань уважения самоотверженности советских врачей.
«Профессор Ландау.
27 февраля 1962 года.
Семь недель назад — тяжёлая автомобильная катастрофа. Перелом таза и рёбер. Рентгеновское исследование обнаруживает двусторонний перелом черепа и оперативное трепанационное отверстие в левом средне-фронтальном положении около пяти сантиметров перед центральной извилиной… его жизнь была спасена только благодаря героическому уходу и лечению… Я делаю вывод, что консервативная терапия, применённая в случае профессора Ландау, была правильной. Ничего большего сделать было нельзя.
Прогноз очень затруднителен. Сейчас больному лучше. Если улучшение будет продолжаться, к нему, я думаю, вернётся способность говорить. Но я опасаюсь, что нарушение двигательной способности правой руки сохранится навсегда…
Уайдлер Пенфильд ».
После консилиума Пенфильд сказал о мозге больного:
– Прибор не сломан. Выздоровление придёт не сразу, очень постепенно.
Вечером Ландау был перевезён в Институт нейрохирургии, а утром 28 февраля Пенфильд сделал вторую запись в истории болезни, ещё более оптимистическую: «28 февраля. Осмотр в нейрохирургическом институте. Больной реагирует даже лучше, чем вчера. Есть основания ожидать больших улучшений умственной деятельности, а также работы рук и ног. Физиотерапия очень важна. У.П. ».
Профессор Валентин Александрович Поляков как-то заметил:
– Физики проявили такое мужество, преданность и благородство, что мы, врачи, почувствовали к ним большое уважение.
Среди врачей ходила шутка:
– Своим спасением Дау на 33% обязан врачам, на 33% — физикам, на 33% — собственному организму (он никогда не пил и не курил) и на 1% — господу богу.
Врачи, конечно, поскромничали, но тем не менее физики доказали, что для них значит Дау.
С того страшного часа, когда весть об аварии облетела всех физиков, они начали собираться в больнице на Старом шоссе. Говорили мало. Выходящих из палаты врачей встречали настороженными взглядами: жив? В коридоре, прижавшись лбом к стене, рыдал любимый ученик Дау Исаак Яковлевич Померанчук. Безысходный страх, что вот-вот случится то, о чём они боялись говорить, держал их в больнице. Настала ночь. Никто не уходил. Пришлось дать физикам комнату, смежную с кабинетом главного врача.
Так возник знаменитый «физический штаб». В книге дежурства штаба — 87 фамилий! Ученики Дау, а также ученики его учеников на время превратились в диспетчеров, курьеров, шофёров. Это они, не дожидаясь рабочих, на своих плечах несли тяжёлую «дыхательную машину», они дежурили на аэродроме в ожидании рейсовых самолётов из Лондона, Копенгагена, Нью-Йорка, Берлина и Брюсселя. Понадобилось их знание иностранных языков для консультаций по телефону и для объяснения действия посылаемых медикаментов, понадобилось их умение водить машину и, главное, — надо повторить это ещё раз — их стремление сделать всё, что в человеческих силах, для спасения жизни Дау.
Что и говорить, на долю академика Ландау выпала трагическая возможность узнать, как к нему будут относиться после его смерти.
Для близких, а их оказалось очень много, время остановилось в день аварии. Что-то случилось с ним в первые же дни. Вначале вполголоса передавали друг другу: если протянет до утра, может, всё и обойдётся, потом стали говорить о третьих-четвёртых сутках, потом возник опаснейший пятнадцатый день, и так целых полтора месяца, тянувшихся чуть ли не год.
Первое слово Дау сказал 8 апреля. Это было одно-единственное слово, обращённое к медсестре: «Спасибо».
Весть о том, что Дау заговорил, в один день облетела и медиков и физиков… Но потом несколько дней больной молчал. А с 14 апреля уже разговаривал на русском и иностранных языках. Декламировал свои любимые баллады, наизусть читал Лермонтова, Симонова, английские стихи, отрывки прозы, без ошибки цитировал любимый отрывок из Ленина: «Никто не повинен в том, если он родился рабом; но раб, который не только чуждается стремлений к своей свободе, но оправдывает и прикрашивает своё рабство… есть внушающий законное чувство негодования, презрения и омерзения холуй и хам».
Предстояло ещё долгое лечение, больному делали массаж, его учили сидеть, ходить, делать гимнастику, но уже твёрдо можно было сказать одно: он выздоравливает.
Четверг, 3 мая.
Утром проснулся и сказал сёстрам:
– У меня есть сын Гарик. Пусть он придёт.
Как они с Гариком смотрели друг на друга!
Воскресенье, 6 мая.
Дежурит аспирант Анатолий Русинов. Он записал свой разговор с Дау.
– Дау, вы помните, что такое парамагнетизм Паули?
– Да.
– А диамагнетизм Ландау?
– Ну конечно.
– Как они зависят от температуры?
– Почти не зависят.
– А какая связь существует между ними?
– Равны, с точностью до постоянного множителя.
– Чему он равен?
– Порядка одной трети.
16 мая он вдруг сказал:
– А я стал какой-то странный.
– Почему?
– Всё забываю… и вот ноги… А что со мной было?
Голос, манера говорить, шутки, словечки — всё то же, что до болезни. Те же лучистые глаза.
Для проверки умственных способностей к больному пригласили психиатра.
– Лев Давидович, нарисуйте кружочек.
Дау старательно выводит крестик.
– Гм. А теперь я вас попрошу нарисовать крестик.
Дау изображает на бумаге кружочек.
– Зачем вы так? — с укором говорит психиатр. — Делайте то, что я вас прошу.
– Я именно этим и занимаюсь. Вы просите меня сделать глупость, и я исполняю ваше желание.
– Да, но вы делаете всё наоборот! — возражает психиатр.
– Это такие дурацкие задания, что если бы я поступил иначе, вы были бы вправе усомниться в моих умственных способностях.
Ночь. Сестра устала, а больной и не думает спать.
– Лев Давидович, у вас ни в одном глазу нет сна.
– Зато у вас в обоих, — отвечает Дау. — Вы поспите, а если кто придёт, я вас разбужу.
Всё лето 1962 года Дау провёл в сумрачной палате Института нейрохирургии имени Н. Н. Бурденко.
20 июля.
– Почему я в больнице? И столько времени? Что-то я не очень верю в эту аварию.
2 августа.
– Я в мужской красоте не разбираюсь, но, насколько я могу судить, Фёдоров очень красивый. И талантливый врач. Он спас мне жизнь. Я ему очень благодарен.
10 августа.
Пришёл дежурный физик. Дау спросил:
– Чем вы занимаетесь?
– Ферромагнетизмом. Что-то в нём неясно.
– Нет, почему, там всё понятно, — быстро ответил Дау.
16 сентября.
– Я чувствую, что мои силы на исходе, — сказал Дау.
22 ноября.
– По-видимому, я своей болезнью поставил какой-то идиотский рекорд.
25 ноября.
Дау рассказали, какой скромный человек испытатель парашютов Евгений Андреев.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35
«Профессор Ландау.
27 февраля 1962 года.
Семь недель назад — тяжёлая автомобильная катастрофа. Перелом таза и рёбер. Рентгеновское исследование обнаруживает двусторонний перелом черепа и оперативное трепанационное отверстие в левом средне-фронтальном положении около пяти сантиметров перед центральной извилиной… его жизнь была спасена только благодаря героическому уходу и лечению… Я делаю вывод, что консервативная терапия, применённая в случае профессора Ландау, была правильной. Ничего большего сделать было нельзя.
Прогноз очень затруднителен. Сейчас больному лучше. Если улучшение будет продолжаться, к нему, я думаю, вернётся способность говорить. Но я опасаюсь, что нарушение двигательной способности правой руки сохранится навсегда…
Уайдлер Пенфильд ».
После консилиума Пенфильд сказал о мозге больного:
– Прибор не сломан. Выздоровление придёт не сразу, очень постепенно.
Вечером Ландау был перевезён в Институт нейрохирургии, а утром 28 февраля Пенфильд сделал вторую запись в истории болезни, ещё более оптимистическую: «28 февраля. Осмотр в нейрохирургическом институте. Больной реагирует даже лучше, чем вчера. Есть основания ожидать больших улучшений умственной деятельности, а также работы рук и ног. Физиотерапия очень важна. У.П. ».
Профессор Валентин Александрович Поляков как-то заметил:
– Физики проявили такое мужество, преданность и благородство, что мы, врачи, почувствовали к ним большое уважение.
Среди врачей ходила шутка:
– Своим спасением Дау на 33% обязан врачам, на 33% — физикам, на 33% — собственному организму (он никогда не пил и не курил) и на 1% — господу богу.
Врачи, конечно, поскромничали, но тем не менее физики доказали, что для них значит Дау.
С того страшного часа, когда весть об аварии облетела всех физиков, они начали собираться в больнице на Старом шоссе. Говорили мало. Выходящих из палаты врачей встречали настороженными взглядами: жив? В коридоре, прижавшись лбом к стене, рыдал любимый ученик Дау Исаак Яковлевич Померанчук. Безысходный страх, что вот-вот случится то, о чём они боялись говорить, держал их в больнице. Настала ночь. Никто не уходил. Пришлось дать физикам комнату, смежную с кабинетом главного врача.
Так возник знаменитый «физический штаб». В книге дежурства штаба — 87 фамилий! Ученики Дау, а также ученики его учеников на время превратились в диспетчеров, курьеров, шофёров. Это они, не дожидаясь рабочих, на своих плечах несли тяжёлую «дыхательную машину», они дежурили на аэродроме в ожидании рейсовых самолётов из Лондона, Копенгагена, Нью-Йорка, Берлина и Брюсселя. Понадобилось их знание иностранных языков для консультаций по телефону и для объяснения действия посылаемых медикаментов, понадобилось их умение водить машину и, главное, — надо повторить это ещё раз — их стремление сделать всё, что в человеческих силах, для спасения жизни Дау.
Что и говорить, на долю академика Ландау выпала трагическая возможность узнать, как к нему будут относиться после его смерти.
Для близких, а их оказалось очень много, время остановилось в день аварии. Что-то случилось с ним в первые же дни. Вначале вполголоса передавали друг другу: если протянет до утра, может, всё и обойдётся, потом стали говорить о третьих-четвёртых сутках, потом возник опаснейший пятнадцатый день, и так целых полтора месяца, тянувшихся чуть ли не год.
Первое слово Дау сказал 8 апреля. Это было одно-единственное слово, обращённое к медсестре: «Спасибо».
Весть о том, что Дау заговорил, в один день облетела и медиков и физиков… Но потом несколько дней больной молчал. А с 14 апреля уже разговаривал на русском и иностранных языках. Декламировал свои любимые баллады, наизусть читал Лермонтова, Симонова, английские стихи, отрывки прозы, без ошибки цитировал любимый отрывок из Ленина: «Никто не повинен в том, если он родился рабом; но раб, который не только чуждается стремлений к своей свободе, но оправдывает и прикрашивает своё рабство… есть внушающий законное чувство негодования, презрения и омерзения холуй и хам».
Предстояло ещё долгое лечение, больному делали массаж, его учили сидеть, ходить, делать гимнастику, но уже твёрдо можно было сказать одно: он выздоравливает.
Четверг, 3 мая.
Утром проснулся и сказал сёстрам:
– У меня есть сын Гарик. Пусть он придёт.
Как они с Гариком смотрели друг на друга!
Воскресенье, 6 мая.
Дежурит аспирант Анатолий Русинов. Он записал свой разговор с Дау.
– Дау, вы помните, что такое парамагнетизм Паули?
– Да.
– А диамагнетизм Ландау?
– Ну конечно.
– Как они зависят от температуры?
– Почти не зависят.
– А какая связь существует между ними?
– Равны, с точностью до постоянного множителя.
– Чему он равен?
– Порядка одной трети.
16 мая он вдруг сказал:
– А я стал какой-то странный.
– Почему?
– Всё забываю… и вот ноги… А что со мной было?
Голос, манера говорить, шутки, словечки — всё то же, что до болезни. Те же лучистые глаза.
Для проверки умственных способностей к больному пригласили психиатра.
– Лев Давидович, нарисуйте кружочек.
Дау старательно выводит крестик.
– Гм. А теперь я вас попрошу нарисовать крестик.
Дау изображает на бумаге кружочек.
– Зачем вы так? — с укором говорит психиатр. — Делайте то, что я вас прошу.
– Я именно этим и занимаюсь. Вы просите меня сделать глупость, и я исполняю ваше желание.
– Да, но вы делаете всё наоборот! — возражает психиатр.
– Это такие дурацкие задания, что если бы я поступил иначе, вы были бы вправе усомниться в моих умственных способностях.
Ночь. Сестра устала, а больной и не думает спать.
– Лев Давидович, у вас ни в одном глазу нет сна.
– Зато у вас в обоих, — отвечает Дау. — Вы поспите, а если кто придёт, я вас разбужу.
Всё лето 1962 года Дау провёл в сумрачной палате Института нейрохирургии имени Н. Н. Бурденко.
20 июля.
– Почему я в больнице? И столько времени? Что-то я не очень верю в эту аварию.
2 августа.
– Я в мужской красоте не разбираюсь, но, насколько я могу судить, Фёдоров очень красивый. И талантливый врач. Он спас мне жизнь. Я ему очень благодарен.
10 августа.
Пришёл дежурный физик. Дау спросил:
– Чем вы занимаетесь?
– Ферромагнетизмом. Что-то в нём неясно.
– Нет, почему, там всё понятно, — быстро ответил Дау.
16 сентября.
– Я чувствую, что мои силы на исходе, — сказал Дау.
22 ноября.
– По-видимому, я своей болезнью поставил какой-то идиотский рекорд.
25 ноября.
Дау рассказали, какой скромный человек испытатель парашютов Евгений Андреев.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35