Но этот вариант был плох с точки зрения нашего потенциального сексуального продолжения. В итоге он принял соломоново решение дать мне выплакаться.
– Лей-лей слезки, детка. Не навечно же это безумие. А хочешь, я тебе ванну налью? Там каплей больше – каплей меньше – никакой разницы, – улыбнулся он.
– Ты серьезно? – поразилась я, противно и неприлично шмыгнув носом.
– Абсолютно. И свечи зажгу. Уж если сбрасывать стресс по всей науке, то в ванной и со свечами.
– И с тобой? – заинтересованно спросила я.
– Ну…я рядом постою, – схохмил Борис и пошел наливать мне успокоительную емкость. Я еще немного поныла, уже даже сама себе не веря, и стала цепенеть и наливаться жаром от подобных перспектив.
– Ну? Иди, рева-корова, – вернулся Борис с забавно-деловым лицом и байковым халатом в руках. – Труба зовет. Кто ж тебя довел до жизни такой?
– Сама не знаю, – пожала плечами я и быстренько скинула тряпки. Борис предусмотрительно отвернулся и подождал, пока я, все еще всхлипывая и подрагивая плечами, влезу в набитую до отказа пеной ванну.
– Ну вот и славненько, – облегченно вздохнул он и с обстоятельностью, достойной отца семейства, пододвинул табуретку к краю ванны. – А теперь рассказывай, какие у тебя к жизни претензии. По пунктам. А то ты так рыдаешь, словно потеряла в теракте всю семью.
– Типун тебе на язык, – ужаснулась я. – Никогда не верь рыдающей женщине. Степень ее горя будет обратно пропорциональна пережитому несчастью.
– Ну, тогда я за тебя спокоен, – распрямил плечи Борис. – Судя по этой безобразной истерике, ты просто неописуемо счастлива. Но все-таки расскажи, о чем ты обрывчато скулила?
– Неприлично говорить женщине, что она скулила, – решила изобразить обиду я. Двусмысленность ситуации стала меня даже несколько напрягать. Я лежала под слоем непроницаемой пены, зареванная и с размазанной по щекам тушью, а Борис сидел на табурете и наблюдал за мной, как любящая мать. И смотрел на меня все понимающими глазами.
– Ну, билась в конвульсиях, – перефразировал тот. – И потом, что во мне приличного?
– Ага! Был бы ты неприличный, ты вряд ли сидел бы там, – ляпнула я. Почему-то меня стало страшно раздражать его уважение к женщине. Но единственное, чего я добилась, так этого дикого истерического хохота.
– Все-таки, вы, дамы, премилые создания. Сначала трясетесь, что вдруг какие-то негодяи видят не вас, а только ваше тело. Но стоит повести себя с вами достойно, как вы тут же бьете тревогу и прямым текстом приглашаете нас к себе в пенную ванну.
– Я не имела этого в виду! – взвилась я, брызнув ему в лицо мыльной воды. – И ты прекрасно это понял.
– Я прекрасно понял, что ты имела в виду, – увернулся от брызг он. – Но не беспокойся, я и на этот раз останусь порядочным человеком. Не воспользуюсь твоими откровенными приглашениями.
– А почему? – чуть было не взмолилась я. Но вместо этого принялась рассказывать всю историю своей печальной первой любви, все свои претензии к Андрею и, как сказал Борис, к этой жизни. Господи, как же мне, оказывается, не хватало вот такого простого душевного разговора, в котором никто не говорит мне «какая же ты дура» и «такой дурой грех не пользоваться». Это именно то, что сказала мне Света, когда услышала рассказ о злоключениях с моей женатой мечтой поэта.
– Господи, откуда же у тебя столько терпения? – единственное, что сказал отрицательного Борис, глядя, как я плещусь в ванной. – Нормальный человек сбежал бы через полгода. Налить тебе чая?
– Прямо сюда? – рассмеялась я, чувствуя, как мне становится все легче и легче, а вся тоска вытекает из меня вместе с потоками слез, слов и воды.
– А почему нет? Горячий чай в ванной – это очень полезно, – с умным видом изрек Борис и приволок огромную, чуть ли не литровую чашку чая. То есть, даже не совсем чая.
– Что это? – спросила я, сунув нос в золотистый ароматный взвар.
– Шалфей с медом. Очень успокаивает. И очищает кровь. Тебе сейчас это в самый раз, – заботливо кивнул он. Я потянулась и зевнула.
– Ты совсем как мой папа. Тот тоже все время норовит споить что-нибудь дико полезное моему дряхлому организму.
– Я совсем не как твой папа, – сказал Борис и склонился надо мной. Его лицо стало вдруг так близко, что я чуть не забыла, как дышать. – Ты как, не боишься, что я тебя укушу?
– Не знаю, – приросла глазами к его губам я.
– Ну, давай проверим, – выдохнул он и провел ладонью по волосам. Затем прикоснулся губами к моим губам. Именно прикоснулся с таким задумчивым выражением гурмана. – Вроде не боишься. Значит, говоришь, нравлюсь я тебе?
– Очень, – согласилась я и попыталась еще раз подставить ему губы. Не тут-то было. Он поднялся и протянул мне полотенце.
– Не люблю мокрых женщин, – сообщил он мне и вышел из ванной, чтобы дать мне вытереться. В полном изумлении я завернулась обратно в байковый халат и прочапала в большую комнату. Его там не оказалось.
– Борис! – крикнула я.
– Сейчас будем ужинать, – ответил он, на секунду высунув голову из кухни. – Посиди там, посохни.
– Хорошо, – кивнула я и принялась расхаживать по его «приемной». Тут, как я и думала, оказалась супернавороченная стереосистема, которая, стоило в нее ткнуть пультом, запела что-то джазовое. Круглой кровати не оказалось, но стоял большой бежевый диван, на котором я так вкусно плакала. Паркет прикрывал ковер. В квартире стояла такая чистота, что я вдруг усомнилась, что тут не водится женщин. Впрочем, его собачка, которая все время терлась об меня, так явно демонстрировала ко мне интерес, что было понятно, что людей она видит нечасто.
– Ты как мясо ешь? Прожаренным или с кровью? – раздался вопрос из кухни.
– Я ем с рук! – отреагировала я. Из коридора раздался довольный смешок. Видимо, ответ понравился. А я вдруг неожиданно для себя схватила с полки пачку фотографий. Ну что такого, в самом деле? Я же не залезла в шкаф и не сломала сейф. Я просто взяла посмотреть лежащую на книгах пачку фотографий. Там, к моему прискорбию, наблюдался Борис, стоящий на пляже с какой-то довольно привлекательной, если судить по одежде и фигуре, женщиной. Лицо у нее было худощавым, блондинистым и каким-то резким, злым. У ног злой женщины и Бориса игрался в песочек киндер-сюрприз с кудрявой светлошатеновой головкой. Значит, он-таки женат! Вот я вляпалась. А еще в ванной купал. И вот почему он не набросился на меня, как бросаются все другие, имеющие те же интересы относительно моих прелестей. Терпение – удел мужчин с реализованной сексуальной жизнью, это я уже проходила. Сволочь!
– Что ты смотришь? – безоблачно поинтересовался Борис, зайдя в комнату прямо в дурацком (и, кстати, женском) переднике.
– Фотографии твоей жены. И ребенка, как я понимаю. Симпатичный! – вложив максимальное спокойствие и непринужденность, сказала я.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66
– Лей-лей слезки, детка. Не навечно же это безумие. А хочешь, я тебе ванну налью? Там каплей больше – каплей меньше – никакой разницы, – улыбнулся он.
– Ты серьезно? – поразилась я, противно и неприлично шмыгнув носом.
– Абсолютно. И свечи зажгу. Уж если сбрасывать стресс по всей науке, то в ванной и со свечами.
– И с тобой? – заинтересованно спросила я.
– Ну…я рядом постою, – схохмил Борис и пошел наливать мне успокоительную емкость. Я еще немного поныла, уже даже сама себе не веря, и стала цепенеть и наливаться жаром от подобных перспектив.
– Ну? Иди, рева-корова, – вернулся Борис с забавно-деловым лицом и байковым халатом в руках. – Труба зовет. Кто ж тебя довел до жизни такой?
– Сама не знаю, – пожала плечами я и быстренько скинула тряпки. Борис предусмотрительно отвернулся и подождал, пока я, все еще всхлипывая и подрагивая плечами, влезу в набитую до отказа пеной ванну.
– Ну вот и славненько, – облегченно вздохнул он и с обстоятельностью, достойной отца семейства, пододвинул табуретку к краю ванны. – А теперь рассказывай, какие у тебя к жизни претензии. По пунктам. А то ты так рыдаешь, словно потеряла в теракте всю семью.
– Типун тебе на язык, – ужаснулась я. – Никогда не верь рыдающей женщине. Степень ее горя будет обратно пропорциональна пережитому несчастью.
– Ну, тогда я за тебя спокоен, – распрямил плечи Борис. – Судя по этой безобразной истерике, ты просто неописуемо счастлива. Но все-таки расскажи, о чем ты обрывчато скулила?
– Неприлично говорить женщине, что она скулила, – решила изобразить обиду я. Двусмысленность ситуации стала меня даже несколько напрягать. Я лежала под слоем непроницаемой пены, зареванная и с размазанной по щекам тушью, а Борис сидел на табурете и наблюдал за мной, как любящая мать. И смотрел на меня все понимающими глазами.
– Ну, билась в конвульсиях, – перефразировал тот. – И потом, что во мне приличного?
– Ага! Был бы ты неприличный, ты вряд ли сидел бы там, – ляпнула я. Почему-то меня стало страшно раздражать его уважение к женщине. Но единственное, чего я добилась, так этого дикого истерического хохота.
– Все-таки, вы, дамы, премилые создания. Сначала трясетесь, что вдруг какие-то негодяи видят не вас, а только ваше тело. Но стоит повести себя с вами достойно, как вы тут же бьете тревогу и прямым текстом приглашаете нас к себе в пенную ванну.
– Я не имела этого в виду! – взвилась я, брызнув ему в лицо мыльной воды. – И ты прекрасно это понял.
– Я прекрасно понял, что ты имела в виду, – увернулся от брызг он. – Но не беспокойся, я и на этот раз останусь порядочным человеком. Не воспользуюсь твоими откровенными приглашениями.
– А почему? – чуть было не взмолилась я. Но вместо этого принялась рассказывать всю историю своей печальной первой любви, все свои претензии к Андрею и, как сказал Борис, к этой жизни. Господи, как же мне, оказывается, не хватало вот такого простого душевного разговора, в котором никто не говорит мне «какая же ты дура» и «такой дурой грех не пользоваться». Это именно то, что сказала мне Света, когда услышала рассказ о злоключениях с моей женатой мечтой поэта.
– Господи, откуда же у тебя столько терпения? – единственное, что сказал отрицательного Борис, глядя, как я плещусь в ванной. – Нормальный человек сбежал бы через полгода. Налить тебе чая?
– Прямо сюда? – рассмеялась я, чувствуя, как мне становится все легче и легче, а вся тоска вытекает из меня вместе с потоками слез, слов и воды.
– А почему нет? Горячий чай в ванной – это очень полезно, – с умным видом изрек Борис и приволок огромную, чуть ли не литровую чашку чая. То есть, даже не совсем чая.
– Что это? – спросила я, сунув нос в золотистый ароматный взвар.
– Шалфей с медом. Очень успокаивает. И очищает кровь. Тебе сейчас это в самый раз, – заботливо кивнул он. Я потянулась и зевнула.
– Ты совсем как мой папа. Тот тоже все время норовит споить что-нибудь дико полезное моему дряхлому организму.
– Я совсем не как твой папа, – сказал Борис и склонился надо мной. Его лицо стало вдруг так близко, что я чуть не забыла, как дышать. – Ты как, не боишься, что я тебя укушу?
– Не знаю, – приросла глазами к его губам я.
– Ну, давай проверим, – выдохнул он и провел ладонью по волосам. Затем прикоснулся губами к моим губам. Именно прикоснулся с таким задумчивым выражением гурмана. – Вроде не боишься. Значит, говоришь, нравлюсь я тебе?
– Очень, – согласилась я и попыталась еще раз подставить ему губы. Не тут-то было. Он поднялся и протянул мне полотенце.
– Не люблю мокрых женщин, – сообщил он мне и вышел из ванной, чтобы дать мне вытереться. В полном изумлении я завернулась обратно в байковый халат и прочапала в большую комнату. Его там не оказалось.
– Борис! – крикнула я.
– Сейчас будем ужинать, – ответил он, на секунду высунув голову из кухни. – Посиди там, посохни.
– Хорошо, – кивнула я и принялась расхаживать по его «приемной». Тут, как я и думала, оказалась супернавороченная стереосистема, которая, стоило в нее ткнуть пультом, запела что-то джазовое. Круглой кровати не оказалось, но стоял большой бежевый диван, на котором я так вкусно плакала. Паркет прикрывал ковер. В квартире стояла такая чистота, что я вдруг усомнилась, что тут не водится женщин. Впрочем, его собачка, которая все время терлась об меня, так явно демонстрировала ко мне интерес, что было понятно, что людей она видит нечасто.
– Ты как мясо ешь? Прожаренным или с кровью? – раздался вопрос из кухни.
– Я ем с рук! – отреагировала я. Из коридора раздался довольный смешок. Видимо, ответ понравился. А я вдруг неожиданно для себя схватила с полки пачку фотографий. Ну что такого, в самом деле? Я же не залезла в шкаф и не сломала сейф. Я просто взяла посмотреть лежащую на книгах пачку фотографий. Там, к моему прискорбию, наблюдался Борис, стоящий на пляже с какой-то довольно привлекательной, если судить по одежде и фигуре, женщиной. Лицо у нее было худощавым, блондинистым и каким-то резким, злым. У ног злой женщины и Бориса игрался в песочек киндер-сюрприз с кудрявой светлошатеновой головкой. Значит, он-таки женат! Вот я вляпалась. А еще в ванной купал. И вот почему он не набросился на меня, как бросаются все другие, имеющие те же интересы относительно моих прелестей. Терпение – удел мужчин с реализованной сексуальной жизнью, это я уже проходила. Сволочь!
– Что ты смотришь? – безоблачно поинтересовался Борис, зайдя в комнату прямо в дурацком (и, кстати, женском) переднике.
– Фотографии твоей жены. И ребенка, как я понимаю. Симпатичный! – вложив максимальное спокойствие и непринужденность, сказала я.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66