Свою выгоду высматривают! В кого же ты такая — наивная, да легковерная? А нам их деньги нужнее! Мы их в оборот пустим. Знаешь, сколько денег на реформу торгового павильона надо? Иди отсюда! Решила народ жалеть — нечего на базар ходить, дура полоротая!
Острым взглядом выдернув дусика из напирающей на оцепление толпы, Мамай наклонился к молодцу с косой саженью в плечах и внушительной кобурой на поясе. Процедил какие-то важные слова вполголоса, и молодец рванулся рысью к Валентину Борисовичу, схватил его за шиворот и повалил перед узкими пронзительными очами своего начальника.
— Ну, здравствуй, собачий сын! — ласково молвил Мамай под подхалимские смешки ближайшей челяди. — Руководить с утра пораньше палатками пришел? Молодец! Видно делового человека издалека! Максимов, клешни грязные свои у него с горла подбери! Встань, Валя, подымись! На-кося, ручку мою поцелуй!
И, краснея от унижения, дусик с чувством чмокнул птичью лапку Мамая.
— Вот и ладно, Валя, — тихо сказал ему Мамай, — спасибо, что не возгордился, геройствовать перед чухней базарной не начал. Народ-то надо все-таки в уважении к приличным людям держать. Сам видишь, каждый день какие-нибудь непонятки случаются. А нам сегодня еще две зоны оффшорные до вечера открывать, выручку дневную и партийные взносы за полгода туда перекидывать. Дел-то — непроворот! Стой рядышком молча, я сейчас перед народом над тобой выкомыривать для вида стану.
Что-то еще стал кричать Мамай Ишимбаевич дусику глумливое и нарочито оскорбительное, но тому уже было не тонкой чувствительности при радостно гогочущих народных массах. Вспомнил он вдруг этот тихий шепоток в коридорах своего учреждения: «Мамай прошел! К Самому прошел, без доклада!», и стал до него доходить весь партийный расклад, в котором повезло ему лишь по чистой случайности. Можно сказать, как фраеру повезло. Понял он, что ничего не меняется в жизни за просто так, а все по-прежнему меняется по руководящей воле партийного руководства. Главное, как и прежде, не терять головы, шибко разными демократизациями не увлекаться, а нос держать по ветру. Да и давно такое надо было учудить, если честно. Сколько же это можно с разной шантрапой в равенство заигрывать? Какие они все ему в жопу «товарищи»?..
От больших, судьбоносных для всей страны мыслей дусика неожиданно отвлекли короткие и болезненные тычки в грудь и визги Мамая Ишимбаевича прямо в ухо: «Ты, — кричит, — сына своего сюда мне пришли, Сокольничка! Научу я его, как со своим народом бороться рыночными методами!»
Сколько ему Валентин Борисович не подмигивал, не шептал громким свистящим шепотом про бета-гамму, разошедшийся под истерический хохот толпы Мамай и слушать ничего не желал. Тут уж дусика принялись выпихивать в грудь от Мамая к прилавку с периодикой потерявшие терпение секьюрити. И хотя пихались они осторожно, приговаривая втихомолку: «В четверг, сразу после закрытия рынка, возле амбара! Пошел-пошел, товарищ боевой!» Но дусик все оборачивался к Мамаю, чтобы еще раз мигнуть ему на счет Женечки. Такой уж был папаша сознательный! Однако, оглянувшись еще раз, дусик, наконец, понял всю сложность своего положения. Из зеркальных тонированных витрин центрального павильона за спиной Мамая на него подслеповато таращилась Вилена Рэмовна…
Тут же к дусику баба подошла какая-то, потребовала в накладной за периодику расписаться. Пересчитала с ним все газетки с телепрограммами и горскопами, проверила целлофан на порнонушных журнальчиках… С отдельной гордостью за профессию помогла красиво расставить книжки восходящей литературной звезды ихней области. Отошла в сторонку, полюбовалась стендом, вздохнула с обожанием и любовью, да и подалась другие точки затоваривать. Как только она скрылась за рядами прилавков, дусик и сам решил полюбопытствовать, что за полиграфическую продукцию ему предстоит народу впаривать. Оглянулся, значит, да чуть окончательно с дуба не рухнул! Это, братцы, что-то! Представляете, стоите вы в киоске, где вам еще до четверга стоять и сам четверг продержаться, а позади ровной шеренгой выстроилось пятнадцать романов повышенного спроса! И с каждой обложки скалится ваша супруга на фоне молодых людей в темных очках возле иномарок, развязных красоток в одних ажурных чулках и разнообразного стрелкового оружия. Не то, чтобы похожа слегка, а прямо своей рожей широко улыбается, спутать невозможно, хотя и подписана не Елена Матвеевна такая-то, а как-то шиворот-навыворт: «Матвея Еленова». Дусик, бля, чуть о прилавок кумполом не приложился. Потом увидел, что никто вокруг такую знаменитую авторшу с ним, вроде, напрямую не ассоциирует, а еще опосля вспомнил про сегодня вечером, так хоть немного приободрился. Тем и держался.
* * *
А на вечер у дусика то самое мероприятие было запланировано. Все, вроде продумал он заранее, все согласовал. Участники ночной акции выстроились заранее в родной подворотне с мешковиной, рогожей и капроновыми веревками. Одна из Марковн вышла на видное место и отмашку дала. Стоят, значит, ждут. И дусик ждет, и Колька, гостеприимно расстеленный ковер в прихожей ждет… А Фенька уже и дождаться не чает! Все ждут, однако нестыковка тут происходит, небольшая заминка. Елена Матвеевна, хотя дусик ей флакон патентованного сонного зелья в солдатский кисель и свекольную запеканку напополам сыпанул, неудержимо работает, что-то пишет, пишет и, что характерно, ни в одном глазу, как говорится…
Надо заметить, что усиленно работала Елена Матвеевна над собственными мемуарами. В отличие от дусика, стабильная психика сразу и бесповоротно позволила ей удивительно органично вписаться в наступившие изменения жизненных обстоятельств. Стала Елена Матвеевна народной сказительницей, мифы и легенды нового времени она стала складывать, чем заслужила необыкновенную популярность и огромную народную признательность. Дусик-то на счет такой петрушки не в курсах был, радовался, что к нему не пристают, если честно.
Первый роман Елены Матвеевны назывался, вроде, «Мертвые еще на многое годятся». Что-то такое, как помнится. Пришла она с этим романом в издательство, где сидел такой же, как дусик, спущенный сверху парашютист. Сидел он в терзаниях и мучительных размышлениях о собственной участи. Нет, главное, всех в нормальные места спустили, хоть к палаткам на рынке, да пристроили! А его, за пустячную провинность на давнишнем слете доярок-ударниц пятилетки, послали подальше к просвещению масс в самый разгар приватизации и создания первичного частного капитала — Тургенева и Пушкина для народа печатать. Денег дали мало, поэтому редактор их понемногу тратил на прожитье, по-житейски рассудив, что Пушкину и Тургеневу бабки уже не понадобятся.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23
Острым взглядом выдернув дусика из напирающей на оцепление толпы, Мамай наклонился к молодцу с косой саженью в плечах и внушительной кобурой на поясе. Процедил какие-то важные слова вполголоса, и молодец рванулся рысью к Валентину Борисовичу, схватил его за шиворот и повалил перед узкими пронзительными очами своего начальника.
— Ну, здравствуй, собачий сын! — ласково молвил Мамай под подхалимские смешки ближайшей челяди. — Руководить с утра пораньше палатками пришел? Молодец! Видно делового человека издалека! Максимов, клешни грязные свои у него с горла подбери! Встань, Валя, подымись! На-кося, ручку мою поцелуй!
И, краснея от унижения, дусик с чувством чмокнул птичью лапку Мамая.
— Вот и ладно, Валя, — тихо сказал ему Мамай, — спасибо, что не возгордился, геройствовать перед чухней базарной не начал. Народ-то надо все-таки в уважении к приличным людям держать. Сам видишь, каждый день какие-нибудь непонятки случаются. А нам сегодня еще две зоны оффшорные до вечера открывать, выручку дневную и партийные взносы за полгода туда перекидывать. Дел-то — непроворот! Стой рядышком молча, я сейчас перед народом над тобой выкомыривать для вида стану.
Что-то еще стал кричать Мамай Ишимбаевич дусику глумливое и нарочито оскорбительное, но тому уже было не тонкой чувствительности при радостно гогочущих народных массах. Вспомнил он вдруг этот тихий шепоток в коридорах своего учреждения: «Мамай прошел! К Самому прошел, без доклада!», и стал до него доходить весь партийный расклад, в котором повезло ему лишь по чистой случайности. Можно сказать, как фраеру повезло. Понял он, что ничего не меняется в жизни за просто так, а все по-прежнему меняется по руководящей воле партийного руководства. Главное, как и прежде, не терять головы, шибко разными демократизациями не увлекаться, а нос держать по ветру. Да и давно такое надо было учудить, если честно. Сколько же это можно с разной шантрапой в равенство заигрывать? Какие они все ему в жопу «товарищи»?..
От больших, судьбоносных для всей страны мыслей дусика неожиданно отвлекли короткие и болезненные тычки в грудь и визги Мамая Ишимбаевича прямо в ухо: «Ты, — кричит, — сына своего сюда мне пришли, Сокольничка! Научу я его, как со своим народом бороться рыночными методами!»
Сколько ему Валентин Борисович не подмигивал, не шептал громким свистящим шепотом про бета-гамму, разошедшийся под истерический хохот толпы Мамай и слушать ничего не желал. Тут уж дусика принялись выпихивать в грудь от Мамая к прилавку с периодикой потерявшие терпение секьюрити. И хотя пихались они осторожно, приговаривая втихомолку: «В четверг, сразу после закрытия рынка, возле амбара! Пошел-пошел, товарищ боевой!» Но дусик все оборачивался к Мамаю, чтобы еще раз мигнуть ему на счет Женечки. Такой уж был папаша сознательный! Однако, оглянувшись еще раз, дусик, наконец, понял всю сложность своего положения. Из зеркальных тонированных витрин центрального павильона за спиной Мамая на него подслеповато таращилась Вилена Рэмовна…
Тут же к дусику баба подошла какая-то, потребовала в накладной за периодику расписаться. Пересчитала с ним все газетки с телепрограммами и горскопами, проверила целлофан на порнонушных журнальчиках… С отдельной гордостью за профессию помогла красиво расставить книжки восходящей литературной звезды ихней области. Отошла в сторонку, полюбовалась стендом, вздохнула с обожанием и любовью, да и подалась другие точки затоваривать. Как только она скрылась за рядами прилавков, дусик и сам решил полюбопытствовать, что за полиграфическую продукцию ему предстоит народу впаривать. Оглянулся, значит, да чуть окончательно с дуба не рухнул! Это, братцы, что-то! Представляете, стоите вы в киоске, где вам еще до четверга стоять и сам четверг продержаться, а позади ровной шеренгой выстроилось пятнадцать романов повышенного спроса! И с каждой обложки скалится ваша супруга на фоне молодых людей в темных очках возле иномарок, развязных красоток в одних ажурных чулках и разнообразного стрелкового оружия. Не то, чтобы похожа слегка, а прямо своей рожей широко улыбается, спутать невозможно, хотя и подписана не Елена Матвеевна такая-то, а как-то шиворот-навыворт: «Матвея Еленова». Дусик, бля, чуть о прилавок кумполом не приложился. Потом увидел, что никто вокруг такую знаменитую авторшу с ним, вроде, напрямую не ассоциирует, а еще опосля вспомнил про сегодня вечером, так хоть немного приободрился. Тем и держался.
* * *
А на вечер у дусика то самое мероприятие было запланировано. Все, вроде продумал он заранее, все согласовал. Участники ночной акции выстроились заранее в родной подворотне с мешковиной, рогожей и капроновыми веревками. Одна из Марковн вышла на видное место и отмашку дала. Стоят, значит, ждут. И дусик ждет, и Колька, гостеприимно расстеленный ковер в прихожей ждет… А Фенька уже и дождаться не чает! Все ждут, однако нестыковка тут происходит, небольшая заминка. Елена Матвеевна, хотя дусик ей флакон патентованного сонного зелья в солдатский кисель и свекольную запеканку напополам сыпанул, неудержимо работает, что-то пишет, пишет и, что характерно, ни в одном глазу, как говорится…
Надо заметить, что усиленно работала Елена Матвеевна над собственными мемуарами. В отличие от дусика, стабильная психика сразу и бесповоротно позволила ей удивительно органично вписаться в наступившие изменения жизненных обстоятельств. Стала Елена Матвеевна народной сказительницей, мифы и легенды нового времени она стала складывать, чем заслужила необыкновенную популярность и огромную народную признательность. Дусик-то на счет такой петрушки не в курсах был, радовался, что к нему не пристают, если честно.
Первый роман Елены Матвеевны назывался, вроде, «Мертвые еще на многое годятся». Что-то такое, как помнится. Пришла она с этим романом в издательство, где сидел такой же, как дусик, спущенный сверху парашютист. Сидел он в терзаниях и мучительных размышлениях о собственной участи. Нет, главное, всех в нормальные места спустили, хоть к палаткам на рынке, да пристроили! А его, за пустячную провинность на давнишнем слете доярок-ударниц пятилетки, послали подальше к просвещению масс в самый разгар приватизации и создания первичного частного капитала — Тургенева и Пушкина для народа печатать. Денег дали мало, поэтому редактор их понемногу тратил на прожитье, по-житейски рассудив, что Пушкину и Тургеневу бабки уже не понадобятся.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23