Гарри услышал ее шаги. Через пару минут она вошла в его офис.
-- Мне жаль, что именно вы его обнаружили, -- сказала она, словно просила прощения за обвинение.
-- Мне жаль, что его больше нет, -- сказал Дуквиц.
Хеннерсдорффа перевезли в Германию. Семейное захоронение, где-то в Люнебургской Пустоши, Хеннерсдорффша приезжала еще раз, чтобы организовать перезд в шток-розовую Нижнюю Саксонию.
Умирая тогда у подножия Альп, тетка Урзула оставила за собой одно-другое красное словцо, которые Гарри понял позже. "Благословление для меня пустой звук",-- сказала она, -- "поэтому я совершенно не желаю благословлять преходящее". Однако потом, когда стало не до шуток и дело дошло до обсуждения формальностей, она удивила других тетек своей последней волей: "Пожалуйста, никаких погребений, пепел по ветру, детки мои!"
И вот, после трех лет пребывания в Африке, Дуквиц все больше чувствовал, что в политическом отношении становится небрежнее. Чем больше ты в курсе дел, тем меньше можешь сделать. Все прилагавшие усилия совершали ошибки. Каждый высказывал свое недовольство по поводу помощи по развитию, никто не мог сделать лучше. Может быть, думал Дуквиц, стоит улучшить не слишком неэффективную систему коррупции. Может, здесь собака зарыта. Если альтруизм породил столько пакости, тогда, возможно, выходом стало бы культивировать корыстолюбие. И распространение европейской культуры в Африке! Была ли она вообще бесполезной, вредной, смешной и был ли в ней смысл? Три года наблюдений, а ясности меньше, чем когда бы то ни было. Поначалу он был все-таки против этого, теперь ему стало безразлично. Хорошо только то, что он не очутился в Южной Африке. Со своей мягкотелостью он скорее всего относился бы к тем, кто утверждает, что он против апартеида, но считает, что если отменить его немедленно, это станет катастрофой для всего континента.
Ему не хватает жены посла. Божественно, как она ведет себя сейчас, по прошествии стольких лет, словно только вчера была осень 1977-го, и угнали самолет "Люфтганзы" в Сомали, словно удаленное отсюда на 4000 километров Могадишу находится поблизости и словно все служащие посольства и их близкие чудом избежали нападения террористов (16). Чтобы ее позлить, Дуквиц не мешкая объявил, что в свое время, будучи адвокатом, только и делал, что защищал террористов. А поскольку в Африке не было ГДР, куда в таких случаях тебе желали убраться, жена посла сказала:
-- Отправляйтесь на юг, в Анголу или Мозамбик, будет вам там ваш любимый террор!
Она была права. Но признать это означало нарушить правила игры. Тогда Дуквиц ответил:
-- Я сделаю заявку на мое следующее пребывание за границей в Южную Африку. Но только после того как женюсь на готтентотке.
Он должен был безмерно радоваться тому, что не поехал в Мозамбик. Народная республика. Терзающее представление о том, что спустя более десяти лет ты должен слышать все те же лозунги: "Мобилизация масс!" -- "Обострение классовой борьбы!" -- здесь уже по-настоящему, это тебе не в бесконечной болтовне в квартирной общине или в суматохе демонстраций. И потом ты должен понимать, что режим поставил перед собой благородную задачу устранения колониальных структур. Совершенно ясно, что всякий западный дипломат вернется домой, став яростным антикоммунистом. Он этого избежал. Здесь, в Камеруне не было властителей, приобщившихся в Москве к тайнам марксизма-ленинизма с целью апробирования их на африканском континенте. По меньшей мере, ему не надо было наблюдать за этими судорогами и сообщать о них в Бонн. И все равно он устал.
С Ритой нельзя было обсуждать парадоксы бытия, и это тоже было парадоксом: а именно, с одной стороны, жаль, с другой, наоборот замечательно. Не имело смысла все время совать свой нос в беду. Прежде всего потому, что это вовсе не такая уж беспрерывная беда. В конце концов, в Камеруне и предположительно в Южной Африке тоже радовались жизни.
После первой службы за границей наступало как правило время для второй. Дуквицу казалось, что он совершенно запутался в своей системе оценок. Теперь еще три года где-нибудь в другом месте, и он совершено не будет знать, что к чему. Лучше наблюдать со стороны за тем, как делаются пакости, чем делать их самому.
Было бы нелегко неженатому отправляться бог знает куда. Теперь он мог подставить Риту. "Моей жене нужно сначала как следует выучить немецкий", -сказал он в телефонном разговоре с Бонном, -- "она не может заниматься этим ни в Финляндии, ни в Канаде или где-то еще". В отделе кадров проявили понимание. В то время как Гарри обдумывал, как свить семейное гнездо в Бонне, Рита очень хотела навестить своих многочисленных родственников. Полтора месяца в Сеуле по материнской линии, а потом полтора месяца в Индии по отцовской. Перед этим остановится где-то в Уганде, где она ребенком пару лет ходила в школу, перед тем как попала в интернат в Англии.
Рита ни слова не сказала о том, каково будет Гарри без нее, и обойдется ли он без постельных партий. Она мягко поставила его перед свершившимися фактами. Ни слова сожаления о том, что они не увидятся несколько месяцев. Гарри был в восторге от отсутствия в Рите сентиментальности. Он поступил правильно, женившись на ней. Рита попросила его позабоиться о том, что пианино перевезли аккуратно. "И еще мотоцикл", -- добавил Гарри. "Oh, no, don't mind the bike," (17) -- сказала Рита. Пусть Гарри его продаст. "Ни в коем случае," -- ответил Гарри.
Рита заказала билет на самолет по телефону. Кампала, Сеул, Бомбей, Бонн. Словно это совершенно нормально. Словно она ежедневно проделывала подобное.
За неделю до своего отъезда из Камеруна и вылета в Бонн Гарри доставил Риту в аэропорт Яунде. Было начало мая, скоро начинался сезон дождей. В аэропорту у них еще оставалось немного времени. В такие моменты нужно обязательно выкурить сигарету. Они видели свое отражение в зеркале маленького бара. Оба стояли рядом и улыбались. "Надеюсь, ты вернешься ко мне", -- сказал Гарри. Рита в последнее не так много хихикала. Она больше улыбалась. Ей было 25, и она не находила ничего особенного в том, что пролетит полмира в одиночку. Она даже не нуждалась в выпивке. Она пила томатный сок. Гарри потребовал виски. Невероятно, с какой уверенностью она сдала свои чемоданы, заполнила бортовой талон, все как само собой разумеется, в чистом виде. Гарри гордился ею. По сравнению с ней он казался себе неопытным провинциалом. У Риты было хорошее настроение, и в мыслях она витала уже где-то далеко.
Пока Рита ходила в туалет, он купил французский журнал и английский еженедельник. Министр обороны Соединенных Штатов выступил за размещение нейтронной бомбы в Европе, -- прочел он. Несколько недель назад был убит Джон Леннон. Почему не убивают вот таких нейтронных каналий.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37
-- Мне жаль, что именно вы его обнаружили, -- сказала она, словно просила прощения за обвинение.
-- Мне жаль, что его больше нет, -- сказал Дуквиц.
Хеннерсдорффа перевезли в Германию. Семейное захоронение, где-то в Люнебургской Пустоши, Хеннерсдорффша приезжала еще раз, чтобы организовать перезд в шток-розовую Нижнюю Саксонию.
Умирая тогда у подножия Альп, тетка Урзула оставила за собой одно-другое красное словцо, которые Гарри понял позже. "Благословление для меня пустой звук",-- сказала она, -- "поэтому я совершенно не желаю благословлять преходящее". Однако потом, когда стало не до шуток и дело дошло до обсуждения формальностей, она удивила других тетек своей последней волей: "Пожалуйста, никаких погребений, пепел по ветру, детки мои!"
И вот, после трех лет пребывания в Африке, Дуквиц все больше чувствовал, что в политическом отношении становится небрежнее. Чем больше ты в курсе дел, тем меньше можешь сделать. Все прилагавшие усилия совершали ошибки. Каждый высказывал свое недовольство по поводу помощи по развитию, никто не мог сделать лучше. Может быть, думал Дуквиц, стоит улучшить не слишком неэффективную систему коррупции. Может, здесь собака зарыта. Если альтруизм породил столько пакости, тогда, возможно, выходом стало бы культивировать корыстолюбие. И распространение европейской культуры в Африке! Была ли она вообще бесполезной, вредной, смешной и был ли в ней смысл? Три года наблюдений, а ясности меньше, чем когда бы то ни было. Поначалу он был все-таки против этого, теперь ему стало безразлично. Хорошо только то, что он не очутился в Южной Африке. Со своей мягкотелостью он скорее всего относился бы к тем, кто утверждает, что он против апартеида, но считает, что если отменить его немедленно, это станет катастрофой для всего континента.
Ему не хватает жены посла. Божественно, как она ведет себя сейчас, по прошествии стольких лет, словно только вчера была осень 1977-го, и угнали самолет "Люфтганзы" в Сомали, словно удаленное отсюда на 4000 километров Могадишу находится поблизости и словно все служащие посольства и их близкие чудом избежали нападения террористов (16). Чтобы ее позлить, Дуквиц не мешкая объявил, что в свое время, будучи адвокатом, только и делал, что защищал террористов. А поскольку в Африке не было ГДР, куда в таких случаях тебе желали убраться, жена посла сказала:
-- Отправляйтесь на юг, в Анголу или Мозамбик, будет вам там ваш любимый террор!
Она была права. Но признать это означало нарушить правила игры. Тогда Дуквиц ответил:
-- Я сделаю заявку на мое следующее пребывание за границей в Южную Африку. Но только после того как женюсь на готтентотке.
Он должен был безмерно радоваться тому, что не поехал в Мозамбик. Народная республика. Терзающее представление о том, что спустя более десяти лет ты должен слышать все те же лозунги: "Мобилизация масс!" -- "Обострение классовой борьбы!" -- здесь уже по-настоящему, это тебе не в бесконечной болтовне в квартирной общине или в суматохе демонстраций. И потом ты должен понимать, что режим поставил перед собой благородную задачу устранения колониальных структур. Совершенно ясно, что всякий западный дипломат вернется домой, став яростным антикоммунистом. Он этого избежал. Здесь, в Камеруне не было властителей, приобщившихся в Москве к тайнам марксизма-ленинизма с целью апробирования их на африканском континенте. По меньшей мере, ему не надо было наблюдать за этими судорогами и сообщать о них в Бонн. И все равно он устал.
С Ритой нельзя было обсуждать парадоксы бытия, и это тоже было парадоксом: а именно, с одной стороны, жаль, с другой, наоборот замечательно. Не имело смысла все время совать свой нос в беду. Прежде всего потому, что это вовсе не такая уж беспрерывная беда. В конце концов, в Камеруне и предположительно в Южной Африке тоже радовались жизни.
После первой службы за границей наступало как правило время для второй. Дуквицу казалось, что он совершенно запутался в своей системе оценок. Теперь еще три года где-нибудь в другом месте, и он совершено не будет знать, что к чему. Лучше наблюдать со стороны за тем, как делаются пакости, чем делать их самому.
Было бы нелегко неженатому отправляться бог знает куда. Теперь он мог подставить Риту. "Моей жене нужно сначала как следует выучить немецкий", -сказал он в телефонном разговоре с Бонном, -- "она не может заниматься этим ни в Финляндии, ни в Канаде или где-то еще". В отделе кадров проявили понимание. В то время как Гарри обдумывал, как свить семейное гнездо в Бонне, Рита очень хотела навестить своих многочисленных родственников. Полтора месяца в Сеуле по материнской линии, а потом полтора месяца в Индии по отцовской. Перед этим остановится где-то в Уганде, где она ребенком пару лет ходила в школу, перед тем как попала в интернат в Англии.
Рита ни слова не сказала о том, каково будет Гарри без нее, и обойдется ли он без постельных партий. Она мягко поставила его перед свершившимися фактами. Ни слова сожаления о том, что они не увидятся несколько месяцев. Гарри был в восторге от отсутствия в Рите сентиментальности. Он поступил правильно, женившись на ней. Рита попросила его позабоиться о том, что пианино перевезли аккуратно. "И еще мотоцикл", -- добавил Гарри. "Oh, no, don't mind the bike," (17) -- сказала Рита. Пусть Гарри его продаст. "Ни в коем случае," -- ответил Гарри.
Рита заказала билет на самолет по телефону. Кампала, Сеул, Бомбей, Бонн. Словно это совершенно нормально. Словно она ежедневно проделывала подобное.
За неделю до своего отъезда из Камеруна и вылета в Бонн Гарри доставил Риту в аэропорт Яунде. Было начало мая, скоро начинался сезон дождей. В аэропорту у них еще оставалось немного времени. В такие моменты нужно обязательно выкурить сигарету. Они видели свое отражение в зеркале маленького бара. Оба стояли рядом и улыбались. "Надеюсь, ты вернешься ко мне", -- сказал Гарри. Рита в последнее не так много хихикала. Она больше улыбалась. Ей было 25, и она не находила ничего особенного в том, что пролетит полмира в одиночку. Она даже не нуждалась в выпивке. Она пила томатный сок. Гарри потребовал виски. Невероятно, с какой уверенностью она сдала свои чемоданы, заполнила бортовой талон, все как само собой разумеется, в чистом виде. Гарри гордился ею. По сравнению с ней он казался себе неопытным провинциалом. У Риты было хорошее настроение, и в мыслях она витала уже где-то далеко.
Пока Рита ходила в туалет, он купил французский журнал и английский еженедельник. Министр обороны Соединенных Штатов выступил за размещение нейтронной бомбы в Европе, -- прочел он. Несколько недель назад был убит Джон Леннон. Почему не убивают вот таких нейтронных каналий.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37