Наконец, крайне встревоженный, он покидает свой наблюдательный пост и возвращается к изголовью болящей, которая с огромным усилием отрывает голову от подушки.
– Не скрывайте от меня ничего, Бласко. Скажите, что вы там увидели… – просит она слабым голосом.
– Я чуть не подумал самое худшее. Мне показалось, что ваш брат повесился на суку большого дуба.
Аделаида сдавленным голосом вскрикивает:
– Не-е-ет! – и падает на подушку.
Священник преклоняет колена рядом с кроватью и спешит успокоить ее:
– Не тревожьтесь, Аделаида, я сказал, что мне показалось, будто ваш брат… Но это не он, это только его доспехи.
Аделаида сверлит его недоверчивым взглядом.
– Его доспехи? С чего бы это вдруг Никомед вздумал вешать на дерево свои рыцарские доспехи? Если он сделал это, значит, сошел с ума! Бог лишил его разума…
Большие, лихорадочно блестящие глаза Аделаиды наполняются слезами.
Рамондо находит Никомеда, который поджаривает курчонка
Опустив голову и бормоча ругательства по адресу сбежавшего Никомеда, Рамондо приближается к навесу.
– Барон – барахло, трепло… Барон – индюк, говнюк… Барон – дурак, мудак…
Вдруг он поднимает голову и, к величайшему своему удивлению, видит метрах в десяти от себя, под навесом, кого бы вы думали? Барона Никомеда, который развел костерок и жарит на нем курчонка.
Сразу же размякнув при виде еды и все простив хозяину, Рамондо прибавляет шаг и, сладострастно щурясь, втягивает носом чудесный запах.
– А где это вы его нашли?
– Не нашел. А сделал то, что должен сделать слуга, когда кончается еда. То есть украл.
Рамондо привязывает мула к дереву, и тут до него доносятся издалека призывные крики:
– Цып-цьщ-цьш! Цьш-цып-цьш!
Оглянувшись на замок, Рамондо замечает по ту сторону рва беременную девчонку и с ухмылкой поворачивается к барону:
– Украл, скажете тоже… Вам-то легко украсть, какой с вас спрос, вы же хозяин.
Никомед окидывает слугу испепеляющим взором и, сняв с огня зажаренного курчонка, кладет его на плоский отполированный камень.
– Намотай себе на ус: этого цыпленка я украл у неверных! Так что моя кража – проявление воинской доблести!
И он начинает старательно резать цыпленка, искоса поглядывая на Рамондо.
– Но если вам кажется, что красть нехорошо, я, конечно, не стану заставлять вас есть этого курчонка, господин. В конце концов, вы хозяин, – говорит Никомед с улыбкой и показывает Рамондо наколотую на острие ножа четвертинку цыпленка.
Слуга уже хочет схватить кусок, но Никомед отдергивает руку.
И тут Рамондо поднимает крик:
– Дай сюда, stultissimus famulus!
Никомед безмолвно повинуется.
Трехсотшестидесятый день похода. Никомед не намерен спешить к смертному одру сестры
Ясный весенний день. Своим обычным размеренным и твердым шагом Никомед все описывает круги по проторенной дорожке.
Рядом с ним священник Бласко: он в чем-то горячо убеждает барона.
За ними, чуть приотстав, следуют Рамондо и мул.
Время от времени Рамондо «комментирует» слова Никомеда, гримасничая или стукая себя кулаком по лбу: он явно возмущен несокрушимым упрямством хозяина, который ведет себя так нахально и всем своим видом показывает, что слова священника его нисколько не трогают.
– Родственные чувства, чувство милосердия, – говорит Бласко, – обязывают вас сию же минуту прервать поход и вернуться в замок, чтобы сказать последнее «прости» своей сестре Аделаиде, которая вот-вот покинет нас навсегда.
Никомед отвечает священнику, даже не глядя на него и говоря о себе в третьем лице:
– Сегодня утром Никомед ди Калатрава и его оруженосец Рамондо вознесли Богу молитву, чтобы возблагодарить его за то, что с его помощью они смогли преодолеть столько препятствий на своем пути. Вернуться назад значило бы нанести оскорбление Господу, одарявшему нас милостью своей все эти долгие двенадцать месяцев.
– Вы, вероятно, меня не поняли! Ваша сестра при смерти и хочет вас видеть…
– Никомед ди Калатрава начал свой поход, не испытывая особой веры, а только по настоянию сестры и домашнего священника…
Бласко не выдерживает:
– Но это же было в ваших интересах!
Никомед игнорирует его реплику и, махнув рукой, словно отгоняя от лица муху, продолжает:
– …Много трудностей преодолел он на своем пути и даже… убил человека. И теперь никто не сможет заставить его презреть обязательства, которые он добровольно возложил на себя.
Священник делает несколько шагов в молчании, потом, тянется к Никомеду и шепчет ему на ухо:
– Кредиторы могут завладеть собственностью Аделаиды. Нужна ваша подпись, не то они сумеют добиться раздела имущества.
Барон ускоряет шаг и отвечает нарочито громко, отметая тем самым какую бы то ни было возможность конфиденциальности:
– Никомед знает, что церковь с ее безграничной властью и хитростью сможет убедить его сестру Аделаиду отказаться от своей части собственности в пользу брата-крестоносца.
Бласко вынужден сделать короткую пробежку, чтобы догнать успевшего уйти вперед Никомеда.
– Так ведь именно для этого нужна ваша подпись.
– По возвращении Никомед признает своей любую подпись, которая будет стоять под завещанием.
Священник некоторое время колеблется, раздумывая, не могут ли слова Никомеда послужить ключом к разрешению задачи, но потом, мотнув головой, окончательно отвергает такой выход из положения:
– Я еще раз взываю к вашим родственным чувствам! Сжальтесь же над умирающей сестрой…
– Сестра Никомеда ди Калатравы всегда жаждала смерти как первой ступеньки к столь желанной святости. Так что Никомед может лишь приветствовать это событие: оно приблизит осуществление надежды его сестры.
Четырехсотый день похода. Рамондо замечает похоронную процессию: Аделаида умерла
Усталый, оборванный, голодный Рамондо тщетно пытается взобраться на высокое дерево, на котором все еще поблескивают рыцарские доспехи барона.
Никомед, держа мула под уздцы, подбадривает слугу:
– Ну, давай, давай, осталось немного.
Рамондо делает еще одну попытку и в который раз опять соскальзывает.
– Очень уж я ослаб, господин, и без вашей помощи, думаю, мне на это дерево не вскарабкаться.
Никомед подходит и помогает слуге, придерживая его за ноги и подталкивая вверх.
– Смотри хорошенько вон в том направлении и скажи, видишь ли ты там, вдали, город Дамаск?
Рамондо, напрягая зрение, смотрит в сторону замка.
– Вижу, как из ворот выходит похоронная процессия, господин. Наверняка это ваша сестра: на гробе покровы с гербами рода ди Калатравы. Никомед реагирует на его слова досадливым жестом:
– Не говори глупостей, Рамондо.
– Да мне ж все очень хорошо видно, господин. А вон и падре Бласко, и еще дочка дровосека с младенцем на руках. Эх, вот бы и мне оказаться на этих похоронах…
Вконец рассерженный, Никомед бьет кулаком по висящим на одном из нижних стульев доспехам, и грохот металла оглашает окрестности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16