Он пригласил некоторых друзей и в их присутствии открыл огромные стеклянные входные двери.
Прибыло несколько фотокорреспондентов — во-первых, потому, что дело касалось Роджера Энрайта, а, во-вторых, потому, что Роджер Энрайт не хотел, чтобы они присутствовали. Он стоял посреди улицы, не обращая на них никакого внимания. Он ничего не сказал. Но по его внешнему виду друзья знали, что он счастлив.
Здание напоминало поднятые к небу руки. Оно поднималось вверх такими выразительными ступенями, что казалось, будто оно струится. Светло-серые стены выглядели серебряными на фоне неба, металл, вырезанный наиболее совершенным из всех существующих инструментов — направленной человеческой волей, был словно живой.
Молоденький фотограф из «Знамени» заметил Говарда Роурка, одиноко стоящего на улице. Он был без шапки. Откинувшись назад, он смотрел вверх, на здание. На его лице было выражение, поразившее юношу. Он назвал бы его экстазом. Фотограф начал работать в газете недавно, но занимался фотографией с детства. Он сделал снимок Говарда Роурка в этот момент.
Позже в редакции увидели снимок и, узнав, что это всего-навсего начинающий архитектор, отправили его в архив.
Здание было заселено немедленно. Люди, въехавшие в Энрайт Хаус, прежде всего заботились о своем комфорте. Их не интересовала стоимость квартир, им просто нравилось жить здесь.
Элсворс Тухи не упоминал Энрайт Хаус в своих статьях. Но на вопрос читателя он ответил следующим образом: «Дорогой друг! В мире происходит сейчас так много важных событий и строится так много величественных зданий, что я не могу посвящать свои статьи тривиальности».
Доминика никуда не поехала летом. Она любила путешествовать, сейчас она вспоминала об этом с горьким удовольствием. Её сердило, что она не может заставить себя уехать, что ей этого не хочется. Неведомая ей сила гнала её к нему в комнату. В те ночи, когда она не была с ним, она бродила одна по городу и часами стояла у его зданий. Она ездила в те места, где он что-либо построил. Она никогда ему об этом не говорила.
Однажды, после одной из таких прогулок она пришла к нему в половине пятого утра. Он спал. «Иди спи, — сказала она. — Я просто хочу побыть здесь». Она устроилась в кресле и заснула. Утром он не задал ей ни одного вопроса. Они вместе приготовили завтрак, и он пошел на работу. Перед уходом он притянул её к себе и поцеловал. За все эта время они не сказали друг другу и двадцати слов.
Иногда они уезжали за город на субботу и воскресенье. Они загорали на пустынном берегу и плавали в океане. Ночи они проводили в какой-нибудь маленькой гостинице.
Она хотела доказать ему свою власть над ним. Она не шла к нему, дожидаясь, что он придет сам. Он все портил ей, приходя слишком скоро, отказывая ей в удовольствии знать, что он ждет и борется со своим желанием. Она говорила ему:
— Поцелуй мне руку, Роурк.
Он наклонялся и целовал ей ноги. Он сражал её признанием её власти над ним. Он лежал у её ног и говорил:
— Конечно, ты нужна мне. Я становлюсь сумасшедшим, когда вижу тебя. Ты можешь делать со мной почти все, что хочешь. Ты это хотела слышать? Почти все, Доминика. Но есть вещи, которые я бы не сделал даже ради тебя. Почему ты хочешь знать, принадлежу ли я тебе? Ну, конечно, принадлежу. Это так просто. Bсe, что может во мне принадлежать кому-нибудь другому, принадлежит тебе. Только никогда не проси большего. Ты хочешь знать могла бы ты заставить меня страдать? Могла бы. Ну и что?
Эти слова не звучали как поражение. Она не вырывала у него эти признания силой, он говорил просто и охотно. Она не чувствовала радости победы. Она еще больше ощущала себя его собственностью, собственностью человека, который мог бы сказать всё это, знал, что это правда, и все же оставался на высоте положения. Именно этого она и хотела от него.
Как-то в контору к Роурку пришел человек по имени Кент Лансинг. Он был членом корпорации, строящей роскошные гостиницы. Место для строительства было уже куплено. Место архитектора оставалось вакантным. Лансинг решил, что им должен быть Роурк.
— Незачем говорить вам, как я хочу получить этот заказ, — сказал Роурк. — Но у меня почти нет шансов. Я не умею разговаривать с людьми. Ни одно правление ни разу не нанимало меня, и я не думаю, что наймет.
— Предоставьте это мне, — улыбнулся Лансинг. — Конечно, они все против меня, но у меня есть одно преимущество. Они не знают, чего они хотят, а я знаю.
Через месяц был подписан контракт на строительство "Аквитании".
Элсворс Тухи прочитал о контракте Роурка, когда просматривал газеты в своем кабинете. Он услышал звук открываемой двери и увидел в дверном проеме Доминику, стоящую со скрещенными на груди руками. Её лицо выглядело заинтересованным.
— Моя дорогая, — сказал Тухи, поднимаясь из-за стола. — первый раз за все четыре года, что мы работаем в одном здании, ты пришла в мой кабинет.
Она ничего не ответила, только мягко улыбнулась. И это еще больше насторожило Тухи, чем её приход.
— Насколько ты понимаешь, моя маленькая речь равноценна вопросу, или мы уже разучились понимать друг друга?
— Думаю, что не разучились, раз ты спрашиваешь, Элсворс. Ведь ответ у тебя на столе. — Она подошла к столу и указала на развернутую страницу. — Конечно, ты не ждал, что я зайду. Но мне ужасно захотелось увидеть тебя именно в этот момент. И чтобы газета была развернута именно на этой странице.
— Ты так говоришь, как-будто это тебя осчастливило.
— Ты угадал, Элсворс.
— Мне казалось, что ты старалась предотвратить этот контракт.
— Я старалась, но это нелегко. Как видишь, тебе это тоже не удалось. Элсворс, а что, если мы оба неправы, если мы оба неправильно воспринимаем мир, ты и я?
— Что касается тебя, то я в этом уверен. А меня это очень огорчило. Но нам ничего не остается делать, как засвидетельствовать этот факт как наше крупное поражение и продолжать нашу борьбу.
— Конечно, Элсворс. Вчера мне удалось договориться о строительстве Питером Китингом огромного нового госпиталя.
Через несколько дней вечером Тухи пришел в особняк некого Хоптона Стоддарда, который давно решил построить храм для верующих всех религий, "Храм Человеческого Духа". Стоддард уже давно обсуждал эту идею с Тухи, но вопрос оставался открытым, так как Тухи не мог решить, кому лучше поручись эту грандиозную работу.
— Хоптон, — сказал Тухи весело, — наконец-то я знаю, какой архитектор вам подойдет. Его зовут Говард Роурк. Он верит в свою работу, так — как вы верите в Бога.
— А кто он такой?
— Он? Он человек, который построит вам Храм Человеческого Духа.
— Он хороший архитектор?
— Клянусь моей бессмертной душой, Хоптон, — медленно сказал Тухи, — лучший из всех. Но договориться с ним трудно. Он работает только при определенных условиях.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19
Прибыло несколько фотокорреспондентов — во-первых, потому, что дело касалось Роджера Энрайта, а, во-вторых, потому, что Роджер Энрайт не хотел, чтобы они присутствовали. Он стоял посреди улицы, не обращая на них никакого внимания. Он ничего не сказал. Но по его внешнему виду друзья знали, что он счастлив.
Здание напоминало поднятые к небу руки. Оно поднималось вверх такими выразительными ступенями, что казалось, будто оно струится. Светло-серые стены выглядели серебряными на фоне неба, металл, вырезанный наиболее совершенным из всех существующих инструментов — направленной человеческой волей, был словно живой.
Молоденький фотограф из «Знамени» заметил Говарда Роурка, одиноко стоящего на улице. Он был без шапки. Откинувшись назад, он смотрел вверх, на здание. На его лице было выражение, поразившее юношу. Он назвал бы его экстазом. Фотограф начал работать в газете недавно, но занимался фотографией с детства. Он сделал снимок Говарда Роурка в этот момент.
Позже в редакции увидели снимок и, узнав, что это всего-навсего начинающий архитектор, отправили его в архив.
Здание было заселено немедленно. Люди, въехавшие в Энрайт Хаус, прежде всего заботились о своем комфорте. Их не интересовала стоимость квартир, им просто нравилось жить здесь.
Элсворс Тухи не упоминал Энрайт Хаус в своих статьях. Но на вопрос читателя он ответил следующим образом: «Дорогой друг! В мире происходит сейчас так много важных событий и строится так много величественных зданий, что я не могу посвящать свои статьи тривиальности».
Доминика никуда не поехала летом. Она любила путешествовать, сейчас она вспоминала об этом с горьким удовольствием. Её сердило, что она не может заставить себя уехать, что ей этого не хочется. Неведомая ей сила гнала её к нему в комнату. В те ночи, когда она не была с ним, она бродила одна по городу и часами стояла у его зданий. Она ездила в те места, где он что-либо построил. Она никогда ему об этом не говорила.
Однажды, после одной из таких прогулок она пришла к нему в половине пятого утра. Он спал. «Иди спи, — сказала она. — Я просто хочу побыть здесь». Она устроилась в кресле и заснула. Утром он не задал ей ни одного вопроса. Они вместе приготовили завтрак, и он пошел на работу. Перед уходом он притянул её к себе и поцеловал. За все эта время они не сказали друг другу и двадцати слов.
Иногда они уезжали за город на субботу и воскресенье. Они загорали на пустынном берегу и плавали в океане. Ночи они проводили в какой-нибудь маленькой гостинице.
Она хотела доказать ему свою власть над ним. Она не шла к нему, дожидаясь, что он придет сам. Он все портил ей, приходя слишком скоро, отказывая ей в удовольствии знать, что он ждет и борется со своим желанием. Она говорила ему:
— Поцелуй мне руку, Роурк.
Он наклонялся и целовал ей ноги. Он сражал её признанием её власти над ним. Он лежал у её ног и говорил:
— Конечно, ты нужна мне. Я становлюсь сумасшедшим, когда вижу тебя. Ты можешь делать со мной почти все, что хочешь. Ты это хотела слышать? Почти все, Доминика. Но есть вещи, которые я бы не сделал даже ради тебя. Почему ты хочешь знать, принадлежу ли я тебе? Ну, конечно, принадлежу. Это так просто. Bсe, что может во мне принадлежать кому-нибудь другому, принадлежит тебе. Только никогда не проси большего. Ты хочешь знать могла бы ты заставить меня страдать? Могла бы. Ну и что?
Эти слова не звучали как поражение. Она не вырывала у него эти признания силой, он говорил просто и охотно. Она не чувствовала радости победы. Она еще больше ощущала себя его собственностью, собственностью человека, который мог бы сказать всё это, знал, что это правда, и все же оставался на высоте положения. Именно этого она и хотела от него.
Как-то в контору к Роурку пришел человек по имени Кент Лансинг. Он был членом корпорации, строящей роскошные гостиницы. Место для строительства было уже куплено. Место архитектора оставалось вакантным. Лансинг решил, что им должен быть Роурк.
— Незачем говорить вам, как я хочу получить этот заказ, — сказал Роурк. — Но у меня почти нет шансов. Я не умею разговаривать с людьми. Ни одно правление ни разу не нанимало меня, и я не думаю, что наймет.
— Предоставьте это мне, — улыбнулся Лансинг. — Конечно, они все против меня, но у меня есть одно преимущество. Они не знают, чего они хотят, а я знаю.
Через месяц был подписан контракт на строительство "Аквитании".
Элсворс Тухи прочитал о контракте Роурка, когда просматривал газеты в своем кабинете. Он услышал звук открываемой двери и увидел в дверном проеме Доминику, стоящую со скрещенными на груди руками. Её лицо выглядело заинтересованным.
— Моя дорогая, — сказал Тухи, поднимаясь из-за стола. — первый раз за все четыре года, что мы работаем в одном здании, ты пришла в мой кабинет.
Она ничего не ответила, только мягко улыбнулась. И это еще больше насторожило Тухи, чем её приход.
— Насколько ты понимаешь, моя маленькая речь равноценна вопросу, или мы уже разучились понимать друг друга?
— Думаю, что не разучились, раз ты спрашиваешь, Элсворс. Ведь ответ у тебя на столе. — Она подошла к столу и указала на развернутую страницу. — Конечно, ты не ждал, что я зайду. Но мне ужасно захотелось увидеть тебя именно в этот момент. И чтобы газета была развернута именно на этой странице.
— Ты так говоришь, как-будто это тебя осчастливило.
— Ты угадал, Элсворс.
— Мне казалось, что ты старалась предотвратить этот контракт.
— Я старалась, но это нелегко. Как видишь, тебе это тоже не удалось. Элсворс, а что, если мы оба неправы, если мы оба неправильно воспринимаем мир, ты и я?
— Что касается тебя, то я в этом уверен. А меня это очень огорчило. Но нам ничего не остается делать, как засвидетельствовать этот факт как наше крупное поражение и продолжать нашу борьбу.
— Конечно, Элсворс. Вчера мне удалось договориться о строительстве Питером Китингом огромного нового госпиталя.
Через несколько дней вечером Тухи пришел в особняк некого Хоптона Стоддарда, который давно решил построить храм для верующих всех религий, "Храм Человеческого Духа". Стоддард уже давно обсуждал эту идею с Тухи, но вопрос оставался открытым, так как Тухи не мог решить, кому лучше поручись эту грандиозную работу.
— Хоптон, — сказал Тухи весело, — наконец-то я знаю, какой архитектор вам подойдет. Его зовут Говард Роурк. Он верит в свою работу, так — как вы верите в Бога.
— А кто он такой?
— Он? Он человек, который построит вам Храм Человеческого Духа.
— Он хороший архитектор?
— Клянусь моей бессмертной душой, Хоптон, — медленно сказал Тухи, — лучший из всех. Но договориться с ним трудно. Он работает только при определенных условиях.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19