Чтобы не книжки умные читал и рассуждал по-французски о высоких материях, а грубым голосом гонял всех домашних, немилосердно курил в комнатах, стряхивая пепел на ковры, распекал жену и детей. Словом, такого же супруга, как сам Боровицкий, чтобы ей, Полине Карповне, тоже не обидно было жить на свете. Однако Желтовская уклонялась от выгодных брачных предложений, храня верность незабвенному супругу. Александра Матвеевна не только помнила мужа, но и единственного своего сына Сережу воспитывала в духе либерального просветительства, без конца ставя в пример покойного родителя, его высокие идеи и благородный характер. Сережа вырос с именем отца на устах. Он почти не помнил его, но благодаря рассказам матери, казалось, почти не ощущал потери.
Послышались голоса. На веранде показался высокий плотный молодой человек с ярким румянцем на загорелом лице – сын хозяев. Следом Зина, Сережа. Последней вышла к столу гувернантка. Желтовская невольно дольше обычного вглядывалась в лицо девушки. Как иногда щедр Создатель! Какая дивная, неотразимая красота. В ней явно чувствовалась нега Востока. А какая фигура, тонкая талия, гибкая спина, высокая грудь. Просто виноградная лоза! Розалия. Воистину роза, прекрасный цветок!
Расселись. Обед был сервирован на просторной веранде. Ветер колыхал кружевные занавески на распахнутых окнах и края вышитой скатерти. Лучи солнца украдкой скользили по хрустальным бокалам, кувшинам со смородиновым морсом. В тарелках уже искрилась ботвинья с кубиками льда, манили хрустящие огурчики, упоительно пахло телячьими отбивными.
Розалия Марковна, вышедшая к столу следом за своей воспитанницей, скромно и с достоинством поздоровалась и тихонько села у края стола. Она в беседу не вступала, но чувствовала, что разговор шел о ней. Обед шел своим чередом, близился десерт. Посередине стола уже красовался воздушный пирог, яблоки и клубника. Полина Карповна, раздраженная предшествовавшим разговором, невольно желала хоть как-нибудь уязвить гувернантку.
– Помнится мне, Розалия Марковна, что вы как-то упомянули, будто родители отца вашего не принадлежали к православной вере? – Боровицкая положила в рот клубничину.
– Да, сударыня. Предки моих родителей происходили из древнего народа, живущего в Крыму. Караимы называются.
– Что это за караимы такие? – фыркнул Ефрем Нестерович. – Татары, что ли, мусульмане или язычники?
– Татары действительно близки караимам по образу жизни, – мягко продолжала Розалия Марковна, словно не чувствуя недоброжелательного тона хозяев – она уже привыкла к подобной манере беседы в этом доме. – Только вера их скорей ближе к православию. Они почитают Иисуса Христа, но считают его не сыном Божьим, а Пророком, как и мусульмане своего Магомета. К тому же они не признают Святой Троицы и Святого Духа.
– Да как можно терпеть такое святотатство! Какое же тут православие! Точно иудеи! – недовольно вскричала Боровицкая и отодвинула тарелочку с ягодами.
– Нет, сударыня. Смею заметить, что иудейская вера тоже далека от веры караимской. Караимы не признают никаких постановлений духовенства, не чтут Талмуда, подобно иудеям. Они почитают только Библию, Ветхий Завет.
– И как можно терпеть столько иноверцев! Ваш папенька правильно поступил, что сделался православным христианином! – продолжала Полина Карповна.
Розалия Марковна старалась говорить спокойно и бесстрастно. Хотя наблюдательный человек давно заметил бы, что её грудь стала подниматься чаще, что щеки стали яркими. Она все сильней сжимала губы, не позволяя себе резкого тона или раздражения.
– Да, обстоятельства жизни моего покойного отца сложились таким образом, что он принял православную веру. И меня крестил батюшка. Однако посмею заметить, что вероисповедание человека вовсе не означает, что он лучше или хуже других.
– Вот тебе раз! – громко стукнул вилкой по столу Ефрем Нестерович. – Да кто же, кроме русского и православного человека, к геройству способен? К защите Отечества своего?
– Отец рассказывал мне, что среди доблестных защитников Севастополя во время Крымской кампании было много караимов, они же потом и на Балканах воевали. К тому же государи наши, Екатерина Великая, Николай Первый, Александр Первый, нынешний Государь, все покровительствовали караимам, даровали им многие права, как и православным.
– Господа! – вмешался в разговор Сергей. – Мне кажется, господа, что в данном случае мы все должны подивиться тем знаниям, которые имеет госпожа Киреева. Просто восхитительно, что такая молодая особа имеет такие глубокие познания в подобных сложных материях!
– Я полагаю, что ни к чему девице рассуждать о вере, как впрочем, и обо всем ином. Надеюсь, сударыня, на уроках с моей дочерью вы не позволяете себе подобных вольных высказываний? Надеюсь, вы не прививаете девочке любви к досужим рассуждениям и заумствованиям? Эдак она у меня станет синим чулком и проспит всех женихов!
– Папа! – обиделась Зина.
– Ефрем Нестерович! – с улыбкой и некоторой долей язвительности заметила Желтовская. – Госпожу Кирееву трудно сравнить с синим чулком!
– А вам, любезная кузина, подобные разговоры – сущий мед! Жаль только, что у вас нет юной девицы, нуждающейся в воспитании, и вам не приходится искать гувернантку! – отрезал Боровицкий.
– Сударь! – тихо и с некоторым нажимом произнесла Розалия Марковна. – До последнего дня ни у вас, ни у Полины Карповны не возникало претензий на мой счет. Смею вас уверить, что я глубоко чту то доверие, которое оказывают мне в этом доме, поручив воспитывать молодую особу. До сего дня я неукоснительно выполняла все ваши пожелания и требования. И, как мне кажется, достигла некоторых успехов. Если вам не угодно видеть меня в вашем доме по причине моей образованности, скажите мне, и я тотчас же оставлю место!
– Ну вот! Вот еще! – Полина Карповна бросила салфетку на стол. Весь её вид говорил, мол, дожили, гувернантка смеет возвышать голос!
– Я совсем не хотел вас обидеть, – в сердцах ответил хозяин дома. – Мы вами довольны и покончим с этим.
Он уткнулся в тарелку. Повисло неловкое молчание. Желтовских принимали как родню и вовсе не стеснялись их. Поэтому иногда семейные ссоры, которые не были в этом доме редкостью, проходили на глазах зрителей.
Александра Матвеевна хотела по обыкновению сказать что-то еще вольнодумное и колкое. Но, открыв рот, она с изумлением увидела, что её сын Сережа украдкой бросил на гувернантку восхищенный и горячий взор. Анатолий же за весь обед не проронил ни слова.
Глава третья
Возвращались домой в двуколке. Желтовская правила сама. Лошадка резво бежала вперед, легкий ветерок приятно холодил разгоряченное лицо и развевал прозрачный шарф на плечах Александры Матвеевны.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55
Послышались голоса. На веранде показался высокий плотный молодой человек с ярким румянцем на загорелом лице – сын хозяев. Следом Зина, Сережа. Последней вышла к столу гувернантка. Желтовская невольно дольше обычного вглядывалась в лицо девушки. Как иногда щедр Создатель! Какая дивная, неотразимая красота. В ней явно чувствовалась нега Востока. А какая фигура, тонкая талия, гибкая спина, высокая грудь. Просто виноградная лоза! Розалия. Воистину роза, прекрасный цветок!
Расселись. Обед был сервирован на просторной веранде. Ветер колыхал кружевные занавески на распахнутых окнах и края вышитой скатерти. Лучи солнца украдкой скользили по хрустальным бокалам, кувшинам со смородиновым морсом. В тарелках уже искрилась ботвинья с кубиками льда, манили хрустящие огурчики, упоительно пахло телячьими отбивными.
Розалия Марковна, вышедшая к столу следом за своей воспитанницей, скромно и с достоинством поздоровалась и тихонько села у края стола. Она в беседу не вступала, но чувствовала, что разговор шел о ней. Обед шел своим чередом, близился десерт. Посередине стола уже красовался воздушный пирог, яблоки и клубника. Полина Карповна, раздраженная предшествовавшим разговором, невольно желала хоть как-нибудь уязвить гувернантку.
– Помнится мне, Розалия Марковна, что вы как-то упомянули, будто родители отца вашего не принадлежали к православной вере? – Боровицкая положила в рот клубничину.
– Да, сударыня. Предки моих родителей происходили из древнего народа, живущего в Крыму. Караимы называются.
– Что это за караимы такие? – фыркнул Ефрем Нестерович. – Татары, что ли, мусульмане или язычники?
– Татары действительно близки караимам по образу жизни, – мягко продолжала Розалия Марковна, словно не чувствуя недоброжелательного тона хозяев – она уже привыкла к подобной манере беседы в этом доме. – Только вера их скорей ближе к православию. Они почитают Иисуса Христа, но считают его не сыном Божьим, а Пророком, как и мусульмане своего Магомета. К тому же они не признают Святой Троицы и Святого Духа.
– Да как можно терпеть такое святотатство! Какое же тут православие! Точно иудеи! – недовольно вскричала Боровицкая и отодвинула тарелочку с ягодами.
– Нет, сударыня. Смею заметить, что иудейская вера тоже далека от веры караимской. Караимы не признают никаких постановлений духовенства, не чтут Талмуда, подобно иудеям. Они почитают только Библию, Ветхий Завет.
– И как можно терпеть столько иноверцев! Ваш папенька правильно поступил, что сделался православным христианином! – продолжала Полина Карповна.
Розалия Марковна старалась говорить спокойно и бесстрастно. Хотя наблюдательный человек давно заметил бы, что её грудь стала подниматься чаще, что щеки стали яркими. Она все сильней сжимала губы, не позволяя себе резкого тона или раздражения.
– Да, обстоятельства жизни моего покойного отца сложились таким образом, что он принял православную веру. И меня крестил батюшка. Однако посмею заметить, что вероисповедание человека вовсе не означает, что он лучше или хуже других.
– Вот тебе раз! – громко стукнул вилкой по столу Ефрем Нестерович. – Да кто же, кроме русского и православного человека, к геройству способен? К защите Отечества своего?
– Отец рассказывал мне, что среди доблестных защитников Севастополя во время Крымской кампании было много караимов, они же потом и на Балканах воевали. К тому же государи наши, Екатерина Великая, Николай Первый, Александр Первый, нынешний Государь, все покровительствовали караимам, даровали им многие права, как и православным.
– Господа! – вмешался в разговор Сергей. – Мне кажется, господа, что в данном случае мы все должны подивиться тем знаниям, которые имеет госпожа Киреева. Просто восхитительно, что такая молодая особа имеет такие глубокие познания в подобных сложных материях!
– Я полагаю, что ни к чему девице рассуждать о вере, как впрочем, и обо всем ином. Надеюсь, сударыня, на уроках с моей дочерью вы не позволяете себе подобных вольных высказываний? Надеюсь, вы не прививаете девочке любви к досужим рассуждениям и заумствованиям? Эдак она у меня станет синим чулком и проспит всех женихов!
– Папа! – обиделась Зина.
– Ефрем Нестерович! – с улыбкой и некоторой долей язвительности заметила Желтовская. – Госпожу Кирееву трудно сравнить с синим чулком!
– А вам, любезная кузина, подобные разговоры – сущий мед! Жаль только, что у вас нет юной девицы, нуждающейся в воспитании, и вам не приходится искать гувернантку! – отрезал Боровицкий.
– Сударь! – тихо и с некоторым нажимом произнесла Розалия Марковна. – До последнего дня ни у вас, ни у Полины Карповны не возникало претензий на мой счет. Смею вас уверить, что я глубоко чту то доверие, которое оказывают мне в этом доме, поручив воспитывать молодую особу. До сего дня я неукоснительно выполняла все ваши пожелания и требования. И, как мне кажется, достигла некоторых успехов. Если вам не угодно видеть меня в вашем доме по причине моей образованности, скажите мне, и я тотчас же оставлю место!
– Ну вот! Вот еще! – Полина Карповна бросила салфетку на стол. Весь её вид говорил, мол, дожили, гувернантка смеет возвышать голос!
– Я совсем не хотел вас обидеть, – в сердцах ответил хозяин дома. – Мы вами довольны и покончим с этим.
Он уткнулся в тарелку. Повисло неловкое молчание. Желтовских принимали как родню и вовсе не стеснялись их. Поэтому иногда семейные ссоры, которые не были в этом доме редкостью, проходили на глазах зрителей.
Александра Матвеевна хотела по обыкновению сказать что-то еще вольнодумное и колкое. Но, открыв рот, она с изумлением увидела, что её сын Сережа украдкой бросил на гувернантку восхищенный и горячий взор. Анатолий же за весь обед не проронил ни слова.
Глава третья
Возвращались домой в двуколке. Желтовская правила сама. Лошадка резво бежала вперед, легкий ветерок приятно холодил разгоряченное лицо и развевал прозрачный шарф на плечах Александры Матвеевны.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55