Им попалась опрокинутая повозка, потом другая — со сломанной осью, а подальше на откосе, ярдов на сто ниже, видна была яма, куда вместе с обвалившейся дорогой рухнула почтовая карета, пассажиры, лошади — все.
— Думаю, что зимой они здесь ездить не будут, — сказал Билл. — Эта дорога — смерть для лошадей и для людей. Нечего сказать, хорошо бы тут выглядели повозки с мрамором!
Устроиться в Кармеле было нетрудно. Железный Человек уже уехал в католический колледж, а «хибарка» оказалась очень удобным и уютно обставленным домиком в три комнаты. Холл дал Биллу работу на картофельном поле, — у него было три акра под картофелем, и он, к величайшему удовольствию всей компании, обрабатывал их самым необыкновенным образом. Он сажал картофель во всякое время года, и жители Кармела были уверены, что картофель, который не успевал сгнить в земле, делят между собою суслики и забредающие на его огород коровы. Холл взял у кого-то плуг, нанял упряжку лошадей, и Билл принялся за работу. Он обнес поле изгородью, а затем выкрасил гонтовую крышу своего домика. Холл влез к Биллу на конек крыши и снова предупредил, чтобы тот не касался его дров. Однажды утром он пришел и стал наблюдать, как Билл колет дрова для Саксон. Поэт ревниво следил за работой Билла и в конце концов не выдержал:
— Мне совершенно ясно, что вы не умеете взять в руки топор, — насмешливо заявил он. — Давайте я покажу вам.
Он проработал с час, непрерывно рассуждая об искусстве колки дров.
— Хватит! — наконец, воскликнул Билл, отбирая у Холла топор. — Мне теперь придется наколоть вам целый штабель, чтоб сосчитаться с вами!
Холл неохотно отдал ему топор.
— Смотрите не попадайтесь около моих дров, — пригрозил он. — Мои дрова неприкосновенны, зарубите это себе на носу.
С деньгами все обстояло благополучно, Саксон и Билл даже откладывали. За квартиру они не платили, простая пища стоила дешево, а Билл получал работы столько, сколько хотел. Все члены этой веселой компании словно сговорились не давать ему бездельничать. Работа была самая разная и случайная, но это было удобно, ибо давало возможность согласовывать свои свободные часы с Джимом Хэзардом: они ежедневно занимались боксом и долго плавали в море. Утром Хэзард писал, потом выходил в сосны и издавал призывный клич, а Билл тут же бросал любое дело и бежал на его зов. После купанья они принимали душ в доме у Хэзарда и массировали друг друга по всем правилам науки и, только покончив с этим, обедали. Во второй половине дня Хэзард возвращался к письменному столу, а Билл к работе на свежем воздухе. Частенько они отправлялись на прогулку в горы и делали несколько миль. Они постоянно тренировались. Хэзард, семь лет подряд занимавшийся футболом, отлично знал, какая участь ожидает спортсмена, сразу оборвавшего тренировку, и был вынужден продолжать ее. Она являлась для него не только необходимостью, он полюбил физические упражнения. Билл тоже любил их, ему было приятно чувствовать себя в форме.
Ранним утром, захватив ружье, он частенько уходил на охоту с Холлом, учившим его стрелять. Холл бродил с дробовиком по лесам, когда еще носил короткие штанишки, и его зоркая наблюдательность, а также близкое знакомство с жизнью природы являлись для Билла прямо-таки откровением. Места здесь были густо населены и крупные хищники в лесах не водились, но Билл усердно снабжал Саксон белками, перепелками, одичавшими кроликами, зайцами, бекасами и дикими утками. Они скоро научились жарить дикую утку по-калифорнийски, за шестнадцать минут в горячей печке. Билл, наконец, овладел искусством стрельбы из дробовика и винтовки и теперь горько жалел об упущенных за Суром горном льве и оленях; ко всем требованиям, которым должна была удовлетворять их будущая усадьба, он прибавил еще обилие дичи в окружающих лесах.
Но не все было игрою в Кармеле. Та часть колонии, которую Билл и Саксон знали как «теплую компанию», очень много работала. Одни работали регулярно, по утрам или ночью. Другие работали запоем, по примеру неистового ирландского драматурга, который иногда запирался на целую неделю, а потом выходил изнуренный и похудевший и веселился как сумасшедший до следующего запоя.
Бледный и моложавый отец семейства, похожий лицом на Шелли, писал для заработка водевили, а для души — трагедии в белых стихах и циклы сонетов, которые наводили страх на антрепренеров и издателей, и прятался от людей в бетонной келье со стенами толщиной в три фута. Эта келья была оборудована такой системой труб, что достаточно было хозяину повернуть кран, и струи воды заливали назойливого посетителя. Но обычно каждый считался с рабочим временем другого. Они заходили друг к другу, когда им хотелось, но если видели, что хозяин работает, то тихонько уходили. Так относились ко всем, кроме Марка Холла, которому не нужно было писать ради денег; и чтобы спокойно работать, он, спасаясь от гостей, нередко взбирался на дерево.
«Теплая компания» выгодно отличалась своим демократизмом и царившей между его членами солидарностью. Ее участники мало общались с остальным здравомыслящим и добронравным населением Кармела. То были аристократы от искусства и литераторы, и их звали «буржуями». А они, в свою очередь, осуждали «компанию», считая ее неисправимой богемой. Табу распространялось также на Билла и Саксон. Билл держался своих и не искал работы в другом лагере. Да ему и не предлагали ее.
У Холла был открытый дом. Местом для сборищ служила большая комната, — там был огромный очаг, диваны, книжные полки и столы, на которых были навалены книги и журналы. Здесь Саксон и Билл встречали не менее радушный прием, чем остальные члены компании, и чувствовали себя, как дома. Здесь, когда смолкали споры решительно обо всем на свете, Билл играл в педро, пятерку, бридж, бунк и другие игры. Саксон, ставшая любимицей всех молодых женщин, шила с ними, учила их делать красивые вещицы и, в свою очередь, училась у них новым вышивкам.
Не прошло и нескольких дней их жизни в Кармеле, как Билл робко заметил, обращаясь к Саксон:
— Знаешь, Саксон, ты себе и представить не можешь, насколько мне недостает всех этих твоих нарядных финтифлюшек. Отчего бы тебе не написать Тому, чтобы он их выслал срочной почтой? А когда мы опять тронемся в путь, мы их отошлем обратно.
Саксон написала Тому, и весь этот день ее сердце радовалось. Значит, муж все еще остался ее любовником, в его глазах опять вспыхивали прежние огни, которые угасли в кошмарные дни забастовки.
— Тут много хорошеньких мордочек, но ты лучше всех, или я ничего в женщинах не понимаю, — рассуждал Билл.
И в другой раз:
— Я тебя люблю до смерти. Но если твоих вещиц не пришлют, будет чертовски обидно.
У Холла и его жены были две верховые лошади, стоявшие в платных конюшнях, и Билла, конечно, тянуло к этим конюшням.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140
— Думаю, что зимой они здесь ездить не будут, — сказал Билл. — Эта дорога — смерть для лошадей и для людей. Нечего сказать, хорошо бы тут выглядели повозки с мрамором!
Устроиться в Кармеле было нетрудно. Железный Человек уже уехал в католический колледж, а «хибарка» оказалась очень удобным и уютно обставленным домиком в три комнаты. Холл дал Биллу работу на картофельном поле, — у него было три акра под картофелем, и он, к величайшему удовольствию всей компании, обрабатывал их самым необыкновенным образом. Он сажал картофель во всякое время года, и жители Кармела были уверены, что картофель, который не успевал сгнить в земле, делят между собою суслики и забредающие на его огород коровы. Холл взял у кого-то плуг, нанял упряжку лошадей, и Билл принялся за работу. Он обнес поле изгородью, а затем выкрасил гонтовую крышу своего домика. Холл влез к Биллу на конек крыши и снова предупредил, чтобы тот не касался его дров. Однажды утром он пришел и стал наблюдать, как Билл колет дрова для Саксон. Поэт ревниво следил за работой Билла и в конце концов не выдержал:
— Мне совершенно ясно, что вы не умеете взять в руки топор, — насмешливо заявил он. — Давайте я покажу вам.
Он проработал с час, непрерывно рассуждая об искусстве колки дров.
— Хватит! — наконец, воскликнул Билл, отбирая у Холла топор. — Мне теперь придется наколоть вам целый штабель, чтоб сосчитаться с вами!
Холл неохотно отдал ему топор.
— Смотрите не попадайтесь около моих дров, — пригрозил он. — Мои дрова неприкосновенны, зарубите это себе на носу.
С деньгами все обстояло благополучно, Саксон и Билл даже откладывали. За квартиру они не платили, простая пища стоила дешево, а Билл получал работы столько, сколько хотел. Все члены этой веселой компании словно сговорились не давать ему бездельничать. Работа была самая разная и случайная, но это было удобно, ибо давало возможность согласовывать свои свободные часы с Джимом Хэзардом: они ежедневно занимались боксом и долго плавали в море. Утром Хэзард писал, потом выходил в сосны и издавал призывный клич, а Билл тут же бросал любое дело и бежал на его зов. После купанья они принимали душ в доме у Хэзарда и массировали друг друга по всем правилам науки и, только покончив с этим, обедали. Во второй половине дня Хэзард возвращался к письменному столу, а Билл к работе на свежем воздухе. Частенько они отправлялись на прогулку в горы и делали несколько миль. Они постоянно тренировались. Хэзард, семь лет подряд занимавшийся футболом, отлично знал, какая участь ожидает спортсмена, сразу оборвавшего тренировку, и был вынужден продолжать ее. Она являлась для него не только необходимостью, он полюбил физические упражнения. Билл тоже любил их, ему было приятно чувствовать себя в форме.
Ранним утром, захватив ружье, он частенько уходил на охоту с Холлом, учившим его стрелять. Холл бродил с дробовиком по лесам, когда еще носил короткие штанишки, и его зоркая наблюдательность, а также близкое знакомство с жизнью природы являлись для Билла прямо-таки откровением. Места здесь были густо населены и крупные хищники в лесах не водились, но Билл усердно снабжал Саксон белками, перепелками, одичавшими кроликами, зайцами, бекасами и дикими утками. Они скоро научились жарить дикую утку по-калифорнийски, за шестнадцать минут в горячей печке. Билл, наконец, овладел искусством стрельбы из дробовика и винтовки и теперь горько жалел об упущенных за Суром горном льве и оленях; ко всем требованиям, которым должна была удовлетворять их будущая усадьба, он прибавил еще обилие дичи в окружающих лесах.
Но не все было игрою в Кармеле. Та часть колонии, которую Билл и Саксон знали как «теплую компанию», очень много работала. Одни работали регулярно, по утрам или ночью. Другие работали запоем, по примеру неистового ирландского драматурга, который иногда запирался на целую неделю, а потом выходил изнуренный и похудевший и веселился как сумасшедший до следующего запоя.
Бледный и моложавый отец семейства, похожий лицом на Шелли, писал для заработка водевили, а для души — трагедии в белых стихах и циклы сонетов, которые наводили страх на антрепренеров и издателей, и прятался от людей в бетонной келье со стенами толщиной в три фута. Эта келья была оборудована такой системой труб, что достаточно было хозяину повернуть кран, и струи воды заливали назойливого посетителя. Но обычно каждый считался с рабочим временем другого. Они заходили друг к другу, когда им хотелось, но если видели, что хозяин работает, то тихонько уходили. Так относились ко всем, кроме Марка Холла, которому не нужно было писать ради денег; и чтобы спокойно работать, он, спасаясь от гостей, нередко взбирался на дерево.
«Теплая компания» выгодно отличалась своим демократизмом и царившей между его членами солидарностью. Ее участники мало общались с остальным здравомыслящим и добронравным населением Кармела. То были аристократы от искусства и литераторы, и их звали «буржуями». А они, в свою очередь, осуждали «компанию», считая ее неисправимой богемой. Табу распространялось также на Билла и Саксон. Билл держался своих и не искал работы в другом лагере. Да ему и не предлагали ее.
У Холла был открытый дом. Местом для сборищ служила большая комната, — там был огромный очаг, диваны, книжные полки и столы, на которых были навалены книги и журналы. Здесь Саксон и Билл встречали не менее радушный прием, чем остальные члены компании, и чувствовали себя, как дома. Здесь, когда смолкали споры решительно обо всем на свете, Билл играл в педро, пятерку, бридж, бунк и другие игры. Саксон, ставшая любимицей всех молодых женщин, шила с ними, учила их делать красивые вещицы и, в свою очередь, училась у них новым вышивкам.
Не прошло и нескольких дней их жизни в Кармеле, как Билл робко заметил, обращаясь к Саксон:
— Знаешь, Саксон, ты себе и представить не можешь, насколько мне недостает всех этих твоих нарядных финтифлюшек. Отчего бы тебе не написать Тому, чтобы он их выслал срочной почтой? А когда мы опять тронемся в путь, мы их отошлем обратно.
Саксон написала Тому, и весь этот день ее сердце радовалось. Значит, муж все еще остался ее любовником, в его глазах опять вспыхивали прежние огни, которые угасли в кошмарные дни забастовки.
— Тут много хорошеньких мордочек, но ты лучше всех, или я ничего в женщинах не понимаю, — рассуждал Билл.
И в другой раз:
— Я тебя люблю до смерти. Но если твоих вещиц не пришлют, будет чертовски обидно.
У Холла и его жены были две верховые лошади, стоявшие в платных конюшнях, и Билла, конечно, тянуло к этим конюшням.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140