Внемлите. Это идет по улицам ночь; это, похожий на церковный гимн, соленый, медленный, музыкальный ветер на Коронейшн-стрит и Кокл Роу; это растет трава на Ларегиб-хилл и ложатся на землю росы; это звездопад; это сон птиц в Молочном Лесу.
Слушайте. Ночь как в лихорадке, она - маленькая церковь, торжественно звучащая под детскими чепчиками, над брошечками и в черноте шелкового бомбазина, над шнурками ботинок и под стоячим воротничком с бабочкой; ночь, кашляющая, как козы, наевшиеся мяты; ночь, колеблющаяся от многократного "Аллилуйя"; ночь, плавающая в четырехпенсовом пиве, спокойная, как кость домино; ночь на чердаке Оки Милкмена, похожая на мышь в перчатках; ночь в булочной Дай Брэда, висящая в воздухе, словно черная муха. Этой ночью по Донки-стрит скачет тишина, копыта ее опутаны водорослями, она мчится по морщинам булыжной мостовой, мимо стоящих на окнах горшков с папоротниками, цитат из Библии и безделушек, фисгармонии, благоговейно выскобленных кухонных столов, тщательно выписанных акварелей, фарфоровых собачек, оловянных чайничков для заварки, с розочками. Это ночь, осликом пробегающая через уютные комнатки детей.
Смотрите. Ночь неслышно, величественно скользит в кронах вишневых деревьев на Коронейшн-стрит, идет через кладбище Бесезды в окружении ветров, в перчатках, застегнутая на все крючки, и собирает росу; валяется у "Объятий морехода".
Проходит время. Слушайте. Проходит время.
Подойдем ближе.
Только вы можете слышать дома, спящие на улицах в неподвижной, бездонной, соленой и безмолвной тишине, окутывающей ночь. Только вы можете видеть сквозь занавеси спален гребенки и нижние юбки, брошенные на стулья, кувшины и тазики, зубы в стакане, "Руками не трогать" на стенах и пожелтевшие, вставленные в рамки, фотографии умерших людей. Только вы можете видеть и слышать за веками спящих переселения и страны, и лабиринты, и цвета, и страхи, и радуги, и звуки, и желания, и полет, и падение, и отчаяние, и необъятные моря их мечтаний.
С того места, где вы находитесь, можно слышать их мечты.
Капитан Кэт, отставной слепой морской капитан, спит на своей койке в похожей на раковину, на игрушечный кораблик, аккуратной лучшей каюте Шюна Хауз и грезит о...
Второй голос. ...о морях, которые никогда не заливали палубы его "С. С. Кидвелли", распластавшегося поперек простыней и скользкой медузой засасывающего его вниз, в соленую глубину могилы-моря, где рыбы кусают и щиплют его, обгладывают до костей и утопленник принюхивается к нему.
Первый утопленник. Помнишь меня, капитан?
Капитан Кэт. Ты - Танцующий Вильямс!
Первый утопленник. Мне оторвало ногу при Нантакете.
Второй утопленник. Ты видишь меня, капитан, говорящую белую кость? Я Том-Фро-Болтун... когда-то мы были вместе у одной девочки... ее звали миссис Пробет...
Женский голос. Рози Пробет, Дак Лейн 33. Поднимайтесь наверх, мальчики, я мертва.
Третий утопленник. Помнишь меня, капитан, я Джонах Джарвис, я плохо кончил, очень приятно.
Четвертый утопленник. Адьфред Померой Джонс, забияка, родился в Мамблзе, пел, как коноплянка, увенчал тебя как-то бутылкой, татуирован русалками, всегда томим жаждой как землечерпалка, умер от водянки.
Первый утопленник. Этот череп рядом с твоим ухом - череп...
Пятый утопленник. Кудрявого-Бивана. Передай моей тетке, что это я заложил позолоченные часы.
Капитан Кэт. Хорошо, хорошо, Кудрявый.
Второй утопленник. Скажи моей жене, что я никогда...
Третий утопленник. Никогда не делал того, что она мне говорила.
Четвертый утопленник. Да, так и было.
Пятый утопленник. А кто теперь приносит кокосовые орехи и платочки, и попугаев МОЕЙ Гвин?
Первый утопленник. Как там наверху?
Второй утопленник. Есть ли ром и закуска?
Третий утопленник. Кошельки и пенсы?
Четвертый утопленник. Концертины?
Пятый утопленник. Поминальный звон?
Первый утопленник. Драки и шишки?
Второй утопленник. Воробьи и маргаритки?
Третий утопленник. Соленая рыбешка в банках из-под джема?
Четвертый утопленник. Пахта и гончие?
Пятый утопленник. Баюкают ли детей?
Первый утопленник. Кидают ли в воду на экваторе?
Второй утопленник. А как насчет этих девочек в номерах?
Третий утопленник. Как поживают теноры в Доулайсе?
Четвертый утопленник. Кто доит коров в Майсгвине?
Пятый утопленник. Когда она улыбается, появляются ли ямочки на щеках?
Капитан Кэт. О, мои дорогие покойники!
Первый голос. Оттуда, где вы находитесь, можно слышать, как на Кокл Роу, весенней безлунной ночью, мисс Прайс, портниха и владелица кондитерской, мечтает о...
Второй голос. ...своем возлюбленном, высоком, как башня с городскими часами, подобном Самсону с золотой, словно смазанной светлой патокой, гривой, огромными бедрами и пышащем страстью, с голосом, как гром среди ясного неба, но умеющем быть и немым, с глазами, как две огромные лампы, взглядом, бьющим, как цепом, по самому сердцу, и крепко обнимающим ее девственное, жаждущее быть любимым, горячее, как грелка, тело.
Мистер Эдвардс. Мевенви Прайс!
Мисс Прайс. Мистер Мог Эдвардс!
Мистер Эдвардс. Я - торговец, сходящий с ума от любви. Я люблю вас больше, чем все фланель и ситец, вышивки, тюль, полотно и шерсть, шелк, кретон, крепон, муслин, поплин, материю на чехлы и саржу во всемирном Доме тканей. Я пришел, чтобы забрать вас отсюда в свой торговый центр на холме, где у входа звенят колокольчики. Сбросьте свои крошечные домашние туфли и уэльскую шерстяную вязаную кофту, я согрею простыни, как электрическая плитка, и лягу рядом с вами, словно воскресный большой кусок жаркого.
Мисс Прайс. Я свяжу вам синий, вышитый незабудками кошелек, чтобы удобно было носить деньги. Я растоплю ваше сердце, и кошелек выскользнет незаметно из-под пиджака, когда вы будете закрывать магазин.
Мистер Эдвардс. Мевенви, Мевенви, прежде чем мышь прогрызет ящик в комоде, где хранится ваше приданое, вы скажете...
Мисс Прайс. Да, Мог, да, Мог, да, да, да.
Мистер Эдвардс. И все колокольчики всех касс города будут звонить в честь нашей свадьбы.
Перезвон денег и церковных колоколов.
Первый голос. Идем, скользнем вверх, в темноту, выйдем на текущую, черную, как море, улицу, качающуюся, как оно, взад-вперед; сквозь мрак этой ночи поднимемся наверх на черный, как Библия, душный чердак над сапожной мастерской Джека Блека, где, одинокий и свирепый, спит Джек Блек, в ночной рубашке с подвязками у лодыжек, и мечтает о...
Второй голос. ...погоне за шаловливыми парами по зеленой, как трава, пахнущей крыжовником, двухспальной деревянной кровати, похожей на винную бочку, о порке пьяниц, лежащих в блевотине, о том, как он прогоняет голых, наглых девок с шестипенсовых вечеринок своих кошмаров.
Джек Блек (громко). Фу! (с отвращением) Фу!
Первый голос.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60
Слушайте. Ночь как в лихорадке, она - маленькая церковь, торжественно звучащая под детскими чепчиками, над брошечками и в черноте шелкового бомбазина, над шнурками ботинок и под стоячим воротничком с бабочкой; ночь, кашляющая, как козы, наевшиеся мяты; ночь, колеблющаяся от многократного "Аллилуйя"; ночь, плавающая в четырехпенсовом пиве, спокойная, как кость домино; ночь на чердаке Оки Милкмена, похожая на мышь в перчатках; ночь в булочной Дай Брэда, висящая в воздухе, словно черная муха. Этой ночью по Донки-стрит скачет тишина, копыта ее опутаны водорослями, она мчится по морщинам булыжной мостовой, мимо стоящих на окнах горшков с папоротниками, цитат из Библии и безделушек, фисгармонии, благоговейно выскобленных кухонных столов, тщательно выписанных акварелей, фарфоровых собачек, оловянных чайничков для заварки, с розочками. Это ночь, осликом пробегающая через уютные комнатки детей.
Смотрите. Ночь неслышно, величественно скользит в кронах вишневых деревьев на Коронейшн-стрит, идет через кладбище Бесезды в окружении ветров, в перчатках, застегнутая на все крючки, и собирает росу; валяется у "Объятий морехода".
Проходит время. Слушайте. Проходит время.
Подойдем ближе.
Только вы можете слышать дома, спящие на улицах в неподвижной, бездонной, соленой и безмолвной тишине, окутывающей ночь. Только вы можете видеть сквозь занавеси спален гребенки и нижние юбки, брошенные на стулья, кувшины и тазики, зубы в стакане, "Руками не трогать" на стенах и пожелтевшие, вставленные в рамки, фотографии умерших людей. Только вы можете видеть и слышать за веками спящих переселения и страны, и лабиринты, и цвета, и страхи, и радуги, и звуки, и желания, и полет, и падение, и отчаяние, и необъятные моря их мечтаний.
С того места, где вы находитесь, можно слышать их мечты.
Капитан Кэт, отставной слепой морской капитан, спит на своей койке в похожей на раковину, на игрушечный кораблик, аккуратной лучшей каюте Шюна Хауз и грезит о...
Второй голос. ...о морях, которые никогда не заливали палубы его "С. С. Кидвелли", распластавшегося поперек простыней и скользкой медузой засасывающего его вниз, в соленую глубину могилы-моря, где рыбы кусают и щиплют его, обгладывают до костей и утопленник принюхивается к нему.
Первый утопленник. Помнишь меня, капитан?
Капитан Кэт. Ты - Танцующий Вильямс!
Первый утопленник. Мне оторвало ногу при Нантакете.
Второй утопленник. Ты видишь меня, капитан, говорящую белую кость? Я Том-Фро-Болтун... когда-то мы были вместе у одной девочки... ее звали миссис Пробет...
Женский голос. Рози Пробет, Дак Лейн 33. Поднимайтесь наверх, мальчики, я мертва.
Третий утопленник. Помнишь меня, капитан, я Джонах Джарвис, я плохо кончил, очень приятно.
Четвертый утопленник. Адьфред Померой Джонс, забияка, родился в Мамблзе, пел, как коноплянка, увенчал тебя как-то бутылкой, татуирован русалками, всегда томим жаждой как землечерпалка, умер от водянки.
Первый утопленник. Этот череп рядом с твоим ухом - череп...
Пятый утопленник. Кудрявого-Бивана. Передай моей тетке, что это я заложил позолоченные часы.
Капитан Кэт. Хорошо, хорошо, Кудрявый.
Второй утопленник. Скажи моей жене, что я никогда...
Третий утопленник. Никогда не делал того, что она мне говорила.
Четвертый утопленник. Да, так и было.
Пятый утопленник. А кто теперь приносит кокосовые орехи и платочки, и попугаев МОЕЙ Гвин?
Первый утопленник. Как там наверху?
Второй утопленник. Есть ли ром и закуска?
Третий утопленник. Кошельки и пенсы?
Четвертый утопленник. Концертины?
Пятый утопленник. Поминальный звон?
Первый утопленник. Драки и шишки?
Второй утопленник. Воробьи и маргаритки?
Третий утопленник. Соленая рыбешка в банках из-под джема?
Четвертый утопленник. Пахта и гончие?
Пятый утопленник. Баюкают ли детей?
Первый утопленник. Кидают ли в воду на экваторе?
Второй утопленник. А как насчет этих девочек в номерах?
Третий утопленник. Как поживают теноры в Доулайсе?
Четвертый утопленник. Кто доит коров в Майсгвине?
Пятый утопленник. Когда она улыбается, появляются ли ямочки на щеках?
Капитан Кэт. О, мои дорогие покойники!
Первый голос. Оттуда, где вы находитесь, можно слышать, как на Кокл Роу, весенней безлунной ночью, мисс Прайс, портниха и владелица кондитерской, мечтает о...
Второй голос. ...своем возлюбленном, высоком, как башня с городскими часами, подобном Самсону с золотой, словно смазанной светлой патокой, гривой, огромными бедрами и пышащем страстью, с голосом, как гром среди ясного неба, но умеющем быть и немым, с глазами, как две огромные лампы, взглядом, бьющим, как цепом, по самому сердцу, и крепко обнимающим ее девственное, жаждущее быть любимым, горячее, как грелка, тело.
Мистер Эдвардс. Мевенви Прайс!
Мисс Прайс. Мистер Мог Эдвардс!
Мистер Эдвардс. Я - торговец, сходящий с ума от любви. Я люблю вас больше, чем все фланель и ситец, вышивки, тюль, полотно и шерсть, шелк, кретон, крепон, муслин, поплин, материю на чехлы и саржу во всемирном Доме тканей. Я пришел, чтобы забрать вас отсюда в свой торговый центр на холме, где у входа звенят колокольчики. Сбросьте свои крошечные домашние туфли и уэльскую шерстяную вязаную кофту, я согрею простыни, как электрическая плитка, и лягу рядом с вами, словно воскресный большой кусок жаркого.
Мисс Прайс. Я свяжу вам синий, вышитый незабудками кошелек, чтобы удобно было носить деньги. Я растоплю ваше сердце, и кошелек выскользнет незаметно из-под пиджака, когда вы будете закрывать магазин.
Мистер Эдвардс. Мевенви, Мевенви, прежде чем мышь прогрызет ящик в комоде, где хранится ваше приданое, вы скажете...
Мисс Прайс. Да, Мог, да, Мог, да, да, да.
Мистер Эдвардс. И все колокольчики всех касс города будут звонить в честь нашей свадьбы.
Перезвон денег и церковных колоколов.
Первый голос. Идем, скользнем вверх, в темноту, выйдем на текущую, черную, как море, улицу, качающуюся, как оно, взад-вперед; сквозь мрак этой ночи поднимемся наверх на черный, как Библия, душный чердак над сапожной мастерской Джека Блека, где, одинокий и свирепый, спит Джек Блек, в ночной рубашке с подвязками у лодыжек, и мечтает о...
Второй голос. ...погоне за шаловливыми парами по зеленой, как трава, пахнущей крыжовником, двухспальной деревянной кровати, похожей на винную бочку, о порке пьяниц, лежащих в блевотине, о том, как он прогоняет голых, наглых девок с шестипенсовых вечеринок своих кошмаров.
Джек Блек (громко). Фу! (с отвращением) Фу!
Первый голос.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60