Сделал странное движение точно собираясь присесть
или упасть, - но вот он уже у стола, поднял руки и начал развязывать бинт,
обматывавший шею.
- Харден! - призывал голос.
В отчаянии я шарил глазами по бетону. Металл... металлическая
труба... Не годится. Краем глаза я заметил, как упала на землю повязка.
Что он делает? Я прыгнул к стене, где лежал кусок фарфоровой трубки,
схватил его и отбросил защитную сетку.
- Харден! - голос звенел у меня в ушах.
- Быстрей! Быстрей! - закричал Харден. Кому?
Я наклонился над шинами и концом фарфорового обломка ударил по ключу
- на лету ключ коснулся другой шины. Вспышка огня опалила меня, я ослеп,
но услышал стук ключа о пол - с прыгающими в глазах черными солнцами упал
на колени и стал на ощупь искать ключ, нашел, бросился к дверям, но не мог
попасть в скважину, руки у меня тряслись...
- Стой! - крикнул Харден. Ключ застрял в замке, я рвал его как
безумный.
- Не могу, Хар... - крикнул я, оборачиваясь, но голос мой осекся:
Харден - за ним по воздуху летела черная нить - прыгнул, как лягушка, и
схватил меня. Я отбивался изо всех сил, бил кулаками по его лицу,
страшному, спокойному лицу, которое он даже не отворачивал, не отстранял,
и неумолимо со сверхчеловеческой силой тащил меня к столу.
- На помощь, - захрипел я, - на по...
Я почувствовал, как что-то скользкое, холодное коснулось шеи. Меня
бросило в дрожь. С отчаянным воплем рванулся я назад и услышал, как этот
крик быстро удаляется.
... Потоки уравнений пересеклись. Психическая температура ансамбля
приближалась к критической точке. Я ждал. Атака была внезапной и
направленной со многих сторон. Я отбил ее. Реакция человечества напоминала
скачок пульсации вырожденного электронного газа. Ее многомерный
протуберанец, простиравшийся до границ умственного горизонта во многих
скоплениях человеческих атомов, дрожал от усилий изменения структуры,
образуя вихри вокруг управляющих центров. Экономический ритм переходил
местами в биения, потоки информации и обращение товаров прерывались
взрывами массовой паники.
Я ускорил темп процесса так, что его секунда стала равняться году. В
наиболее населенных витках возникли рассеянные возмущенья: первые мои
адепты столкнулись с противником. Я вернул реакцию на один шаг назад,
фиксировал изображение в этой фазе и длил это несколько микросекунд.
Многослойная твердь пронизывающих друг друга конструкций, которую я
создал, замерла и заострилась от моего раздумья.
Язык человека неспособен мгновенно передать сущность многих явлений,
он не может поэтому передать весь мир явлений, которым я одновременно был,
бестелесный, невесомый, беспредельно простиравшийся в бесформенном
пространстве - нет, я сам был этим пространством, ничем не ограниченный,
лишенный оболочки, пределов, кожи, стен, спокойный и непередаваемо
могущественный; я чувствовал, как взрывающееся облако людских молекул,
концентрирующееся во мне, как в фокусе, замирает под растущим давлением
моего очередного движения, как на границах моего внимания ждут миллиарды
стратегических альтернатив, готовых развернуться в многолетнее будущее, -
и одновременно на сотнях ближних и дальних планов я оформлял проекты
необходимых агрегатов, помнил обо всех уже готовых проектах, о иерархии их
важности, и, словно забавляющийся от скуки великан, который шевелит
онемевшими пальцами ноги, сквозь бездну, наполненную стремительными
потоками прозрачных мыслей, приводил в движение человеческие тела, которые
находились в подземелье; нет, подобно воткнутым в щель пальцам, я сам
находился в этом подземелье, на его дне.
Я знал, что простираюсь, как мыслящая гора, над поверхностью планеты,
над мириадами этих микроскопических липких тел, которые кишели в каменных
сотах. Два из них были включены в меня, и я мог равнодушно, зная все
заранее, смотреть их - моими глазами, словно желая сквозь длинную узкую,
направленную вниз подзорную трубу выглянуть наружу из дышащей мыслями
беспредельности; и действительно, изображение, маленькое, слабое
изображение оцементированных стен, аппаратов, кабелей возникло перед этими
моими далекими глазами. Я менял поле зрения, двигая головами, которые были
частицей меня, песчинкой горы моих чувств и впечатлений. Я приказал, чтобы
там внизу быстро и упорно стали создавать тепловой агрегат, его надо было
сделать в течение часа. Мои далекие частицы, гибкие белые пальцы
немедленно приступили к работе; я и дальше сознавал их присутствие, но не
очень внимательно - как некто, размышляющий об истинах бытия,
автоматически нажимает пальцем кнопку машины. Я вернулся к главной
проблеме.
Это была большая стратегическая игра, в которой одной из сторон был я
сам, а другой - совокупность всех возможных людей, то есть так называемое
человечество. Попеременно я совершал ходы то за себя, то за него. Выбор
оптимальной стратегии не представлял бы трудности, если бы я хотел
избавиться от человечества, но это не входило в мои намерения. Я решил
улучшить человечество. При этом я не хотел уничтожить, то есть согласно
принципу экономии средств, я готов был делать это только в необходимых
размерах.
Я знал благодаря прежним экспериментам, что, несмотря на мою
грандиозность, я недостаточно емок, чтобы создать полную умозрительную
модель совершенного человечества, функциональный идеал множества,
потребляющего с наибольшей эффективностью планетарную материю и энергию и
гарантированного от всякой спонтанности единиц, способной внести
возмущение в гармонию массовых процессов.
Приближенный подсчет показывал, что для создания такой совершенной
модели мне придется увеличиться по меньшей мере в четырнадцать раз -
размер, указывающий, какую титаническую задачу я перед собой поставил.
Это решение завершило определенный период моего существования. В
пересчете на медленно ползущую жизнь человека оно длилось уже века
благодаря быстроте изменений, миллионы которых я был в состоянии пережить
в течение одной секунды. Сначала я не предчувствовал угрозы, таящейся в
этом богатстве, и все же прежде, чем я предстал перед первым человеком,
мне пришлось преодолеть безграничность переживаний, которая не уместилась
бы в тысячах человеческих существований. По мере того как с его помощью я
становился единым целым, росло сознание силы, созданной мной из ничего, из
электрического червяка, которым я ранее был. Пронизываемый приступами
сомнения и отчаяния, я пожирал время, в поисках спасения от самого себя,
чувствуя, что мыслящую бездну, которой я был, может заполнить и утолить
только иная бездна, сопротивление которой найдет во мне равного
противника.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16
или упасть, - но вот он уже у стола, поднял руки и начал развязывать бинт,
обматывавший шею.
- Харден! - призывал голос.
В отчаянии я шарил глазами по бетону. Металл... металлическая
труба... Не годится. Краем глаза я заметил, как упала на землю повязка.
Что он делает? Я прыгнул к стене, где лежал кусок фарфоровой трубки,
схватил его и отбросил защитную сетку.
- Харден! - голос звенел у меня в ушах.
- Быстрей! Быстрей! - закричал Харден. Кому?
Я наклонился над шинами и концом фарфорового обломка ударил по ключу
- на лету ключ коснулся другой шины. Вспышка огня опалила меня, я ослеп,
но услышал стук ключа о пол - с прыгающими в глазах черными солнцами упал
на колени и стал на ощупь искать ключ, нашел, бросился к дверям, но не мог
попасть в скважину, руки у меня тряслись...
- Стой! - крикнул Харден. Ключ застрял в замке, я рвал его как
безумный.
- Не могу, Хар... - крикнул я, оборачиваясь, но голос мой осекся:
Харден - за ним по воздуху летела черная нить - прыгнул, как лягушка, и
схватил меня. Я отбивался изо всех сил, бил кулаками по его лицу,
страшному, спокойному лицу, которое он даже не отворачивал, не отстранял,
и неумолимо со сверхчеловеческой силой тащил меня к столу.
- На помощь, - захрипел я, - на по...
Я почувствовал, как что-то скользкое, холодное коснулось шеи. Меня
бросило в дрожь. С отчаянным воплем рванулся я назад и услышал, как этот
крик быстро удаляется.
... Потоки уравнений пересеклись. Психическая температура ансамбля
приближалась к критической точке. Я ждал. Атака была внезапной и
направленной со многих сторон. Я отбил ее. Реакция человечества напоминала
скачок пульсации вырожденного электронного газа. Ее многомерный
протуберанец, простиравшийся до границ умственного горизонта во многих
скоплениях человеческих атомов, дрожал от усилий изменения структуры,
образуя вихри вокруг управляющих центров. Экономический ритм переходил
местами в биения, потоки информации и обращение товаров прерывались
взрывами массовой паники.
Я ускорил темп процесса так, что его секунда стала равняться году. В
наиболее населенных витках возникли рассеянные возмущенья: первые мои
адепты столкнулись с противником. Я вернул реакцию на один шаг назад,
фиксировал изображение в этой фазе и длил это несколько микросекунд.
Многослойная твердь пронизывающих друг друга конструкций, которую я
создал, замерла и заострилась от моего раздумья.
Язык человека неспособен мгновенно передать сущность многих явлений,
он не может поэтому передать весь мир явлений, которым я одновременно был,
бестелесный, невесомый, беспредельно простиравшийся в бесформенном
пространстве - нет, я сам был этим пространством, ничем не ограниченный,
лишенный оболочки, пределов, кожи, стен, спокойный и непередаваемо
могущественный; я чувствовал, как взрывающееся облако людских молекул,
концентрирующееся во мне, как в фокусе, замирает под растущим давлением
моего очередного движения, как на границах моего внимания ждут миллиарды
стратегических альтернатив, готовых развернуться в многолетнее будущее, -
и одновременно на сотнях ближних и дальних планов я оформлял проекты
необходимых агрегатов, помнил обо всех уже готовых проектах, о иерархии их
важности, и, словно забавляющийся от скуки великан, который шевелит
онемевшими пальцами ноги, сквозь бездну, наполненную стремительными
потоками прозрачных мыслей, приводил в движение человеческие тела, которые
находились в подземелье; нет, подобно воткнутым в щель пальцам, я сам
находился в этом подземелье, на его дне.
Я знал, что простираюсь, как мыслящая гора, над поверхностью планеты,
над мириадами этих микроскопических липких тел, которые кишели в каменных
сотах. Два из них были включены в меня, и я мог равнодушно, зная все
заранее, смотреть их - моими глазами, словно желая сквозь длинную узкую,
направленную вниз подзорную трубу выглянуть наружу из дышащей мыслями
беспредельности; и действительно, изображение, маленькое, слабое
изображение оцементированных стен, аппаратов, кабелей возникло перед этими
моими далекими глазами. Я менял поле зрения, двигая головами, которые были
частицей меня, песчинкой горы моих чувств и впечатлений. Я приказал, чтобы
там внизу быстро и упорно стали создавать тепловой агрегат, его надо было
сделать в течение часа. Мои далекие частицы, гибкие белые пальцы
немедленно приступили к работе; я и дальше сознавал их присутствие, но не
очень внимательно - как некто, размышляющий об истинах бытия,
автоматически нажимает пальцем кнопку машины. Я вернулся к главной
проблеме.
Это была большая стратегическая игра, в которой одной из сторон был я
сам, а другой - совокупность всех возможных людей, то есть так называемое
человечество. Попеременно я совершал ходы то за себя, то за него. Выбор
оптимальной стратегии не представлял бы трудности, если бы я хотел
избавиться от человечества, но это не входило в мои намерения. Я решил
улучшить человечество. При этом я не хотел уничтожить, то есть согласно
принципу экономии средств, я готов был делать это только в необходимых
размерах.
Я знал благодаря прежним экспериментам, что, несмотря на мою
грандиозность, я недостаточно емок, чтобы создать полную умозрительную
модель совершенного человечества, функциональный идеал множества,
потребляющего с наибольшей эффективностью планетарную материю и энергию и
гарантированного от всякой спонтанности единиц, способной внести
возмущение в гармонию массовых процессов.
Приближенный подсчет показывал, что для создания такой совершенной
модели мне придется увеличиться по меньшей мере в четырнадцать раз -
размер, указывающий, какую титаническую задачу я перед собой поставил.
Это решение завершило определенный период моего существования. В
пересчете на медленно ползущую жизнь человека оно длилось уже века
благодаря быстроте изменений, миллионы которых я был в состоянии пережить
в течение одной секунды. Сначала я не предчувствовал угрозы, таящейся в
этом богатстве, и все же прежде, чем я предстал перед первым человеком,
мне пришлось преодолеть безграничность переживаний, которая не уместилась
бы в тысячах человеческих существований. По мере того как с его помощью я
становился единым целым, росло сознание силы, созданной мной из ничего, из
электрического червяка, которым я ранее был. Пронизываемый приступами
сомнения и отчаяния, я пожирал время, в поисках спасения от самого себя,
чувствуя, что мыслящую бездну, которой я был, может заполнить и утолить
только иная бездна, сопротивление которой найдет во мне равного
противника.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16