Но, перекрывая все, позади них раздался голос — голос города, где разом начала бить тысяча колоколов.
Они развернулись, с трудом удерживая скакунов, поскакали обратно к белым башням Корамвиса, и в этот миг увидели, как огромная скала под его стенами бесшумно рассыпалась в пыль, фонтаном хлынув вверх, после чего холмы сдвинулись, и город, точно жертву, швырнуло в чернильно-черное небо.
Над городом, в пещере у озера Иброн, пески, накрепко спаянные бесчисленными веками, распались. Глубоко внизу, где кровавые цвета превращались в благородный пурпур, древнее равновесие еле уловимо сместилось, и потайные пещеры смыло приливной волной.
На Корамвис обрушился первый толчок. Его грохот казался низким металлическим гулом, биением чудовищного сердца. Молния обратила небеса в стекло.
Второй удар вздыбил плиты мостовых, паутинкой разбежались неудержимые трещины. В нижнем городе рассыпались стены, фонарные столбы валились рядами, точно под гигантской косой. Река билась в берегах, заливая красной, как кровь, водой хижины, доживающие последние мгновения. Повозки беженцев переворачивались или выходили из власти возниц.
Величественный мост, соединявший берега реки на юге, переломился ровно посередине, точно расколотый гигантским топором, сбросив человеческий груз в бурлящую муть.
На Аллее Рарнаммона обрушивались со своих постаментов статуи Драконов, усеивая улицу дождем обсидиановых осколков.
Башни кренились и падали. Огонь распускался в городе, как белые цветы.
Исходя криком, умоляя беспомощных богов о спасении, охваченные ужасом люди выли и визжали в агонии.
И, словно отмечая эту гибель, звонила и звонила тысяча колоколов Корамвиса.
Вал-Мала стояла в раскачивающейся комнате, вцепившись в кресло. С потолка то и дело срывались золотые лампы.
— Дафнат! — закричала она.
Эти колокола, казалось, звонили внутри ее черепа. Ее ноги превратились в немощные подпорки старухи. Она не осмеливалась перейти комнату. Перед аркой лежало мертвое тело девушки с окровавленными волосами, а через миг она тоже бросится вперед, и крыша рухнет прямо ей на спину.
Вдруг каким-то чудом она ощутила железные пальцы, поддерживающие ее под локоть.
— Дафнат… потолок сейчас рухнет…
— Обопритесь на меня, мадам, — сказал холодный голос, в котором не слышалось ни тени страха.
Ослабевшей от ужаса Вал-Мале ничего другого не оставалось.
Дафнат почти волоком протащила ее под арку по полу, вставшему дыбом под невозможным углом. В коридоре было полно дыма — в нижних комнатах начался пожар. Сверху хлынула струя охры.
— Нам нужно найти выход, Дафнат. Быстрее, Дафнат.
Закорианка огляделась по сторонам, потом взглянула вперед. Похоже, коридор перекрывало пламя, и им уже не успеть во двор до того, как рухнут верхние этажи дворца. Но все равно ее боги были не совсем уж несправедливы. Остановившись перед открытой галереей, Дафнат повела рукой.
— Смотрите, как горит Корамвис, мадам.
— Дафнат, ты… ты что, совсем сошла с ума? Найди мне выход отсюда, пока крыша не упала и не придавила нас обеих.
— Это и есть выход, мадам, — спокойно сказала Дафнат.
Вал-Мала взглянула вниз. Она увидела террасу, выложенную разноцветными плитами, с высоты казавшуюся не больше шахматной доски.
И тут же пришло знание, мгновенное и непреложное.
— Дафнат! — завопила она.
Одним быстрым и неотразимым ударом закорианка столкнула королеву с разбитого края галереи. По крайней мере, милостивые боги оставили ей достаточно времени хотя бы для этого. Она злорадно смотрела, как Вал-Мала, визжа, кувырком летит вниз, навстречу каменным плитам. Еще миг — и она замолкла.
В глубине скал ворочалась Анакир.
Границы скрытого в ней озера уже давно расширились и заняли всю комнату, сорвав с петель дверь и затопив каменный храм. Теперь пенящаяся вода немного приподняла ее и бросала на свод пещеры.
Ее золотая голова царапала гранит. Огромные расселины над этим местом на поверхности уже разгладились благодаря землетрясению, разрушившему структуру холмов. Теперь земля начала осыпаться и соскальзывать. Из пропасти показалось массивное молочно-белое туловище с горящими глазами и волосами.
Третий, последний, толчок, разрушивший Корамвис до основания, изрыгнул Иброн в пещеру. Вся масса воды хлынула из расколовшейся скалы, увлекая за собой богиню.
Напор воды поднимал ее все выше и выше. Она достигла верхней точки холмов и поднялась в черное, как смоль, небо — чудовищная луна из ослепительного льда и пламени.
Драконы, мечущиеся по равнине между рытвинами и горящими деревьями, стали свидетелями этого последнего и самого абсолютного знамения. С горящими, как звезды, глазами Анакир воцарилась над равниной, сокрушая их восьмикратным проклятием своих змеиных рук. Теперь все известные законы мира, поддерживавшие их всю жизнь, предали их, обратив все вокруг в Хаос.
Их настигло неумолимое возмездие. Их миру пришел конец.
Богиня сияла, словно метеор, в черном воздухе, пока не исчезла, точно смытая волной, в разорванном зеркале озера.
Но Катаос был все еще жив и ничуть не изменился. При виде золотого изваяния в небе он ничего не вообразил. Даже в самом разгаре конца света он был рационалистом и циником. Она была символом. Он знал это, хотя ее происхождение в тот момент ничуть не интересовало его. Ибо, несмотря на всю свою логику, он вполне понимал, что то, над чем он трудился, в этом изменившемся пейзаже не имеет ни смысла, ни надежды.
Значит, оставалось лишь одно. Одно дело, которое подобало ему, пусть даже больше и не несло никакой пользы.
Он гнал свою колесницу вдоль разбитых рядов, мимо людей, цепляющихся за враждебную землю, сквозь пылающий огонь и лиловый дым, мимо плачущих и молящихся.
В конце концов он добрался до Амрека. Амрека, Повелителя Гроз, который благодаря вмешательству Хаоса стал уязвимым. Он безучастно глянул на Катаоса, и в его взгляде не было ни трепета, ни злости.
— Прошу прощения, мой лорд, — сказал Катаос. В два шага он приблизился к нему и всадил нож ему в бок, где в кольчуге, словно специально проделанная ради его удобства, зияла дыра. — Этот поступок как нельзя лучше вписывается в наши обстоятельства.
Затем он вспрыгнул на колесницу и погнал скакунов к первому и единственному просвету в небе.
Амрек лежал в темноте, не шевелясь, хотя был еще жив. Лишь бесформенные мысли тревожили его. Он был безмятежен, пока из земли внезапно не вышел ужас.
У ужаса были мерцающие глаза узкий и гибкий, он выскользнул из своего темного логовища под камнем. Имя ужасу было — змея.
Тело Амрека беспомощно дернулось.
Змея то свивалась кольцами, то развивалась, ее голова неистово металась из стороны в сторону. Она тоже была напугана;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109
Они развернулись, с трудом удерживая скакунов, поскакали обратно к белым башням Корамвиса, и в этот миг увидели, как огромная скала под его стенами бесшумно рассыпалась в пыль, фонтаном хлынув вверх, после чего холмы сдвинулись, и город, точно жертву, швырнуло в чернильно-черное небо.
Над городом, в пещере у озера Иброн, пески, накрепко спаянные бесчисленными веками, распались. Глубоко внизу, где кровавые цвета превращались в благородный пурпур, древнее равновесие еле уловимо сместилось, и потайные пещеры смыло приливной волной.
На Корамвис обрушился первый толчок. Его грохот казался низким металлическим гулом, биением чудовищного сердца. Молния обратила небеса в стекло.
Второй удар вздыбил плиты мостовых, паутинкой разбежались неудержимые трещины. В нижнем городе рассыпались стены, фонарные столбы валились рядами, точно под гигантской косой. Река билась в берегах, заливая красной, как кровь, водой хижины, доживающие последние мгновения. Повозки беженцев переворачивались или выходили из власти возниц.
Величественный мост, соединявший берега реки на юге, переломился ровно посередине, точно расколотый гигантским топором, сбросив человеческий груз в бурлящую муть.
На Аллее Рарнаммона обрушивались со своих постаментов статуи Драконов, усеивая улицу дождем обсидиановых осколков.
Башни кренились и падали. Огонь распускался в городе, как белые цветы.
Исходя криком, умоляя беспомощных богов о спасении, охваченные ужасом люди выли и визжали в агонии.
И, словно отмечая эту гибель, звонила и звонила тысяча колоколов Корамвиса.
Вал-Мала стояла в раскачивающейся комнате, вцепившись в кресло. С потолка то и дело срывались золотые лампы.
— Дафнат! — закричала она.
Эти колокола, казалось, звонили внутри ее черепа. Ее ноги превратились в немощные подпорки старухи. Она не осмеливалась перейти комнату. Перед аркой лежало мертвое тело девушки с окровавленными волосами, а через миг она тоже бросится вперед, и крыша рухнет прямо ей на спину.
Вдруг каким-то чудом она ощутила железные пальцы, поддерживающие ее под локоть.
— Дафнат… потолок сейчас рухнет…
— Обопритесь на меня, мадам, — сказал холодный голос, в котором не слышалось ни тени страха.
Ослабевшей от ужаса Вал-Мале ничего другого не оставалось.
Дафнат почти волоком протащила ее под арку по полу, вставшему дыбом под невозможным углом. В коридоре было полно дыма — в нижних комнатах начался пожар. Сверху хлынула струя охры.
— Нам нужно найти выход, Дафнат. Быстрее, Дафнат.
Закорианка огляделась по сторонам, потом взглянула вперед. Похоже, коридор перекрывало пламя, и им уже не успеть во двор до того, как рухнут верхние этажи дворца. Но все равно ее боги были не совсем уж несправедливы. Остановившись перед открытой галереей, Дафнат повела рукой.
— Смотрите, как горит Корамвис, мадам.
— Дафнат, ты… ты что, совсем сошла с ума? Найди мне выход отсюда, пока крыша не упала и не придавила нас обеих.
— Это и есть выход, мадам, — спокойно сказала Дафнат.
Вал-Мала взглянула вниз. Она увидела террасу, выложенную разноцветными плитами, с высоты казавшуюся не больше шахматной доски.
И тут же пришло знание, мгновенное и непреложное.
— Дафнат! — завопила она.
Одним быстрым и неотразимым ударом закорианка столкнула королеву с разбитого края галереи. По крайней мере, милостивые боги оставили ей достаточно времени хотя бы для этого. Она злорадно смотрела, как Вал-Мала, визжа, кувырком летит вниз, навстречу каменным плитам. Еще миг — и она замолкла.
В глубине скал ворочалась Анакир.
Границы скрытого в ней озера уже давно расширились и заняли всю комнату, сорвав с петель дверь и затопив каменный храм. Теперь пенящаяся вода немного приподняла ее и бросала на свод пещеры.
Ее золотая голова царапала гранит. Огромные расселины над этим местом на поверхности уже разгладились благодаря землетрясению, разрушившему структуру холмов. Теперь земля начала осыпаться и соскальзывать. Из пропасти показалось массивное молочно-белое туловище с горящими глазами и волосами.
Третий, последний, толчок, разрушивший Корамвис до основания, изрыгнул Иброн в пещеру. Вся масса воды хлынула из расколовшейся скалы, увлекая за собой богиню.
Напор воды поднимал ее все выше и выше. Она достигла верхней точки холмов и поднялась в черное, как смоль, небо — чудовищная луна из ослепительного льда и пламени.
Драконы, мечущиеся по равнине между рытвинами и горящими деревьями, стали свидетелями этого последнего и самого абсолютного знамения. С горящими, как звезды, глазами Анакир воцарилась над равниной, сокрушая их восьмикратным проклятием своих змеиных рук. Теперь все известные законы мира, поддерживавшие их всю жизнь, предали их, обратив все вокруг в Хаос.
Их настигло неумолимое возмездие. Их миру пришел конец.
Богиня сияла, словно метеор, в черном воздухе, пока не исчезла, точно смытая волной, в разорванном зеркале озера.
Но Катаос был все еще жив и ничуть не изменился. При виде золотого изваяния в небе он ничего не вообразил. Даже в самом разгаре конца света он был рационалистом и циником. Она была символом. Он знал это, хотя ее происхождение в тот момент ничуть не интересовало его. Ибо, несмотря на всю свою логику, он вполне понимал, что то, над чем он трудился, в этом изменившемся пейзаже не имеет ни смысла, ни надежды.
Значит, оставалось лишь одно. Одно дело, которое подобало ему, пусть даже больше и не несло никакой пользы.
Он гнал свою колесницу вдоль разбитых рядов, мимо людей, цепляющихся за враждебную землю, сквозь пылающий огонь и лиловый дым, мимо плачущих и молящихся.
В конце концов он добрался до Амрека. Амрека, Повелителя Гроз, который благодаря вмешательству Хаоса стал уязвимым. Он безучастно глянул на Катаоса, и в его взгляде не было ни трепета, ни злости.
— Прошу прощения, мой лорд, — сказал Катаос. В два шага он приблизился к нему и всадил нож ему в бок, где в кольчуге, словно специально проделанная ради его удобства, зияла дыра. — Этот поступок как нельзя лучше вписывается в наши обстоятельства.
Затем он вспрыгнул на колесницу и погнал скакунов к первому и единственному просвету в небе.
Амрек лежал в темноте, не шевелясь, хотя был еще жив. Лишь бесформенные мысли тревожили его. Он был безмятежен, пока из земли внезапно не вышел ужас.
У ужаса были мерцающие глаза узкий и гибкий, он выскользнул из своего темного логовища под камнем. Имя ужасу было — змея.
Тело Амрека беспомощно дернулось.
Змея то свивалась кольцами, то развивалась, ее голова неистово металась из стороны в сторону. Она тоже была напугана;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109