А несколько дней спустя Иохансен, выйдя из хижины, тотчас вернулся с криком:
— Они стащили каяк! Я перестреляю этих жабьих выродков!..
Но на этот раз песцы были ни при чем: каяк унесло штормом. Он валялся на берегу в нескольких сотнях шагов от хижины.
— Кажется, становится чуть-чуть ветрено, а, Яльмар? Или вы не находите? — заметил Нансен.
Наступил декабрь. Приближались зимние праздники — рождество и Новый год.
«Мысли мои далеко… Вот в зимний вечер сидит она при свете лампы и шьет. Возле нее стоит, играя с куклой, девчурка с голубыми глазами и золотистыми волосами. Она нежно смотрит на ребенка и гладит его по головке. Глаза ее увлажняются…
Иохансен лежит рядом со мною и спит. Он улыбается по сне. Бедняга, он, наверное, сейчас дома, празднует рождество с теми, кого любит.
Хорошо бы проспать всю зиму в берлоге, как спят бурые медведи. А весной проснуться — и домой!»
Новый год. Они готовятся его встретить.
— Чистота — лучшая красота, как сказала баба, выворачивая свою кофту наизнанку.
Произнеся это, Иохансен поступает точно так же со своей рубахой. Нансен тоже принаряжается: меняет местами верхнюю и нижнюю рубахи. Тогда Иохансен — вот франт! — обрезает ножом часть волос.
Потом они садятся за роскошный ужин. Вместо обычного куска мяса — запеканка из припрятанных остатков рыбной муки с маисовой крупой. На десерт — по куску хлеба. Он прогорк и тверд, как камень, но все же это настоящий хлеб.
— Вот и кончился год. Необыкновенный год, но, в конце концов, пожалуй, неплохой… Что вы скажете?
Иохансен вполне с этим согласен.
— Только узнать бы, где мы. Как все-таки вы думаете?
— А почему мы все время на «вы»? Давай перейдем, наконец, на «ты». Идет, Яльмар?
— Я давно хотел, но стеснялся. Так вы… так ты думаешь, мы все-таки на Земле Франца-Иосифа?
Опять о том же! Но говорить о пути домой им никогда не надоедало.
— Понимаешь, Яльмар, очертания островов, розовые чайки — все это здорово сбивает с толку. Где проливы, где земли, которые начертил этот Пайер? Может, мы зимуем на Земле Гиллиса? Ее видели будто бы где-то между Шпицбергеном и Землей Франца-Иосифа. Но никто не знает о ней ничего достоверного. Тогда, значит, мы ее открыли. Но, признаюсь тебе, я не очень верил и верю в эту землю и вообще не могу представить, чтобы какая-либо обширная суша могла затеряться в проливе между Землей Франца-Иосифа и Шпицбергеном. Наша загадка все еще остается загадкой.
— Будь проклят день, когда у нас остановились часы! Знай мы теперь точно долготу…
Нансен смотрит на циферблат:
— С новым, тысяча восемьсот девяносто шестым годом, Яльмар!
— С новым годом, Фритьоф! А может, он еще не наступил? Или уже прошел? Ведь наши-то часы…
— Все равно с Новым годом, Яльмар!
Каяки уносит!
Птицы, первые птицы!
Они появились в конце февраля. Их голоса как бы согревали морозный воздух. Небольшая стайка люриков летела с юга и скрылась за горой. Птицы лишь чуточку опередили солнце: 26 февраля оно должно было впервые показать краешек. Но пасмурная погода помешала отшельникам увидеть первый его луч в этот день. Зато через два дня оно уже приподнялось над ледником.
При ярком свете Нансен с Иохансеном хорошенько разглядели друг друга. Каждый находил, что другой похож на самого жалкого бродягу, грязного, заросшего, со слипшимися, всклокоченными волосами. Подобных субъектов, конечно, не пустили бы в порядочное общество…
Пора было заняться туалетом. Штаны украсились заплатами из медвежьей кожи. Обрывок бечевки рассучили на двенадцать ниток и взялись за шитье обновок из старых клетчатых одеял, заляпанных жиром. Никогда раньше им но приходилось портняжничать, и шитье подвигалось так медленно, что Нансен сказал:
— Знаешь, Яльмар, доведись нам дома добывать хлеб ножницами и иголкой, мы умерли бы с голоду…
Покончив с шитьем, привели в порядок каяки, нарты и все прочее, нужное для дальнейшего похода. О мясе тужить не приходилось — чем ближе к весне, тем больше медведей наведывалось к их хижине.
Нансен все чаще задумывался о «Фраме». Он не сомневался, что Свердруп выведет корабль. Но теперь могло случиться, что «Фрам» придет в Норвегию раньше их. Какой удар для Евы, для бедной матери Иохансена! Сколько горьких ночей без сна!
С каждым днем выше солнце, сильнее птичий гомон и нестерпимее бездействие.
Наконец настает час расставания с островом. Тяжело нагруженные сани стоят возле хижины, и Нансен торжественно читает вслух:
— «Вторник, 19 мая 1896 года. Мы вмерзли в лед к северу от острова Котельного, приблизительно под 78°43’ северной широты, 22 сентября 1893 года. В течение следующего года, как и было предусмотрено, нас несло на северо-запад Иохансен и я покинули „Фрам“ 14 марта 1895 года примерно под 84°04’ северной широты и 102° восточной долготы, имея целью достигнуть более высоких широт. Руководство экспедицией передано Свердрупу. К северу никакой земли не нашли. 8 апреля 1895 года, достигнув 86°14’ северной широты и почти 95° восточной долготы, вынуждены были повернуть назад, так как лед стал слишком тяжелым и непроходимым. Взяли курс на мыс Флигели, но часы наши остановились, и мы не могли с достаточной точностью определить долготу. 6 августа 1895 года обнаружили четыре покрытых ледниками острова, расположенных в северной части этого архипелага приблизительно под 81°30’ северной широты и примерно на 7° восточнее данного места. Сюда прибыли 26 августа 1895 года и нашли необходимым здесь перезимовать. Питались медвежьим мясом. Сегодня отправляемся к юго-западу вдоль земли, чтобы наикратчайшим путем добраться до Шпицбергена. Полагаем, что находимся на Земле Гиллиса».
Яльмар выслушал, кивая головой, и сказал:
— Добавить нечего.
Первый краткий отчет об экспедиции Нансен засунул в цилиндрик от примусного насоса и подвесил под потолок хижины. Затем они по очереди сфотографировались возле своего жилища.
— А все-таки, Фритьоф, мы славно прожили зиму! Верно?.. — Иохансен помялся. — Ты знаешь, я тут кое-что написал. Хочешь послушать?
— Разумеется! — ответил заинтересованный Нансен.
— Только это не деловое, как у тебя. Слушай:
И трех лет жизни в царстве льда
Как не бывало никогда!
Весна на юг нас призывает,
Где солнце ярче и теплей;
Весна нас счастьем наполняет —
Источник новой жизни в ней.
Весна манит в родимый край,
Где свет, тепло, где сердцу рай!
— Браво, Яльмар! Ты прочтешь мне потом еще раз. А теперь — пошли!
Оба впряглись в нарты — ох, какими тяжелыми показались они с непривычки! — и зашагали на юг, туда, куда тянулась цепочка неведомых островов.
Началась знакомая, набившая им оскомину одиссея со льдами и полыньями, с трещинами, прикрытыми снегом, с неистовыми вьюгами, с надеждой, сменяющейся разочарованием, и с разочарованием, сменяющимся надеждой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77
— Они стащили каяк! Я перестреляю этих жабьих выродков!..
Но на этот раз песцы были ни при чем: каяк унесло штормом. Он валялся на берегу в нескольких сотнях шагов от хижины.
— Кажется, становится чуть-чуть ветрено, а, Яльмар? Или вы не находите? — заметил Нансен.
Наступил декабрь. Приближались зимние праздники — рождество и Новый год.
«Мысли мои далеко… Вот в зимний вечер сидит она при свете лампы и шьет. Возле нее стоит, играя с куклой, девчурка с голубыми глазами и золотистыми волосами. Она нежно смотрит на ребенка и гладит его по головке. Глаза ее увлажняются…
Иохансен лежит рядом со мною и спит. Он улыбается по сне. Бедняга, он, наверное, сейчас дома, празднует рождество с теми, кого любит.
Хорошо бы проспать всю зиму в берлоге, как спят бурые медведи. А весной проснуться — и домой!»
Новый год. Они готовятся его встретить.
— Чистота — лучшая красота, как сказала баба, выворачивая свою кофту наизнанку.
Произнеся это, Иохансен поступает точно так же со своей рубахой. Нансен тоже принаряжается: меняет местами верхнюю и нижнюю рубахи. Тогда Иохансен — вот франт! — обрезает ножом часть волос.
Потом они садятся за роскошный ужин. Вместо обычного куска мяса — запеканка из припрятанных остатков рыбной муки с маисовой крупой. На десерт — по куску хлеба. Он прогорк и тверд, как камень, но все же это настоящий хлеб.
— Вот и кончился год. Необыкновенный год, но, в конце концов, пожалуй, неплохой… Что вы скажете?
Иохансен вполне с этим согласен.
— Только узнать бы, где мы. Как все-таки вы думаете?
— А почему мы все время на «вы»? Давай перейдем, наконец, на «ты». Идет, Яльмар?
— Я давно хотел, но стеснялся. Так вы… так ты думаешь, мы все-таки на Земле Франца-Иосифа?
Опять о том же! Но говорить о пути домой им никогда не надоедало.
— Понимаешь, Яльмар, очертания островов, розовые чайки — все это здорово сбивает с толку. Где проливы, где земли, которые начертил этот Пайер? Может, мы зимуем на Земле Гиллиса? Ее видели будто бы где-то между Шпицбергеном и Землей Франца-Иосифа. Но никто не знает о ней ничего достоверного. Тогда, значит, мы ее открыли. Но, признаюсь тебе, я не очень верил и верю в эту землю и вообще не могу представить, чтобы какая-либо обширная суша могла затеряться в проливе между Землей Франца-Иосифа и Шпицбергеном. Наша загадка все еще остается загадкой.
— Будь проклят день, когда у нас остановились часы! Знай мы теперь точно долготу…
Нансен смотрит на циферблат:
— С новым, тысяча восемьсот девяносто шестым годом, Яльмар!
— С новым годом, Фритьоф! А может, он еще не наступил? Или уже прошел? Ведь наши-то часы…
— Все равно с Новым годом, Яльмар!
Каяки уносит!
Птицы, первые птицы!
Они появились в конце февраля. Их голоса как бы согревали морозный воздух. Небольшая стайка люриков летела с юга и скрылась за горой. Птицы лишь чуточку опередили солнце: 26 февраля оно должно было впервые показать краешек. Но пасмурная погода помешала отшельникам увидеть первый его луч в этот день. Зато через два дня оно уже приподнялось над ледником.
При ярком свете Нансен с Иохансеном хорошенько разглядели друг друга. Каждый находил, что другой похож на самого жалкого бродягу, грязного, заросшего, со слипшимися, всклокоченными волосами. Подобных субъектов, конечно, не пустили бы в порядочное общество…
Пора было заняться туалетом. Штаны украсились заплатами из медвежьей кожи. Обрывок бечевки рассучили на двенадцать ниток и взялись за шитье обновок из старых клетчатых одеял, заляпанных жиром. Никогда раньше им но приходилось портняжничать, и шитье подвигалось так медленно, что Нансен сказал:
— Знаешь, Яльмар, доведись нам дома добывать хлеб ножницами и иголкой, мы умерли бы с голоду…
Покончив с шитьем, привели в порядок каяки, нарты и все прочее, нужное для дальнейшего похода. О мясе тужить не приходилось — чем ближе к весне, тем больше медведей наведывалось к их хижине.
Нансен все чаще задумывался о «Фраме». Он не сомневался, что Свердруп выведет корабль. Но теперь могло случиться, что «Фрам» придет в Норвегию раньше их. Какой удар для Евы, для бедной матери Иохансена! Сколько горьких ночей без сна!
С каждым днем выше солнце, сильнее птичий гомон и нестерпимее бездействие.
Наконец настает час расставания с островом. Тяжело нагруженные сани стоят возле хижины, и Нансен торжественно читает вслух:
— «Вторник, 19 мая 1896 года. Мы вмерзли в лед к северу от острова Котельного, приблизительно под 78°43’ северной широты, 22 сентября 1893 года. В течение следующего года, как и было предусмотрено, нас несло на северо-запад Иохансен и я покинули „Фрам“ 14 марта 1895 года примерно под 84°04’ северной широты и 102° восточной долготы, имея целью достигнуть более высоких широт. Руководство экспедицией передано Свердрупу. К северу никакой земли не нашли. 8 апреля 1895 года, достигнув 86°14’ северной широты и почти 95° восточной долготы, вынуждены были повернуть назад, так как лед стал слишком тяжелым и непроходимым. Взяли курс на мыс Флигели, но часы наши остановились, и мы не могли с достаточной точностью определить долготу. 6 августа 1895 года обнаружили четыре покрытых ледниками острова, расположенных в северной части этого архипелага приблизительно под 81°30’ северной широты и примерно на 7° восточнее данного места. Сюда прибыли 26 августа 1895 года и нашли необходимым здесь перезимовать. Питались медвежьим мясом. Сегодня отправляемся к юго-западу вдоль земли, чтобы наикратчайшим путем добраться до Шпицбергена. Полагаем, что находимся на Земле Гиллиса».
Яльмар выслушал, кивая головой, и сказал:
— Добавить нечего.
Первый краткий отчет об экспедиции Нансен засунул в цилиндрик от примусного насоса и подвесил под потолок хижины. Затем они по очереди сфотографировались возле своего жилища.
— А все-таки, Фритьоф, мы славно прожили зиму! Верно?.. — Иохансен помялся. — Ты знаешь, я тут кое-что написал. Хочешь послушать?
— Разумеется! — ответил заинтересованный Нансен.
— Только это не деловое, как у тебя. Слушай:
И трех лет жизни в царстве льда
Как не бывало никогда!
Весна на юг нас призывает,
Где солнце ярче и теплей;
Весна нас счастьем наполняет —
Источник новой жизни в ней.
Весна манит в родимый край,
Где свет, тепло, где сердцу рай!
— Браво, Яльмар! Ты прочтешь мне потом еще раз. А теперь — пошли!
Оба впряглись в нарты — ох, какими тяжелыми показались они с непривычки! — и зашагали на юг, туда, куда тянулась цепочка неведомых островов.
Началась знакомая, набившая им оскомину одиссея со льдами и полыньями, с трещинами, прикрытыми снегом, с неистовыми вьюгами, с надеждой, сменяющейся разочарованием, и с разочарованием, сменяющимся надеждой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77