Когда родители забрали последнего ребенка, работа Дорис завершилась.
– Ну вот, вы можете идти, – милостиво разрешила Айрин. – Теперь мы управимся и сами. – На лице ее появилось выражение искреннего раскаяния. – Я чувствую вину перед вами за то, что пользуясь вашей природной добротой, отрываю вас от экзаменов.
– Вы же знаете, что работа здесь для меня в радость, – принялась заверять Дорис хозяйку садика. – Замкнутая жизнь для меня просто невыносима. У вас я отдыхаю душой. А подтверждение моей квалификации можно видеть в том, что друзья стали оставлять на меня своих детей без всяких опасений. – И молодая женщина застенчиво улыбнулась, делая это признание.
Она вспомнила свою лучшую подругу, которая совсем недавно произвела на свет очаровательную дочурку.
Словно прочитав ее мысли, Айрин произнесла слова, которые против воли говорившей больно задели Дорис:
– Как жаль, что у вас нет собственного ребенка. – И как бы смягчая констатацию, добавила: – Но вы еще молодая – все у вас впереди.
Сидя в машине, по дороге домой Дорис вспомнила слова Айрин и грустно улыбнулась. Да, дети – это очень хорошо. Вот только с потенциальными отцами дело обстоит гораздо хуже. Во всяком случае, на сегодня она никого подходящего не знала.
Огород в Блэквуде был весьма запущен, и, работая там уже несколько часов, Дорис отвлеклась от всяких ненужных мыслей. Когда руки, ноги, поясница заныли от непривычной физической нагрузки, она решила завершить свои труды. Сбоку от грядок лежали собранные ею овощи.
При жизни Дейвида за садом и огородом ухаживал штатный работник, в придачу к нему нанимали еще и сезонных помощников. А теперь редких всплесков энтузиазма Дорис явно не хватало, и потихоньку растения стали возвращаться к своему первобытно-исходному состоянию.
Как ни странно, но экзамены, еще совсем недавно казавшиеся ей самым страшным испытанием в жизни, утеряли свою значимость. Все было вытолкнуто на обочину осмыслением места Брюса в ее жизни. Дорис безжалостно гнала эти мысли, но раз за разом неизменно возвращалась к тому, что произошло между ними во время последней случайной встречи. Будучи от природы человеком честным и искренним, она подвергла себя жестокой критике. Конечно, Брюс своим несносным поведением просто вынудил ее быть не в меру резкой и грубой, и тем не менее, она корила себя за это. Еще больше она корила себя за другое – чувственная реакция на действия Брюса не осталась незамеченной им и его дальнейшие действия доказывали, что он не намерен отказываться от вполне возможной, по его мнению, победы.
Она понимала, что отвадить Брюса Кейпшоу очень сложно. Этот человек привык добиваться поставленных целей, чего бы это ни стоило. Кроме того, Брюс не сомневался, что Дорис, как и он сам, не видит ничего предосудительного в коротких, ни к чему не обязывающих связях. Вот об этом она и сожалела больше всего, сознавая, что в определенном смысле своим поведением и отдельными высказываниями дала основание для такого вывода. Любопытно, что сказал бы этот нахал, узнав подлинную ситуацию? Господи! Бред какой – опасная соблазнительница, не успевшая потерять невинность!
Даже если бы неприязнь к Брюсу у нее не была бы столь непримиримой, все равно Дорис не была способна на легкие романы, как вообразил себе Кейпшоу. Но что делать, философски решила она, большинство в мире составляют такие, как он, и подобные ему. Ей пришло в голову, что, наверное, просто невозможно найти сочетание такого темперамента и страстности, которыми обладал Брюс, с необходимым уровнем воспитанности и джентльменства.
Однако при воспоминании об объятиях этого невозможного человека груди Дорис набухли, а тело расслабилось, и физическая нагрузка в огороде здесь была ни при чем.
Будь ты проклят! – в сердцах подумала она о Брюсе по пути на кухню. Ей хотелось поскорее избавиться от овощей, которые едва умещались в руках.
– Ах, какая Золушка с грязными ладошками! У вас жуткая привычка все время преподносить мне сюрпризы. Я-то ведь был уверен, что вы не из тех, кто может пожертвовать маникюром, чтобы там ни случилось.
– Опять вы! – Женщина повернулась на его голос так резко, что овощи разлетелись по всей кухне.
Брюс сидел на краю длинного строганного соснового стола, наблюдая за ее действиями с невозмутимостью сфинкса. Она инстинктивно сжала в кулаки свои пальцы с черной каймой под ногтями.
А Брюс продолжил свои странные комплименты:
– А мордочка прямо как у замарашки.
Откровенно издеваясь, он попытался отколупнуть пальцем кусочек засохшей грязи на ее руке, но Дорис успела увернуться.
– Какого черта вам здесь надо? – Ее глаза метали молнии, а сердце колотилось часто-часто. Она знала, что сейчас произойдет что-то малоприятное для нее, и от этого засосало под ложечкой. Дорис была зла на Брюса, что он опять вторгся в ее дом и при этом выглядел победителем. Себя же она осуждала за то, что его настойчивость не вызывала в ее душе необходимого протеста.
– Я ждал вас, – ответил он, нарочито безразличным взглядом окидывая ее майку с глубоким вырезом, открывающим весьма откровенно грудь, и замызганные джинсы, маловатые ей и из-за этого обрисовывающие бедра со всеми их изгибами.
Сам Брюс выглядел весьма элегантно – высокий, атлетически сложенный, с надменным выражением на лице.
– Не станете же вы отрицать, что у нас с вами назначено свидание, – поинтересовался он равнодушно-насмешливым голосом.
– Не совсем так, – заметила Дорис. – В прошлый раз вы распорядились, чтобы я прибыла на встречу с вами. Что было, то было. Но у меня есть одна неоспоримая привилегия – я могу проигнорировать ваши распоряжения. Кстати, хочу напомнить, что опять вы вломились в чужие владения, – меня ведь еще не выселили отсюда.
– Я позволил себе посетить вас только потому, что принял ваше молчание в прошлый раз за согласие, – пояснил Брюс крайне сухо, полуприкрыв глаза, напоминавшие сейчас по цвету мятный ликер. Но тут же они открылись шире, когда он с чувством внутреннего удовлетворения заметил, что Дорис залилась густым румянцем в ответ на его утверждение.
– Как бы там ни было, я не намерена потакать вашему гнусному поведению. – Брюс был явно озадачен непонятной для него агрессивностью. А она продолжила атаку: – Ваше право превратить Блэквуд в пристанище для скучающих толстосумов, но пока это мой дом и я имею право на неприкосновенность в нем.
Как ей жалко Блэквуд! Умом Дорис понимала, что на такой шаг Патрика наверняка толкнули какие-то неизвестные ей обстоятельства, но все равно испытывала стыд, как будто и она тоже предавала этот старый дом.
– Конечно, вы имеете право на неприкосновенность, – согласился с ней Брюс. – Но дело в том, что, как я уже сказал, принял ваше молчание за согласие.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49