Запомнилось ему, например, как красиво стреляли танки трассирующими снарядами во время ночных стрельб – такой фейерверк он и по телевизору не видел; запомнилось, как пускали прямо над их позициями с самолетов ракеты «воздух-земля» и казалось, что такая ракета летит тебе точно между глаз, хотя цели у них были далеко, за много километров. Солдаты не выдерживали, выскакивали из окопов и бежали вслед за ракетами, они бы тоже бежали, если бы не было в селе, где располагался штаб, магазина и если бы не было в том магазине убийственного для организма плодово-ягодного вина – они пили это вино и смеялись над трусливыми солдатами, у которых не было денег, чтобы купить себе «Dutch courage».
А как-то и Рудаки испугался не на шутку. Во время рейда в тыл условного противника, где задание у них было разбросать листовки, спрятались они переждать светлое время в стогу и, естественно, скоро заснули. Проснулся Рудаки от толчка и вместо ожидаемого условного противника или, не дай бог, контролеров увидел перед своим носом суровый черный глаз и над ним зловещий рог и подумал спросонок, что оказался он в аду, несмотря на атеизм и робкие попытки вести праведную жизнь. Корова, видимо, испугалась еще сильнее, когда он выскочил из стога, размахивая автоматом, и поскакала в поле, задрав от испуга хвост.
Больше ничего он о маневрах не помнил, они как-то незаметно закончились и сбылось смутное ощущение Африки вплоть до тощих собак.
10. Тощие собаки
Где-то Рудаки слышал, кто-то ему рассказал, кажется, на работе шеф делился сведениями, почерпнутыми из журнала «Наука и жизнь», что свинья отличается от других животных и человека одним удивительным свойством – вроде называется оно приемистостью и состоит в том, что, убегая, свинья точно соизмеряет свою скорость со скоростью преследователя, и потому догнать ее невозможно – между ней и преследователем всегда остается разрыв.
«Мне бы такое качество сейчас, – думал он, – мне бы уметь так, но не свинья я, увы, не свинья, – он осторожно выглянул из-за дерева и обвел глазами окружающий горный пейзаж, но его преследователей нигде не было видно. Это его немного успокоило. – Неужто, надоело за мной по горам бегать, пресловутая восточная лень победила?»
Рудаки посмотрел вверх, на крону дерева, за которым прятался, на ветки с колючками, листьев на ветках не было – зима. «Акация, должно быть, – решил он, – а может, – он усмехнулся, – а может, и анчар. К нему и птица не летит, и тигр нейдет… Где-то в этих местах должен он произрастать, если не выдумал его классик». И он опять высунулся из-за дерева, на этот раз немного дальше и тут же их увидел: все трое залегли за гребнем невысокой каменной россыпи – виднелся край головного платка и из-за камней торчали стволы винтовок.
Как только он высунулся, ствол одной винтовки дернулся и пуля с противным завыванием взрыла песок не далее чем в полуметре от дерева. Он нырнул обратно за дерево одновременно со звуком выстрела – сухой треск многократно повторило эхо в недалеких горах. За первым выстрелом раздалось еще два, но пули в этот раз ушли куда-то далеко в сторону.
Надо рвануть к горам, решился он и, оттолкнувшись от дерева, побежал в сторону ближайшей скальной гряды. Вслед ему раздалось несколько выстрелов, но пули опять ушли далеко в сторону. Он обернулся на бегу и увидел, что преследователи бегут за ним, подоткнув полы своих длинных черных плащей. Выстрелов больше не было.
«Живым хотят взять, – думал он на бегу, хватая ртом воздух. – Зачем я им? Кто же это такие? Не солдаты, и на полицейских не похожи. Армия дикая какая-нибудь, „батька“ какой-нибудь местный, но это не нубийцы, судя по одежде, а явные арабы. Впрочем, какая разница. Какая разница, к кому в руки попасть. Хрен редьки не слаще. Возьмут в заложники белого гяура, выкуп будут требовать в лучшем случае, а кто за меня выкуп даст?»
Горы были недалеко, обычные африканские горы: невысокие, почти без растительности рыжие и желтые скалы, но все же это было укрытие, все-таки это было лучше, чем тот хилый «анчар», за которым он укрывался. В горах должны быть ущелья, долины какие-нибудь, ручьи – он судорожно сглотнул, пить хотелось жутко. «И пещеры, – думал он, – и пещеры там должны быть. В пещере и ночь пересидеть можно или до темноты переждать, а потом уйти».
Он помнил карту и знал, что горы эти небольшие и невысокие и за ними опять начинается пустыня, а за ней на большой реке находится город – железнодорожная станция, он даже название помнил, дурацкое такое название – Ом-дурман.
– Омдурман, – бормотал он на бегу, с хрипом втягивая воздух в легкие, – Омдурман, – он бежал уже по гладким скальным плитам, которыми начинались горы, – ближе всех были две рыжие скалы, и между ними виднелся узкий проход. – Туда добраться надо, до этой щели, – хрипел он, – там спрятаться где-то, пересидеть до темноты и потом в Омдурман. Омдурман, – повторял он как заклинание и бежал вверх, к проходу между скалами, по гладким плитам, бежал сначала на двух ногах, но потом, когда подъем стал круче, побежал на четвереньках.
«Сейчас, – думал он, – сейчас стрелять опять начнут». Раздались почти одновременно два выстрела. Одна пуля ударила в плиту рядом с ним. Он подпрыгнул, в отчаянном прыжке влетел в проход между скалами и, не удержавшись на ногах, плашмя растянулся на щебенке, покрывавшей дно расселины. Раздался треск еще двух или трех выстрелов, завыли рикошетившие от скал пули.
«Зачем они стреляют? Они же меня уже не видят. Поднялись бы сюда и тогда стреляли. Сейчас, сейчас сюда поднимутся, надо вставать», – приказывал он себе, но встать не было сил и он лежал ничком и, стараясь унять одышку и сердце, прислушивался к звукам.
Его преследователи были, наверное, недалеко – их голоса слышались как будто совсем рядом, но слов он уловить не мог, как ни старался, разобрал только одно слово «ма-леш» – любимое арабами слово, которое означает что-то вроде «не важно», или «пускай», или «брось».
Он уже не знал теперь, насколько ему удалось от них оторваться – во время своего последнего рывка оглянуться он никак не мог, – но, в любом случае, они были недалеко, скорее всего, остановились там, где начинались плоские каменные плиты, и стреляли оттуда наугад. Плиты были скользкие, как будто отполированные, и карабкаться по ним с винтовками было бы не просто.
Наконец он осторожно выглянул из расселины. Арабы действительно расположились у края гладких скальных плит и расположились, судя по всему, прочно. Они сидели на плитах, а один даже полулежал на своем расстеленном плаще, глядя вверх, на скалы; винтовки лежали рядом. Все курили и пили воду из фляги, передавая ее друг другу. Изредка кто-то из них что-то говорил, показывая рукой на скалы, в которых прятался Рудаки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55
А как-то и Рудаки испугался не на шутку. Во время рейда в тыл условного противника, где задание у них было разбросать листовки, спрятались они переждать светлое время в стогу и, естественно, скоро заснули. Проснулся Рудаки от толчка и вместо ожидаемого условного противника или, не дай бог, контролеров увидел перед своим носом суровый черный глаз и над ним зловещий рог и подумал спросонок, что оказался он в аду, несмотря на атеизм и робкие попытки вести праведную жизнь. Корова, видимо, испугалась еще сильнее, когда он выскочил из стога, размахивая автоматом, и поскакала в поле, задрав от испуга хвост.
Больше ничего он о маневрах не помнил, они как-то незаметно закончились и сбылось смутное ощущение Африки вплоть до тощих собак.
10. Тощие собаки
Где-то Рудаки слышал, кто-то ему рассказал, кажется, на работе шеф делился сведениями, почерпнутыми из журнала «Наука и жизнь», что свинья отличается от других животных и человека одним удивительным свойством – вроде называется оно приемистостью и состоит в том, что, убегая, свинья точно соизмеряет свою скорость со скоростью преследователя, и потому догнать ее невозможно – между ней и преследователем всегда остается разрыв.
«Мне бы такое качество сейчас, – думал он, – мне бы уметь так, но не свинья я, увы, не свинья, – он осторожно выглянул из-за дерева и обвел глазами окружающий горный пейзаж, но его преследователей нигде не было видно. Это его немного успокоило. – Неужто, надоело за мной по горам бегать, пресловутая восточная лень победила?»
Рудаки посмотрел вверх, на крону дерева, за которым прятался, на ветки с колючками, листьев на ветках не было – зима. «Акация, должно быть, – решил он, – а может, – он усмехнулся, – а может, и анчар. К нему и птица не летит, и тигр нейдет… Где-то в этих местах должен он произрастать, если не выдумал его классик». И он опять высунулся из-за дерева, на этот раз немного дальше и тут же их увидел: все трое залегли за гребнем невысокой каменной россыпи – виднелся край головного платка и из-за камней торчали стволы винтовок.
Как только он высунулся, ствол одной винтовки дернулся и пуля с противным завыванием взрыла песок не далее чем в полуметре от дерева. Он нырнул обратно за дерево одновременно со звуком выстрела – сухой треск многократно повторило эхо в недалеких горах. За первым выстрелом раздалось еще два, но пули в этот раз ушли куда-то далеко в сторону.
Надо рвануть к горам, решился он и, оттолкнувшись от дерева, побежал в сторону ближайшей скальной гряды. Вслед ему раздалось несколько выстрелов, но пули опять ушли далеко в сторону. Он обернулся на бегу и увидел, что преследователи бегут за ним, подоткнув полы своих длинных черных плащей. Выстрелов больше не было.
«Живым хотят взять, – думал он на бегу, хватая ртом воздух. – Зачем я им? Кто же это такие? Не солдаты, и на полицейских не похожи. Армия дикая какая-нибудь, „батька“ какой-нибудь местный, но это не нубийцы, судя по одежде, а явные арабы. Впрочем, какая разница. Какая разница, к кому в руки попасть. Хрен редьки не слаще. Возьмут в заложники белого гяура, выкуп будут требовать в лучшем случае, а кто за меня выкуп даст?»
Горы были недалеко, обычные африканские горы: невысокие, почти без растительности рыжие и желтые скалы, но все же это было укрытие, все-таки это было лучше, чем тот хилый «анчар», за которым он укрывался. В горах должны быть ущелья, долины какие-нибудь, ручьи – он судорожно сглотнул, пить хотелось жутко. «И пещеры, – думал он, – и пещеры там должны быть. В пещере и ночь пересидеть можно или до темноты переждать, а потом уйти».
Он помнил карту и знал, что горы эти небольшие и невысокие и за ними опять начинается пустыня, а за ней на большой реке находится город – железнодорожная станция, он даже название помнил, дурацкое такое название – Ом-дурман.
– Омдурман, – бормотал он на бегу, с хрипом втягивая воздух в легкие, – Омдурман, – он бежал уже по гладким скальным плитам, которыми начинались горы, – ближе всех были две рыжие скалы, и между ними виднелся узкий проход. – Туда добраться надо, до этой щели, – хрипел он, – там спрятаться где-то, пересидеть до темноты и потом в Омдурман. Омдурман, – повторял он как заклинание и бежал вверх, к проходу между скалами, по гладким плитам, бежал сначала на двух ногах, но потом, когда подъем стал круче, побежал на четвереньках.
«Сейчас, – думал он, – сейчас стрелять опять начнут». Раздались почти одновременно два выстрела. Одна пуля ударила в плиту рядом с ним. Он подпрыгнул, в отчаянном прыжке влетел в проход между скалами и, не удержавшись на ногах, плашмя растянулся на щебенке, покрывавшей дно расселины. Раздался треск еще двух или трех выстрелов, завыли рикошетившие от скал пули.
«Зачем они стреляют? Они же меня уже не видят. Поднялись бы сюда и тогда стреляли. Сейчас, сейчас сюда поднимутся, надо вставать», – приказывал он себе, но встать не было сил и он лежал ничком и, стараясь унять одышку и сердце, прислушивался к звукам.
Его преследователи были, наверное, недалеко – их голоса слышались как будто совсем рядом, но слов он уловить не мог, как ни старался, разобрал только одно слово «ма-леш» – любимое арабами слово, которое означает что-то вроде «не важно», или «пускай», или «брось».
Он уже не знал теперь, насколько ему удалось от них оторваться – во время своего последнего рывка оглянуться он никак не мог, – но, в любом случае, они были недалеко, скорее всего, остановились там, где начинались плоские каменные плиты, и стреляли оттуда наугад. Плиты были скользкие, как будто отполированные, и карабкаться по ним с винтовками было бы не просто.
Наконец он осторожно выглянул из расселины. Арабы действительно расположились у края гладких скальных плит и расположились, судя по всему, прочно. Они сидели на плитах, а один даже полулежал на своем расстеленном плаще, глядя вверх, на скалы; винтовки лежали рядом. Все курили и пили воду из фляги, передавая ее друг другу. Изредка кто-то из них что-то говорил, показывая рукой на скалы, в которых прятался Рудаки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55