– Когда-нибудь ты это поймешь. Она пьет, чтобы забыться.
– Да, чтобы забыть про меня и про мой день рождения! – взвизгнула Джорджина, давясь слезами. – Она все время напивается, и от нее ужасно пахнет. Я ее ненавижу! Не хочу ее больше видеть!
Прошло десять месяцев, и мамы не стало. Все это время она пыталась скрыть от детей, что у нее рак, причем в запущенной стадии. Метастазы поразили многие ее органы, она испытывала мучительную боль, но держалась до последнего, лишь бы дети ничего не заподозрили.
Ей казалось, что детям будет легче перенести страшную потерю, если они перестанут ее любить. Так и произошло. К тому времени как их мать умерла, детям казалось, что они давно ее лишились.
До самого дня похорон Джорджина не ходила в школу, оставаясь дома. Почти все это время она проводила в комнате матери у трюмо. Перепробовала все духи, рассматривала косметику, примеряла драгоценности. Здесь она чувствовала себя ближе к маме, к прежней маме. Повсюду она ощущала родной запах. И еще там висела фотография, сделанная в день, когда родители обручились. Мама на ней выглядела самой прекрасной женщиной на свете, и Джорджина мечтала, что когда-нибудь станет такой же.
На похороны детей не пустили, отправив на несколько дней к тете. Когда же они вернулись домой, о покойнице там уже ничто не напоминало: фотографии, одежда, предметы личного обихода – все исчезло.
Несколько месяцев спустя, когда Джорджина проснулась среди ночи вся в слезах, на ее кровать присел отец.
– Я уже совсем забыла, как разговаривала мама, – пожаловалась она. – Забыла ее запах, не помню даже, как она выглядела.
На следующее утро, проснувшись, Джорджина увидела на своей тумбочке ту самую мамину фотографию, которую любила больше остальных, и наполовину использованный флакончик духов. Отец ни словом об этом не обмолвился.
Чувство вины не покидало Джорджину и ее брата еще долгие годы.
Почему умерла именно моя мама? Почему не бабушка? Или не я? Как она могла бросить меня на произвол судьбы? Знай я наперед, что случится, была бы с ней поласковее. Простит ли она меня когда-нибудь за те ужасные слова, что я ей наговорила?
Сама Джорджина простила маму давным-давно. Теперь же, сидя на лоджии со стаканом вина, она молила Бога, чтобы и мама ее простила.
Рано утром ее разбудил телефон. Звонил Майкл. Была суббота, шесть утра, и яркие солнечные лучи уже пробивались сквозь белые жалюзи на окне.
– Она украла у нас еще одну «бомбу»! – возвестил Майкл.
– Кто? – оторопев, спросила Джорджина, пытаясь стряхнуть с себя сон.
– Эта стерва Шэрон, кто же еще! – взбешенно проорал Майкл.
В течение нескольких недель их фоторепортеры караулили телезвезду, ведущую популярного шоу, пытаясь уличить ее в супружеской неверности, и наконец долгие ночные бдения принесли желанные плоды. Во время очередной командировки мужа телезвезды фоторепортер подстерег влюбленную парочку в пять утра. Любовник выходил из ее дома, а теледива, в одной ночной рубашке, едва прикрывавшей пупок, легкомысленно вышла на улицу, чтобы поцеловать дружка на прощание. Снимки получились грандиозные.
И вот только что, по словам Майкла, эти фотографии вкупе с разоблачительной статьей появились на первой полосе газеты Шэрон.
– Она за это поплатится, – процедила Джорджина, побелев от гнева.
У Келли было несколько жизненных принципов. Один из них звучал так: «Раздевайся наповал». Стоя перед высоченным, во всю стену, зеркалом, она любовалась собой.
Она прекрасно знала, что в новых туфлях на толстенных платформах будет возвышаться над Дугласом на целую голову, однако туфли эти придадут ее ногам особую прелесть, а именно женские ножки всегда были и оставались главной слабостью Дугласа. Черные чулки от Уолфорда и ручной выделки лиф подчеркивали изысканную эротичность ее наряда.
Невероятно, подумала Келли. Дуглас не заметил, как изменилась форма ее груди, пока не получил астрономический счет из нью-йоркской клиники, где Келли делали операцию. Как ни демонстрировала ему Келли обновленный бюст, Дуглас упорно не обращал на нее внимания. Черт бы его побрал!
В коротеньком черном платье от Диора, купленном в Париже неделю назад, Келли и впрямь выглядела сногсшибательно. Она обладала редким даром одеваться крайне вызывающе, почти на грани бесстыдства, но никогда ее не переходила. Водитель Дугласа уже позвонил ей снизу, готовый везти в «Савой».
«Этот засранец может и подождать, – подумала Келли. – Как, впрочем, и остальные. Сегодня я им всем нос утру. Пусть увидят, как должна выглядеть настоящая женщина. И Дуглас наконец поймет, чего может лишиться».
Она налила себе третью, и последнюю, двойную порцию джина, закурила, а потом свирепо лягнула одну из кошек, имевшую неосторожность потереться об ее лодыжку.
– Пошла прочь, дрянь!
Дуглас тем временем уже нервничал не на шутку. Все остальные давно восседали за длинным столом отдельного зала с видом на Темзу. Келли опаздывала на целый час. Господи, мысленно молился он, хоть бы она не готовила свой очередной царственный выход!
Сегодняшний вечер имел для него особое значение. Торжественный ужин был посвящен очередной ежегодной встрече «Большой семерки», группы могущественных и богатых людей, которые двенадцать лет назад помогли Дугласу захватить контроль над группой «Трибюн».
Дуглас восседал во главе стола, а Келли было отведено место напротив, в противоположном конце. Дуглас предпочитал в последнее время держаться от нее как можно дальше. Справа от Дугласа сидел Аарон Сеймур, глава знаменитого рекламного агентства «Маклейрдс», слева – сэр Филип Шарп, председатель совета директоров группы «Трибюн». Далее расположились сэр Роберт Биллинг, председатель правления банка «Модтерн», Эндрю Карсон, правая рука Дугласа и исполнительный директор группы «Трибюн», Гэвин Мейтсон, директор компании «Новая технология», и Стивен Рейнольдс, один из наиболее влиятельных и пробивных людей в Лондоне, к мнению которого прислушивались все – от президента банка до премьер-министра.
За порядком во время всей торжественной церемонии надзирал личный дворецкий Дугласа. Дальнейшее промедление грозило обернуться неприятностями. Дворецкий в очередной раз позвонил по мобильному телефону водителю Келли. Слава Богу, они уже подъезжали!
Как и желала миссис Холлоуэй, вход ее был обставлен по-королевски. Все не просто повернули головы, но вытянули шеи, чтобы получше ее рассмотреть. Келли эффектно продефилировала прямиком к Дугласу, низко склонилась к нему, чтобы все смогли полюбоваться ее новым бюстом, и страстно поцеловала в губы. Дуглас уловил аромат дорогих духов, смешанный с джином. Опасный признак.
Пока она шла к своему стулу, он достал салфетку и вытер губы с такой тщательностью, словно поцеловался с прокаженной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90
– Да, чтобы забыть про меня и про мой день рождения! – взвизгнула Джорджина, давясь слезами. – Она все время напивается, и от нее ужасно пахнет. Я ее ненавижу! Не хочу ее больше видеть!
Прошло десять месяцев, и мамы не стало. Все это время она пыталась скрыть от детей, что у нее рак, причем в запущенной стадии. Метастазы поразили многие ее органы, она испытывала мучительную боль, но держалась до последнего, лишь бы дети ничего не заподозрили.
Ей казалось, что детям будет легче перенести страшную потерю, если они перестанут ее любить. Так и произошло. К тому времени как их мать умерла, детям казалось, что они давно ее лишились.
До самого дня похорон Джорджина не ходила в школу, оставаясь дома. Почти все это время она проводила в комнате матери у трюмо. Перепробовала все духи, рассматривала косметику, примеряла драгоценности. Здесь она чувствовала себя ближе к маме, к прежней маме. Повсюду она ощущала родной запах. И еще там висела фотография, сделанная в день, когда родители обручились. Мама на ней выглядела самой прекрасной женщиной на свете, и Джорджина мечтала, что когда-нибудь станет такой же.
На похороны детей не пустили, отправив на несколько дней к тете. Когда же они вернулись домой, о покойнице там уже ничто не напоминало: фотографии, одежда, предметы личного обихода – все исчезло.
Несколько месяцев спустя, когда Джорджина проснулась среди ночи вся в слезах, на ее кровать присел отец.
– Я уже совсем забыла, как разговаривала мама, – пожаловалась она. – Забыла ее запах, не помню даже, как она выглядела.
На следующее утро, проснувшись, Джорджина увидела на своей тумбочке ту самую мамину фотографию, которую любила больше остальных, и наполовину использованный флакончик духов. Отец ни словом об этом не обмолвился.
Чувство вины не покидало Джорджину и ее брата еще долгие годы.
Почему умерла именно моя мама? Почему не бабушка? Или не я? Как она могла бросить меня на произвол судьбы? Знай я наперед, что случится, была бы с ней поласковее. Простит ли она меня когда-нибудь за те ужасные слова, что я ей наговорила?
Сама Джорджина простила маму давным-давно. Теперь же, сидя на лоджии со стаканом вина, она молила Бога, чтобы и мама ее простила.
Рано утром ее разбудил телефон. Звонил Майкл. Была суббота, шесть утра, и яркие солнечные лучи уже пробивались сквозь белые жалюзи на окне.
– Она украла у нас еще одну «бомбу»! – возвестил Майкл.
– Кто? – оторопев, спросила Джорджина, пытаясь стряхнуть с себя сон.
– Эта стерва Шэрон, кто же еще! – взбешенно проорал Майкл.
В течение нескольких недель их фоторепортеры караулили телезвезду, ведущую популярного шоу, пытаясь уличить ее в супружеской неверности, и наконец долгие ночные бдения принесли желанные плоды. Во время очередной командировки мужа телезвезды фоторепортер подстерег влюбленную парочку в пять утра. Любовник выходил из ее дома, а теледива, в одной ночной рубашке, едва прикрывавшей пупок, легкомысленно вышла на улицу, чтобы поцеловать дружка на прощание. Снимки получились грандиозные.
И вот только что, по словам Майкла, эти фотографии вкупе с разоблачительной статьей появились на первой полосе газеты Шэрон.
– Она за это поплатится, – процедила Джорджина, побелев от гнева.
У Келли было несколько жизненных принципов. Один из них звучал так: «Раздевайся наповал». Стоя перед высоченным, во всю стену, зеркалом, она любовалась собой.
Она прекрасно знала, что в новых туфлях на толстенных платформах будет возвышаться над Дугласом на целую голову, однако туфли эти придадут ее ногам особую прелесть, а именно женские ножки всегда были и оставались главной слабостью Дугласа. Черные чулки от Уолфорда и ручной выделки лиф подчеркивали изысканную эротичность ее наряда.
Невероятно, подумала Келли. Дуглас не заметил, как изменилась форма ее груди, пока не получил астрономический счет из нью-йоркской клиники, где Келли делали операцию. Как ни демонстрировала ему Келли обновленный бюст, Дуглас упорно не обращал на нее внимания. Черт бы его побрал!
В коротеньком черном платье от Диора, купленном в Париже неделю назад, Келли и впрямь выглядела сногсшибательно. Она обладала редким даром одеваться крайне вызывающе, почти на грани бесстыдства, но никогда ее не переходила. Водитель Дугласа уже позвонил ей снизу, готовый везти в «Савой».
«Этот засранец может и подождать, – подумала Келли. – Как, впрочем, и остальные. Сегодня я им всем нос утру. Пусть увидят, как должна выглядеть настоящая женщина. И Дуглас наконец поймет, чего может лишиться».
Она налила себе третью, и последнюю, двойную порцию джина, закурила, а потом свирепо лягнула одну из кошек, имевшую неосторожность потереться об ее лодыжку.
– Пошла прочь, дрянь!
Дуглас тем временем уже нервничал не на шутку. Все остальные давно восседали за длинным столом отдельного зала с видом на Темзу. Келли опаздывала на целый час. Господи, мысленно молился он, хоть бы она не готовила свой очередной царственный выход!
Сегодняшний вечер имел для него особое значение. Торжественный ужин был посвящен очередной ежегодной встрече «Большой семерки», группы могущественных и богатых людей, которые двенадцать лет назад помогли Дугласу захватить контроль над группой «Трибюн».
Дуглас восседал во главе стола, а Келли было отведено место напротив, в противоположном конце. Дуглас предпочитал в последнее время держаться от нее как можно дальше. Справа от Дугласа сидел Аарон Сеймур, глава знаменитого рекламного агентства «Маклейрдс», слева – сэр Филип Шарп, председатель совета директоров группы «Трибюн». Далее расположились сэр Роберт Биллинг, председатель правления банка «Модтерн», Эндрю Карсон, правая рука Дугласа и исполнительный директор группы «Трибюн», Гэвин Мейтсон, директор компании «Новая технология», и Стивен Рейнольдс, один из наиболее влиятельных и пробивных людей в Лондоне, к мнению которого прислушивались все – от президента банка до премьер-министра.
За порядком во время всей торжественной церемонии надзирал личный дворецкий Дугласа. Дальнейшее промедление грозило обернуться неприятностями. Дворецкий в очередной раз позвонил по мобильному телефону водителю Келли. Слава Богу, они уже подъезжали!
Как и желала миссис Холлоуэй, вход ее был обставлен по-королевски. Все не просто повернули головы, но вытянули шеи, чтобы получше ее рассмотреть. Келли эффектно продефилировала прямиком к Дугласу, низко склонилась к нему, чтобы все смогли полюбоваться ее новым бюстом, и страстно поцеловала в губы. Дуглас уловил аромат дорогих духов, смешанный с джином. Опасный признак.
Пока она шла к своему стулу, он достал салфетку и вытер губы с такой тщательностью, словно поцеловался с прокаженной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90