Затем его фронт проходил по левому берегу Дона. Перед левым флангом 9-й армии и Конным корпусом особо сильной группировки белых войск не было.
При оценке создавшейся обстановки у меня созрел заманчивый план дальнейших действий корпуса, который я решил доложить командующему.
Существо этого плана заключалось в том, чтобы переправить корпус через Дон и нанести удар на Миллерово, где, по имеющимся у нас сведениям, размещался штаб генерала Сидорина - командующего Донской армией. После разгрома штаба Сидорина повернуть корпус на север и действовать по правому берегу Дона, вдоль железной дороги Миллерово - Воронеж.
Этими действиями предполагалось, с одной стороны, разрушить тылы противника и разгромить его войска, действующие в направлении Воронежа, и, с другой - принудить Мамонтова вернуться из рейда по нашим тылам.
Я считал, что действия нашего Конного корпуса по тылам белогвардейцев будут наилучшей контрмерой против рейда Мамонтова.
Готовясь к претворению задуманного плана в жизнь, корпус усилил разведку с целью найти удобные переправы через Дон, в частности разведать броды. Зная, что начальник 23-й дивизии Голиков - житель станицы Усть-Медведицкой, я лично поехал к нему, чтобы и его порасспросить о возможности переправы корпуса через Дан.
У Голикова я узнал все, что мне было нужно, и, кроме того, познакомился с только что полученным им приказом Реввоенсовета 9-й армии, в котором говорилось об измене его предшественника на посту начальника 23-й стрелковой дивизии Миронова, бывшего казачьего офицера, тоже уроженца станицы Усть-Медведицкой. После революции Миронов, став на сторону Советской власти, сформировал 23-ю стрелковую дивизию. Затем он сдал командование дивизией Голикову и убыл в Москву в казачью секцию при ВЦИК РСФСР, которая поручила ему сформировать в Саранске Донской казачий корпус. Не закончив полностью формирование корпуса, Миронов увел казаков из Саранска, будто бы для оказания помощи Южному фронту, а на самом деле для того, чтобы перейти на сторону белых. Объявляя Миронова вне закона, Советское правительство предписывало всем командирам частей и соединений Красной Армии в случае появления изменника в их районе принять меры к аресту его и отправке в вышестоящие инстанции.
Вернувшись в хутор Кепинский в тот же день, 7 сентября, я объявил об измене Миронова в приказе по корпусу, а вечером вместе с комиссаром корпуса Кивгелой и начальником политотдела Суглицким поехал в штаб 23-й стрелковой дивизии, чтобы совместно с ней организовать разоружение корпуса Миронова.
Мы предполагали, что Миронов будет пробираться к своей бывшей дивизии, и это предположение оправдалось.
Когда мы приехали к Голикову, тот сообщил нам о прибытии в дивизию сотни казаков корпуса Миронова, командир которой доложил, что Миронов приказал ему разыскать штаб 23-й стрелковой дивизии, донести о месторасположении его и ждать прибытия корпуса.
На совещании, собранном в связи с этим в штабе 23-й дивизии, я высказал предположение, что Миронов явно рассчитывает на поддержку 23-й дивизии как бывший ее начальник и организатор.
- В частности он, видно, рассчитывает и на вас, товарищ Голиков, как на своего первого помощника в организации дивизии, - сказал я.
- Что вы, что вы! - замахал руками Голиков. - Я знаю Миронова, мы с ним земляки, но это нисколько не означает, что я стану на сторону предателя.
- Верю вам, - успокоил я Голикова. И я действительно верил ему - он сразу произвел на меня хорошее впечатление. - Но учтите, что Миронов может пойти на всякую подлость.
Поговорив, мы решили, что, когда Миронов прибудет в дивизию, Голиков должен как ни в чем не бывало пригласить его к себе на квартиру и там арестовать, после чего направить под конвоем в штаб Конного корпуса.
На другой день, 8 сентября, я снова приехал в штаб 23-й стрелковой дивизии, чтобы лично поговорить с командиром сотни и казаками, прибывшими из корпуса Миронова. Казаки еще не знали, что Миронов объявлен вне закона. Командир сотни предполагал, что Миронов с корпусом двигается в направлении станицы Ново-Анненской и находится в одном - двух переходах от станицы Глазуновской. К своему большому удивлению, я узнал от него, что комиссар корпуса Миронова - Булаткин, тот самый Булаткин, который командовал у нас бригадой, а потом уехал в Москву, на учебу в Академию Генерального штаба. Хотя Булаткин в прошлом был казачьим офицером, но мне не верилось, что он мог стать сообщником Миронова: я знал его как преданного Советской власти командира-коммуниста.
Когда я вернулся в штаб, мне доложили, что получена директива штаба Особой группы войск Южного фронта. Конному корпусу приказывалось сосредоточиться в районе Арчеды и Гуляевки, имея дальнейшей задачей форсированным маршем выйти в район Новохоперска, найти и разгромить корпус Мамонтова. В связи с этой задачей наш корпус выводился из состава 10-й армии и подчинялся непосредственно командующему Особой группой войск Южного фронта.
3
Директива командующего Особой группой войск о выдвижении корпуса в район Новохоперска не позволила осуществить намеченный мною план рейда на Миллерово. Но изменника Миронова упускать не хотелось. Располагая данными о Миронове, мы разработали маршрут движения корпуса к Новохоперску так, чтобы в полосе движения встретить его корпус.
Утром 11 сентября дивизии корпуса, выслав вперед и на фланги разведку, выступили по маршруту: Кепинский, Арчединская, Бочаровский, Старо-Анненская.
13 сентября, когда мы уже приближались к Старо-Анненской, я ехал в голове колонны 4-й дивизии, смотрел на свою потрепанную карту и ломал голову над тем, где же все-таки Мамонтов. В директиве командующего Особой группой говорилось: "Найти и разгромить Мамонтова", а где действует Мамонтов, не указывалось. Похоже на то, что ищи ветра в поле. В конце концов я махнул рукой, решив, что в дальнейшем обстановка прояснится.
Не доезжая хутора Верхне-Лесного, фланговые разъезды натолкнулись на разъезды Миронова. Корпус его выдвигался из хутора Сатаровского к хутору Верхне-Лесному. Получив донесение об этом, я вызвал начальников дивизий и поставил им задачи: 4-й дивизии окружить корпус Миронова и предложить ему сдаться, а 6-й дивизии приготовиться к бою на случай прорыва мироновцев.
Картина встречи наших частей с корпусом Миронова хорошо наблюдалась с высоты, на которой мы остановились. При подходе 4-й дивизии к хутору Сатаровскому Миронов начал строить своих казаков.
- Никак не пойму, для чего ему понадобилось это построение? - удивился комиссар корпуса Кивгела.
- Сейчас увидим. Может, он так рад встрече, что хочет устроить в честь нас парад, - пошутил я.
Выстроив казаков, Миронов со своими помощниками встал перед строем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126
При оценке создавшейся обстановки у меня созрел заманчивый план дальнейших действий корпуса, который я решил доложить командующему.
Существо этого плана заключалось в том, чтобы переправить корпус через Дон и нанести удар на Миллерово, где, по имеющимся у нас сведениям, размещался штаб генерала Сидорина - командующего Донской армией. После разгрома штаба Сидорина повернуть корпус на север и действовать по правому берегу Дона, вдоль железной дороги Миллерово - Воронеж.
Этими действиями предполагалось, с одной стороны, разрушить тылы противника и разгромить его войска, действующие в направлении Воронежа, и, с другой - принудить Мамонтова вернуться из рейда по нашим тылам.
Я считал, что действия нашего Конного корпуса по тылам белогвардейцев будут наилучшей контрмерой против рейда Мамонтова.
Готовясь к претворению задуманного плана в жизнь, корпус усилил разведку с целью найти удобные переправы через Дон, в частности разведать броды. Зная, что начальник 23-й дивизии Голиков - житель станицы Усть-Медведицкой, я лично поехал к нему, чтобы и его порасспросить о возможности переправы корпуса через Дан.
У Голикова я узнал все, что мне было нужно, и, кроме того, познакомился с только что полученным им приказом Реввоенсовета 9-й армии, в котором говорилось об измене его предшественника на посту начальника 23-й стрелковой дивизии Миронова, бывшего казачьего офицера, тоже уроженца станицы Усть-Медведицкой. После революции Миронов, став на сторону Советской власти, сформировал 23-ю стрелковую дивизию. Затем он сдал командование дивизией Голикову и убыл в Москву в казачью секцию при ВЦИК РСФСР, которая поручила ему сформировать в Саранске Донской казачий корпус. Не закончив полностью формирование корпуса, Миронов увел казаков из Саранска, будто бы для оказания помощи Южному фронту, а на самом деле для того, чтобы перейти на сторону белых. Объявляя Миронова вне закона, Советское правительство предписывало всем командирам частей и соединений Красной Армии в случае появления изменника в их районе принять меры к аресту его и отправке в вышестоящие инстанции.
Вернувшись в хутор Кепинский в тот же день, 7 сентября, я объявил об измене Миронова в приказе по корпусу, а вечером вместе с комиссаром корпуса Кивгелой и начальником политотдела Суглицким поехал в штаб 23-й стрелковой дивизии, чтобы совместно с ней организовать разоружение корпуса Миронова.
Мы предполагали, что Миронов будет пробираться к своей бывшей дивизии, и это предположение оправдалось.
Когда мы приехали к Голикову, тот сообщил нам о прибытии в дивизию сотни казаков корпуса Миронова, командир которой доложил, что Миронов приказал ему разыскать штаб 23-й стрелковой дивизии, донести о месторасположении его и ждать прибытия корпуса.
На совещании, собранном в связи с этим в штабе 23-й дивизии, я высказал предположение, что Миронов явно рассчитывает на поддержку 23-й дивизии как бывший ее начальник и организатор.
- В частности он, видно, рассчитывает и на вас, товарищ Голиков, как на своего первого помощника в организации дивизии, - сказал я.
- Что вы, что вы! - замахал руками Голиков. - Я знаю Миронова, мы с ним земляки, но это нисколько не означает, что я стану на сторону предателя.
- Верю вам, - успокоил я Голикова. И я действительно верил ему - он сразу произвел на меня хорошее впечатление. - Но учтите, что Миронов может пойти на всякую подлость.
Поговорив, мы решили, что, когда Миронов прибудет в дивизию, Голиков должен как ни в чем не бывало пригласить его к себе на квартиру и там арестовать, после чего направить под конвоем в штаб Конного корпуса.
На другой день, 8 сентября, я снова приехал в штаб 23-й стрелковой дивизии, чтобы лично поговорить с командиром сотни и казаками, прибывшими из корпуса Миронова. Казаки еще не знали, что Миронов объявлен вне закона. Командир сотни предполагал, что Миронов с корпусом двигается в направлении станицы Ново-Анненской и находится в одном - двух переходах от станицы Глазуновской. К своему большому удивлению, я узнал от него, что комиссар корпуса Миронова - Булаткин, тот самый Булаткин, который командовал у нас бригадой, а потом уехал в Москву, на учебу в Академию Генерального штаба. Хотя Булаткин в прошлом был казачьим офицером, но мне не верилось, что он мог стать сообщником Миронова: я знал его как преданного Советской власти командира-коммуниста.
Когда я вернулся в штаб, мне доложили, что получена директива штаба Особой группы войск Южного фронта. Конному корпусу приказывалось сосредоточиться в районе Арчеды и Гуляевки, имея дальнейшей задачей форсированным маршем выйти в район Новохоперска, найти и разгромить корпус Мамонтова. В связи с этой задачей наш корпус выводился из состава 10-й армии и подчинялся непосредственно командующему Особой группой войск Южного фронта.
3
Директива командующего Особой группой войск о выдвижении корпуса в район Новохоперска не позволила осуществить намеченный мною план рейда на Миллерово. Но изменника Миронова упускать не хотелось. Располагая данными о Миронове, мы разработали маршрут движения корпуса к Новохоперску так, чтобы в полосе движения встретить его корпус.
Утром 11 сентября дивизии корпуса, выслав вперед и на фланги разведку, выступили по маршруту: Кепинский, Арчединская, Бочаровский, Старо-Анненская.
13 сентября, когда мы уже приближались к Старо-Анненской, я ехал в голове колонны 4-й дивизии, смотрел на свою потрепанную карту и ломал голову над тем, где же все-таки Мамонтов. В директиве командующего Особой группой говорилось: "Найти и разгромить Мамонтова", а где действует Мамонтов, не указывалось. Похоже на то, что ищи ветра в поле. В конце концов я махнул рукой, решив, что в дальнейшем обстановка прояснится.
Не доезжая хутора Верхне-Лесного, фланговые разъезды натолкнулись на разъезды Миронова. Корпус его выдвигался из хутора Сатаровского к хутору Верхне-Лесному. Получив донесение об этом, я вызвал начальников дивизий и поставил им задачи: 4-й дивизии окружить корпус Миронова и предложить ему сдаться, а 6-й дивизии приготовиться к бою на случай прорыва мироновцев.
Картина встречи наших частей с корпусом Миронова хорошо наблюдалась с высоты, на которой мы остановились. При подходе 4-й дивизии к хутору Сатаровскому Миронов начал строить своих казаков.
- Никак не пойму, для чего ему понадобилось это построение? - удивился комиссар корпуса Кивгела.
- Сейчас увидим. Может, он так рад встрече, что хочет устроить в честь нас парад, - пошутил я.
Выстроив казаков, Миронов со своими помощниками встал перед строем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126